Профессор, видимо, страдал от этого, и я однажды слышал, как он говорил:
"Лидочка, нельзя же так... ты почти голая!"
Лидия Михайловна не выносила никаких замечаний: все, что она делала, было прекрасно, оригинально и мило!.. Я думаю, что свои недостатки она знала хорошо, но была уверена, что даже недостатки ее имеют какую-то своеобразную прелесть!.. Так думают все женщины... Поэтому в каждом замечании, хотя бы самом осторожном и ласковом, она видела только желание оскорбить ее.
"Ну и прекрасно!" - ответила она.
"Что же тут прекрасного?" - тихо, с мучительным выражением бессилия сказал профессор.
"Все! - вызывающим тоном бессмысленно ответила она. - Хочу и буду!"
И прибавила, очевидно, на какое-то возражение, которого я не расслышал:
"Ну да, и разденусь!"
Я поскорее ушел.
В то время я уже не благоговел перед нею, а потому эти слова - голая, разденусь - пробудили во мне нечистое чувство. Я долго ходил по саду, смотрел на звезды, на темные деревья, а в темноте передо мной колыхалось нагое женское тело, ее тело.
Профессор окликнул меня. Может быть, он хотел убедиться, что я не слышал разговора, или ему самому захотелось пройтись, но он тихо пошел рядом со мною. Не помню, о чем мы тогда говорили, но под его серьезный тихий голос мне стало стыдно своих мыслей и страшно, что Он может догадаться о них.
Ложась спать, я напряженно и с юношеским энтузиазмом думал о том, как помочь этому человеку, как открыть ему глаза на его жену. Мне все казалось, что он просто обманывается на ее счет, не видит ее грубости, пошлости и легкомыслия. Я, конечно, был очень наивен в эту минуту, но мысли у меня были хорошие, светлые.
А вышло совсем не то!.. Я сам шлепнулся в ту грязь, из которой хотел вытащить другого, и в этом виновата та же проклятая баба!.. Случилось это так: однажды вечером Лидия Михайловна предложила мне покататься на лодке. За садом протекала полноводная и спокойная река... Был там лес; с одного берега темные старые дубы, а с другого - камыши и ольховые рощи.
Я сидел на веслах, а Лидия Михайловна на руле. Одета она была в какой-то длинный Легкий капот, надетый, вероятно, или на очень тонкую сорочку, или прямо на голое тело. Под этим капотом отчетливо была видна ее фигура, которая местами даже просвечивала, и это волновало меня. В сумерках казалось, что глаза у нее очень темные и смотрят все время на меня. Оттого, что не видно было их выражения, они казались загадочными, русалочьими.
Началось с того, что Лидия Михайловна стала расспрашивать, какие женщины мне нравятся. Ее вообще только такие сюжеты и занимали!.. Разговор этот еще больше волновал меня, и я инстинктивно старался не смотреть на нее.
"Ну, а я вам нравлюсь?" - неожиданно спросила она и при этом засмеялась. Нехорошо засмеялась...
Должно быть, я здорово покраснел, потому что мне вдруг стало страшно жарко. Но я хотел быть смелым и мужественным, а потому ответил грубовато:
"Очень!"
"Вот как!" - захохотала она и брызнула в меня водой.
Потом мы говорили о модном романе, герой которого нечаянно увидел героиню в купальне. Надо вам сказать, что за последнее время мы только при профессоре и Ниночке не говорили на такие темы, а как только оставались вдвоем, Лидия Михайловна сейчас же сводила разговор на любовь, флирт и тому подобное. Я уже понимал, что я ей нравлюсь, что моя молодость и свежесть щекочут ей нервы, и все время меня не оставляло скверное ощущение, что совершаю что-то подлое. Но молодость брала свое, и я не мог не искать этих разговоров.
И вот, когда мы проплывали мимо купальни, белевшей на берегу под дубами, как-то так случилось, что мы оба посмотрели в ту сторону и, должно быть, одна и та же мысль пришла в голову обоим. Мысль эта испугала меня, точно я в пропасть заглянул, даже голова у меня закружилась. Мы встретились глазами и поняли друг друга.
"А вы хотели бы видеть меня... как я купаюсь?" - вдруг спросила Лидия Михайловна и неловко засмеялась опять.
"Хотел бы!" - ответил я через силу и изо всех сил стал грести дальше.
Довольно долго мы плыли молча. Я чувствовал, что у меня дрожат руки и ноги и во всем теле какая-то сладкая истома. Лидия Михайловна сидела неподвижно, уронив одну руку в воду, и о чем-то напряженно думала. И я боялся угадать ее мысли.
Река делала крутой поворот, а за ним уже начинались поля и большое село.
"Поедем назад", - точно очнувшись, сказала Лидия Михайловна.
Я послушно повернул лодку, и мы опять вплыли в лес. Было уже довольно темно. И вот когда мы опять поравнялись с купальней, Лидия Михайловна потянулась и сказала, глядя в сторону:
"А знаете, я и в самом деле выкупаюсь. Я люблю купаться по вечерам. Чувствуешь себя какой-то русалкой, и кажется, что за тобой из-за кустов подсматривает какой-то... фавн".
Чувство мое было похоже на испуг. В эту минуту я уже знал, что будет, и растерялся. Мне стало вдруг душно и тоскливо.
"Ну, подъезжайте же!" - сказала она с нетерпением, точно ей было досадно, что я так трушу.
Нечего делать, я пристал к берегу и вздрогнул, когда лодка со скрипом вползла на песок.
Она ушла в купальню, а я остался у лодки. Было совсем темно, кругом стояли темные таинственные деревья, вода была какая-то странная, и в ней колыхались отражения первых звезд. В купальне слышался шорох, потом раздался плеск воды, и на середине реки, светлой от темных берегов, показалась голова Лидии Михайловны.
Я глаз от нее оторвать не мог. Под водой, колыхавшейся вокруг, я угадывал ее тело, и мне было почти больно от воспаленного воображения.
Лидия Михайловна поплыла обратно и скрылась в купальне. Плеск воды затих. Она вышла. Не могу вам передать, что я переживал в те минуты: я знал, что она хочет, чтобы я пришел, я говорил себе, что такой момент, может быть, никогда не повторится, что надо пользоваться случаем, а в то же время уверял себя, что просто у меня грязное воображение и все это мне показалось... Тут она меня позвала.
Я не узнал ее голоса, до того странным он мне показался, и ответил тоже каким-то чужим, не своим голосом.
"Что это вас совсем не слышно? Вы здесь?.. Я боюсь!" - крикнула она.
Тогда я встал и пошел... Она вскрикнула, когда увидела меня в купальне, и замахала руками.
"Нельзя, нельзя, я еще не одета!"
Но я уже не мог уйти и, кажется, только глупо улыбался, шаг за шагом приближаясь к ней. Лидия Михайловна была уже в капоте, но я сразу увидел, что капот наброшен на голое тело кое-как, нарочно, а рубашка ее лежит на скамье. Я подошел к ней совершенно молча. Она так же молча оттолкнула меня, не спуская с меня темных, непонятных глаз, и выражение у нее было злое, животное.
А когда все кончилось, сел на скамейку и закурил. Говорить я не мог, а она быстро одевалась при мне,, и я испытывал жгучее наслаждение, смешанное с отвращением оттого, что уже имел право сидеть и смотреть, как она одевается.
1 2 3 4 5 6 7
"Лидочка, нельзя же так... ты почти голая!"
Лидия Михайловна не выносила никаких замечаний: все, что она делала, было прекрасно, оригинально и мило!.. Я думаю, что свои недостатки она знала хорошо, но была уверена, что даже недостатки ее имеют какую-то своеобразную прелесть!.. Так думают все женщины... Поэтому в каждом замечании, хотя бы самом осторожном и ласковом, она видела только желание оскорбить ее.
"Ну и прекрасно!" - ответила она.
"Что же тут прекрасного?" - тихо, с мучительным выражением бессилия сказал профессор.
"Все! - вызывающим тоном бессмысленно ответила она. - Хочу и буду!"
И прибавила, очевидно, на какое-то возражение, которого я не расслышал:
"Ну да, и разденусь!"
Я поскорее ушел.
В то время я уже не благоговел перед нею, а потому эти слова - голая, разденусь - пробудили во мне нечистое чувство. Я долго ходил по саду, смотрел на звезды, на темные деревья, а в темноте передо мной колыхалось нагое женское тело, ее тело.
Профессор окликнул меня. Может быть, он хотел убедиться, что я не слышал разговора, или ему самому захотелось пройтись, но он тихо пошел рядом со мною. Не помню, о чем мы тогда говорили, но под его серьезный тихий голос мне стало стыдно своих мыслей и страшно, что Он может догадаться о них.
Ложась спать, я напряженно и с юношеским энтузиазмом думал о том, как помочь этому человеку, как открыть ему глаза на его жену. Мне все казалось, что он просто обманывается на ее счет, не видит ее грубости, пошлости и легкомыслия. Я, конечно, был очень наивен в эту минуту, но мысли у меня были хорошие, светлые.
А вышло совсем не то!.. Я сам шлепнулся в ту грязь, из которой хотел вытащить другого, и в этом виновата та же проклятая баба!.. Случилось это так: однажды вечером Лидия Михайловна предложила мне покататься на лодке. За садом протекала полноводная и спокойная река... Был там лес; с одного берега темные старые дубы, а с другого - камыши и ольховые рощи.
Я сидел на веслах, а Лидия Михайловна на руле. Одета она была в какой-то длинный Легкий капот, надетый, вероятно, или на очень тонкую сорочку, или прямо на голое тело. Под этим капотом отчетливо была видна ее фигура, которая местами даже просвечивала, и это волновало меня. В сумерках казалось, что глаза у нее очень темные и смотрят все время на меня. Оттого, что не видно было их выражения, они казались загадочными, русалочьими.
Началось с того, что Лидия Михайловна стала расспрашивать, какие женщины мне нравятся. Ее вообще только такие сюжеты и занимали!.. Разговор этот еще больше волновал меня, и я инстинктивно старался не смотреть на нее.
"Ну, а я вам нравлюсь?" - неожиданно спросила она и при этом засмеялась. Нехорошо засмеялась...
Должно быть, я здорово покраснел, потому что мне вдруг стало страшно жарко. Но я хотел быть смелым и мужественным, а потому ответил грубовато:
"Очень!"
"Вот как!" - захохотала она и брызнула в меня водой.
Потом мы говорили о модном романе, герой которого нечаянно увидел героиню в купальне. Надо вам сказать, что за последнее время мы только при профессоре и Ниночке не говорили на такие темы, а как только оставались вдвоем, Лидия Михайловна сейчас же сводила разговор на любовь, флирт и тому подобное. Я уже понимал, что я ей нравлюсь, что моя молодость и свежесть щекочут ей нервы, и все время меня не оставляло скверное ощущение, что совершаю что-то подлое. Но молодость брала свое, и я не мог не искать этих разговоров.
И вот, когда мы проплывали мимо купальни, белевшей на берегу под дубами, как-то так случилось, что мы оба посмотрели в ту сторону и, должно быть, одна и та же мысль пришла в голову обоим. Мысль эта испугала меня, точно я в пропасть заглянул, даже голова у меня закружилась. Мы встретились глазами и поняли друг друга.
"А вы хотели бы видеть меня... как я купаюсь?" - вдруг спросила Лидия Михайловна и неловко засмеялась опять.
"Хотел бы!" - ответил я через силу и изо всех сил стал грести дальше.
Довольно долго мы плыли молча. Я чувствовал, что у меня дрожат руки и ноги и во всем теле какая-то сладкая истома. Лидия Михайловна сидела неподвижно, уронив одну руку в воду, и о чем-то напряженно думала. И я боялся угадать ее мысли.
Река делала крутой поворот, а за ним уже начинались поля и большое село.
"Поедем назад", - точно очнувшись, сказала Лидия Михайловна.
Я послушно повернул лодку, и мы опять вплыли в лес. Было уже довольно темно. И вот когда мы опять поравнялись с купальней, Лидия Михайловна потянулась и сказала, глядя в сторону:
"А знаете, я и в самом деле выкупаюсь. Я люблю купаться по вечерам. Чувствуешь себя какой-то русалкой, и кажется, что за тобой из-за кустов подсматривает какой-то... фавн".
Чувство мое было похоже на испуг. В эту минуту я уже знал, что будет, и растерялся. Мне стало вдруг душно и тоскливо.
"Ну, подъезжайте же!" - сказала она с нетерпением, точно ей было досадно, что я так трушу.
Нечего делать, я пристал к берегу и вздрогнул, когда лодка со скрипом вползла на песок.
Она ушла в купальню, а я остался у лодки. Было совсем темно, кругом стояли темные таинственные деревья, вода была какая-то странная, и в ней колыхались отражения первых звезд. В купальне слышался шорох, потом раздался плеск воды, и на середине реки, светлой от темных берегов, показалась голова Лидии Михайловны.
Я глаз от нее оторвать не мог. Под водой, колыхавшейся вокруг, я угадывал ее тело, и мне было почти больно от воспаленного воображения.
Лидия Михайловна поплыла обратно и скрылась в купальне. Плеск воды затих. Она вышла. Не могу вам передать, что я переживал в те минуты: я знал, что она хочет, чтобы я пришел, я говорил себе, что такой момент, может быть, никогда не повторится, что надо пользоваться случаем, а в то же время уверял себя, что просто у меня грязное воображение и все это мне показалось... Тут она меня позвала.
Я не узнал ее голоса, до того странным он мне показался, и ответил тоже каким-то чужим, не своим голосом.
"Что это вас совсем не слышно? Вы здесь?.. Я боюсь!" - крикнула она.
Тогда я встал и пошел... Она вскрикнула, когда увидела меня в купальне, и замахала руками.
"Нельзя, нельзя, я еще не одета!"
Но я уже не мог уйти и, кажется, только глупо улыбался, шаг за шагом приближаясь к ней. Лидия Михайловна была уже в капоте, но я сразу увидел, что капот наброшен на голое тело кое-как, нарочно, а рубашка ее лежит на скамье. Я подошел к ней совершенно молча. Она так же молча оттолкнула меня, не спуская с меня темных, непонятных глаз, и выражение у нее было злое, животное.
А когда все кончилось, сел на скамейку и закурил. Говорить я не мог, а она быстро одевалась при мне,, и я испытывал жгучее наслаждение, смешанное с отвращением оттого, что уже имел право сидеть и смотреть, как она одевается.
1 2 3 4 5 6 7