– Маме… – начал, было, отчим опять канючить.
– Не скажу, а теперь уходи, видеть тебя не могу.
Отчим, как побитый пес, скрылся за дверью. Анка поднялась с кресла, последний раз окинула взглядом маленькую комнату, где прожила все свои тринадцать лет, подхватила вещи и взяла со стола книгу, которая перевернула всю ее жизнь, дала больше, чем родители и школа вместе взятые. Твердой походкой пошла на полустанок, где даже не все поезда стоят больше минуты. И ни разу не оглянулась назад.
«Бросила всех, бросила всех, бросила…» – Стучит, бьется мысль загнанная перестуком колес на рельсы в мелькающие штрих кодом шпалы. Быстрее, быстрее оторваться на сотни километров от гиблого места. Ее будут искать. Мать будет биться в истерике, перед участковым милиционером, лавочные бабушки напряженно вынюхивать подробности, а отчим наверняка свалит на нее кражу денег. Ну и пусть. Они никогда не найдут ее. Никто не догадается что она уехала за учительницей. Да и вряд ли это серьезно. Как ребенок не умудренный житейским опытом сможет отыскать одну среди тысяч красивых женщин, может учительницу, а может актрису, с именем Екатерина Борисовна? Анка ехала к ней, и не хотела признаться даже себе, что отправилась в никуда.
В соседнем купе душно накурено, игроки в вист откупорили еще одну бутылку яблочного вина и шумно играют: «Сношу» «Беру взятку, „Онер“ „Подкинь болвану“ „У меня малый шлем!“. Помятый парнишка, на левой верхней лежанке, отсыпается после бурной свадьбы друга. Поезд остановился на какой-то большой станции. Долго стоит без движения. Скорее! Скорее! Нет сил ждать, когда, наконец, начальник станции даст зеленный свет, машинист поругается со стрелочником, а техническая служба с длинными молотками простучит все до единого колеса состава. Сорваться с места и продолжить движение самой, пешком, куда угодно, лишь бы не сидеть на месте. Благоразумие бессильно перед порывом. И когда нервный импульс пересилит голос благоразумия, человек вскакивает с места и бежит, бежит. Накопилось раздражение, и Анка встала в порыве покинуть поезд, рванула дверь и… Столкнулась с мужчиной, который заходил в купе.
Граф. Может, не граф, но лицо, одежда, и манера держаться? Такое бросается в глаза с первого взгляда. Очки-капельки в серебряной оправе легким сиреневым цветом чуть оттеняли глаза. На вид лет сорок пять. Глаза их встретились. Он чуть улыбнулся. Но так легко и умиротворенно, словно добрый волшебник, принесший удивительную весть: «А вы знаете, весна началась». Анка отступила назад, пропуская в купе пассажира.
– Привет! – сказал мужчина и поставил свой чемоданчик-дипломат на купейный столик, чуть наклонив голову с лысеющей макушкой. Эта лысина слегка разочаровала Анку. Но ведь совсем чуть-чуть видна лысина. А ей какое дело до этого мужчины?
– Здрасте, – тоже сказала Анка, не сводя взгляда с его удивительно добрых глаз.
– Ну что, так и будем стоять? Приглашай, хозяйка, в дом.
– Присаживайтесь… – все, что смогла придумать в ответ Анка.
– Виктор Семенович, – представился волшебник и протянул руку для знакомства.
– Анюта.
Почему она назвала свое имя именно так, как всегда говорил отчим? Анка пожала протянутую руку. Рука твердая, уверенного в себе человека, и в то же время мягкая, чуткая, не позволяющая причинить даже малейшего страдания. Обладателю такой руки сразу доверяешь подсознательно и до конца жизни. Так же, как и глазам доброго волшебника. Хочется говорить, говорить не останавливаясь. Доверительный, мягкий, выслушает и не осмеёт. Боже! Как долго Анка молчала – почти всю жизнь. Он внимательно и понимающе смотрит на нее, иногда, но к месту, задает вопросы. Вот он – тот попутчик, которому расскажешь все словно на исповеди.
– Хочешь есть? Пойдем в вагон-ресторан? – спросил Виктор Семенович, и тут же увидев замешательство девушки с улыбкой добавил. – Кто приглашает, тому и раскошеливаться.
Анка с радостью согласилась с восхищением подумав: «Какой он проницательный и умный!»
Ресторан! Впервые в жизни, пусть даже и вагон, но ресторан. «Гарсон», как шутливо назвал официанта Виктор Семенович, суетился обслуживая папашу с дочкой и уже предвкушал щедрые «чаевые». По виду дядька, при хороших деньгах, как отстегнет червонец, в довесок к заказу! Уж постараться надо.
– Давай выпьем с тобой за то, чтобы у тебя все получилось, – Виктор Семенович протягивает Анке бокал шампанского.
Она впервые видит, как прозрачная жидкость пузырится и играет в бокале, заглядывает в бокал и смотрит на весело скачущие пузырьки, пузырьки лопаются и смешно брызгаются на кончик носа. Много раз видела, как пьет отчим, но он пил как-то некрасиво, банально – водку жадными глотками. А здесь все по-другому, искорки за тонким стеклом, и пронзительный взгляд за синими очками. Пригубила сладкую, чуть терпкую жидкость.
Кровь ударила в лицо, стало нестерпимо хорошо, и у Анки развязался язык. Она щебечет, смеется доверительно поглядывая на собеседника. Он молчит, улыбается и плавно качает головой в знак согласия. Что же так поразило ее в этом взгляде? В нем был интерес, участие, но не было похоти, скользкого оценивающего блуждания по ее телу, откровенного раздевающего с хамской усмешкой. «Был бы он моим папой!» – внезапно подумала и замолчала на полуслове.
– И? – Виктор Семенович попытался продолжить прерванную фразу Анки.
– Ничего, – стушевалась она, потому что показалось: «А ведь он умеет угадывать мысли!»
– Ты сейчас подумала о доме?
– Откуда Вы узнали?
– Опыт.
Всего несколько часов, а уже как родные. Теперь дорога стала казаться слишком короткой. Уже ничего не стегало едким нетерпением, уже хотелось проскочить вокзал, Ладожское озеро, нырнуть в океан и ехать, ехать прямо, не сворачивая, куда ни будь. Поезд стремительно приближается к станции расставания, а так ничего толком и не рассказано. Неужели вот так подхватят свои чемоданчики и на перроне разойдутся в разные стороны? Он к своей жене, а она неизвестно куда, потому что ей вообще некуда идти. Она не знает города, не знает людей, она даже не придумала своих действий на будущее.
Ленинград. Вот вокзал. Сейчас они расстанутся навсегда, и никогда в жизни она не увидит его. Анка в панике наблюдает, как он тщательно собирает свои вещи, кладет в чемоданчик. Поднимается и берет дипломат. «Постойте же!» – так и хочется крикнуть. – «Не уходите!»
Он повернулся к ней и еще раз удивил ее своей простотой и лаконичностью:
– Чего сидишь? Пойдем.
И она схватила свои вещи, с облегчением пошла за ним. Виктор Семенович остановил такси, открыл для нее дверцу, сам сел на переднее сидение. Не спрашивает у нее, куда подвезти, значит, догадывается, что некуда.
Она идет за ним, как в гипнотическом трансе, поднимается по лестнице многоэтажки в квартиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11