Я не смею писать семьям погибших во время траура, но, похоже, они очень забывчивы – по крайней мере, они быстро забывают о постигшем их горе. Очень быстро. Лишь немногие приходят сюда и работают. Прошлым вечером здесь было совещание. Номинально, в комитет входят тридцать человек, присутствовали же только семь. – Он беспомощно поднял руки и продолжал: – Вы видите? Но я прав, я убежден, что прав. Это массовое уничтожение можно остановить за сутки.
Он бросил взгляд на входную дверь, словно услышал звонок, в глазах засветилось нетерпение – он был готов броситься к двери. Но оттуда не доносилось ни звука, и он снова повернулся к Роджеру:
– И все же, чем могу быть вам полезен? – сейчас его голос звучал тихо, спокойно.
– Не знаю, сможете ли, – так же спокойно сказал Роджер. – Я пытаюсь выяснить детали дорожного происшествия, которое произошло в Лайгейте примерно четыре года назад. Вы и некоторые члены наблюдательного комитета выступали свидетелями обвинения.
– Мы часто так делали, старший инспектор.
– Это была молодая женщина по фамилии Роули, она была беременна...
– А, миссис Роули, – сказал Уэйт и закрыл глаза, – миссис Роули, – повторил он и подошел к письменному столу.
Он сел за стол и правой рукой отодвинул пишущую машинку. Роджер внимательно посмотрел на нее: это была машинка фирмы "Коно", примерно двадцатилетней давности.
Подойдя ближе, он увидел, что машинка примерно того же типа и времени изготовления, как и та, на которой были напечатаны письма к Розмари Джексон.
Рядом лежали несколько конвертов с напечатанными адресами.
– Миссис Роули, – снова повторил Уэйт, в его голосе послышалось отчаяние, – странно, что вас заинтересовало именно это дело, старший инспектор. Это был как раз тот самый случай, когда мне была оказана самая большая общественная поддержка, – ни до, ни после ничего подобного не было. Очень печальные обстоятельства: женщина, готовящаяся стать матерью, – кстати, очень красивая женщина. Ее хорошо знали в Лайгейте. У меня были великолепные свидетели. Я работал над этим делом как никогда. По правде говоря, это дело едва не сломило мой дух.
– Что же в нем необычного?
– Поначалу ничего, – сказал Уэйт, – свидетели защиты были очень солидные. Как обычно, суд продемонстрировал пренебрежение к моему неофициальному наблюдательному комитету. Вердикт – "невиновен". Несколько дней общественность возмущалась, но вскоре все было забыто, и потом, потом, – продолжал проповедник, – я понял, что это дело и не следовало даже пытаться выиграть, потому что виновата была она сама, миссис Роули. В происшедшем, кроме нее самой, винить было некого. Я разговаривал со многими и в конце концов пришел к выводу, что дело, на которое я возлагал столь большие надежды, было абсолютно проигрышным. Возможна ли более горькая ирония, старший инспектор?
– Нет, – медленно произнес Роджер, – должно быть, это было очень горько. А что с наблюдательным комитетом? Он распался?
– Да. А вскоре я уехал из Лайгейта – из-за этого дела. Я понимал, что после этого надеяться на благоприятные результаты не приходится, но надо было продолжать борьбу. Не мог же я прекратить кампанию – крестовый поход – из-за одной ошибки! Но с того момента я начал терять поддержку общественности. Кое-что, конечно, оставалось, одна газета даже пожертвовала на кампанию деньги. Я получил множество писем от членов моей общины, они в какой-то мере погасили издержки кампании. Прежде я мог печатать плакаты, даже умудрился издать буклет тиражом сто тысяч. Я смог позволить себе выплачивать сотрудникам небольшую зарплату. Сейчас же я полагаюсь лишь на эпизодическую помощь, а плакаты рисуют дети на конкурсе в воскресной школе.
Он замолчал, и было видно, что его поглотили горькие мысли.
Но он не позволил им сокрушить себя. Тысячи людей сдались бы на его месте, но только не он, этот хрупкий человек с печальными глазами.
– Мистер Уэйт, – тихо произнес Роджер и взглянул на него.
– Да?
– Когда я только начинал служить в полиции, в Эппинг-Форест нашли труп женщины. Спустя восемнадцать лет я поймал убийцу, сейчас он в тюрьме, отбывает пожизненное заключение. Мне показалось, это воспоминание может заинтересовать вас.
Уэйт стоял почти неподвижно, руки чуть подняты, ноги расставлены – как боксер, приготовившийся к атаке. В серых глазах мелькнул огонек. После долгого молчания он сказал:
– Не знаю, что привело вас ко мне, старший инспектор, но слава Богу, что вы пришли. Должен признаться, я уже был готов все бросить. Я работаю над этой кампанией уже почти десять лет и почувствовал, что больше не смогу, не выдержу. Вы пристыдили меня. Я принимаю ваш упрек. Восемнадцать лет или восемьдесят, какое это имеет значение? Увижу ли я при жизни результат своих усилий или нет, какое это имеет значение? Вы знаете, с чего все началось, старший инспектор?
– Нет.
– Вот, – сказал Уэйт и подошел к каминной полке, на которой стояла фотография в рамке.
Это была старая, выцветшая фотография, вырезанная из газеты. Под фотографией была небольшая подпись:
«Миссис Л. Л. Уэйт, проживавшая по Ардит-роуд, 85, в пятницу днем была сбита частным автомобилем. Полученные телесные повреждения оказались смертельными. Возбуждено уголовное дело».
– Кто это? – спросил Роджер.
– Моя мать.
Новый штрих, теперь начала прослеживаться определенная логика. Женщина на фотографии выглядела молодой и очень миленькой – может быть, чересчур робкая и застенчивая, но, впрочем, какой еще могла быть мать этого человека?
– Я понимаю, – сказал Роджер, – итак...
Со стороны двери послышался какой-то звук. Уэйт встрепенулся: жизнь стала для него более важной, чем смерть. Потом раздался звонок, и Роджер наблюдал, как меняется выражение лица проповедника. Уэйт скрылся в прихожей, а Роджер быстро подошел к письменному столу, взял несколько конвертов и положил в карман. Потом взял еще один и стал внимательно его изучать. Его интересовала косо пробитая маленькая буква "с", слегка изломанная заглавная "Е" и "у", которая располагалась ниже, чем все остальные буквы.
Он слышал, как в коридоре Уэйт говорит:
– Ты все-таки пришла, – и женский голос ему отвечал: "Ну конечно же".
Письма для Розмари Джексон печатали здесь или, по крайней мере, на этой машинке.
* * *
Розмари Джексон разыскивала вся Англия. Ее фотографии были разосланы по всем лондонским и прилегающим к нему полицейским участкам, опубликованы во всех вечерних газетах страны – как обычно, с просьбой к гражданам, если им что-то известно о местонахождении этой женщины, немедленно сообщить в ближайший полицейский участок.
В полицию Плимута уже начали поступать сообщения, и пока Роджер Уэст находился в квартире Уэйта, дюжина полицейских допрашивала кучу "свидетелей".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Он бросил взгляд на входную дверь, словно услышал звонок, в глазах засветилось нетерпение – он был готов броситься к двери. Но оттуда не доносилось ни звука, и он снова повернулся к Роджеру:
– И все же, чем могу быть вам полезен? – сейчас его голос звучал тихо, спокойно.
– Не знаю, сможете ли, – так же спокойно сказал Роджер. – Я пытаюсь выяснить детали дорожного происшествия, которое произошло в Лайгейте примерно четыре года назад. Вы и некоторые члены наблюдательного комитета выступали свидетелями обвинения.
– Мы часто так делали, старший инспектор.
– Это была молодая женщина по фамилии Роули, она была беременна...
– А, миссис Роули, – сказал Уэйт и закрыл глаза, – миссис Роули, – повторил он и подошел к письменному столу.
Он сел за стол и правой рукой отодвинул пишущую машинку. Роджер внимательно посмотрел на нее: это была машинка фирмы "Коно", примерно двадцатилетней давности.
Подойдя ближе, он увидел, что машинка примерно того же типа и времени изготовления, как и та, на которой были напечатаны письма к Розмари Джексон.
Рядом лежали несколько конвертов с напечатанными адресами.
– Миссис Роули, – снова повторил Уэйт, в его голосе послышалось отчаяние, – странно, что вас заинтересовало именно это дело, старший инспектор. Это был как раз тот самый случай, когда мне была оказана самая большая общественная поддержка, – ни до, ни после ничего подобного не было. Очень печальные обстоятельства: женщина, готовящаяся стать матерью, – кстати, очень красивая женщина. Ее хорошо знали в Лайгейте. У меня были великолепные свидетели. Я работал над этим делом как никогда. По правде говоря, это дело едва не сломило мой дух.
– Что же в нем необычного?
– Поначалу ничего, – сказал Уэйт, – свидетели защиты были очень солидные. Как обычно, суд продемонстрировал пренебрежение к моему неофициальному наблюдательному комитету. Вердикт – "невиновен". Несколько дней общественность возмущалась, но вскоре все было забыто, и потом, потом, – продолжал проповедник, – я понял, что это дело и не следовало даже пытаться выиграть, потому что виновата была она сама, миссис Роули. В происшедшем, кроме нее самой, винить было некого. Я разговаривал со многими и в конце концов пришел к выводу, что дело, на которое я возлагал столь большие надежды, было абсолютно проигрышным. Возможна ли более горькая ирония, старший инспектор?
– Нет, – медленно произнес Роджер, – должно быть, это было очень горько. А что с наблюдательным комитетом? Он распался?
– Да. А вскоре я уехал из Лайгейта – из-за этого дела. Я понимал, что после этого надеяться на благоприятные результаты не приходится, но надо было продолжать борьбу. Не мог же я прекратить кампанию – крестовый поход – из-за одной ошибки! Но с того момента я начал терять поддержку общественности. Кое-что, конечно, оставалось, одна газета даже пожертвовала на кампанию деньги. Я получил множество писем от членов моей общины, они в какой-то мере погасили издержки кампании. Прежде я мог печатать плакаты, даже умудрился издать буклет тиражом сто тысяч. Я смог позволить себе выплачивать сотрудникам небольшую зарплату. Сейчас же я полагаюсь лишь на эпизодическую помощь, а плакаты рисуют дети на конкурсе в воскресной школе.
Он замолчал, и было видно, что его поглотили горькие мысли.
Но он не позволил им сокрушить себя. Тысячи людей сдались бы на его месте, но только не он, этот хрупкий человек с печальными глазами.
– Мистер Уэйт, – тихо произнес Роджер и взглянул на него.
– Да?
– Когда я только начинал служить в полиции, в Эппинг-Форест нашли труп женщины. Спустя восемнадцать лет я поймал убийцу, сейчас он в тюрьме, отбывает пожизненное заключение. Мне показалось, это воспоминание может заинтересовать вас.
Уэйт стоял почти неподвижно, руки чуть подняты, ноги расставлены – как боксер, приготовившийся к атаке. В серых глазах мелькнул огонек. После долгого молчания он сказал:
– Не знаю, что привело вас ко мне, старший инспектор, но слава Богу, что вы пришли. Должен признаться, я уже был готов все бросить. Я работаю над этой кампанией уже почти десять лет и почувствовал, что больше не смогу, не выдержу. Вы пристыдили меня. Я принимаю ваш упрек. Восемнадцать лет или восемьдесят, какое это имеет значение? Увижу ли я при жизни результат своих усилий или нет, какое это имеет значение? Вы знаете, с чего все началось, старший инспектор?
– Нет.
– Вот, – сказал Уэйт и подошел к каминной полке, на которой стояла фотография в рамке.
Это была старая, выцветшая фотография, вырезанная из газеты. Под фотографией была небольшая подпись:
«Миссис Л. Л. Уэйт, проживавшая по Ардит-роуд, 85, в пятницу днем была сбита частным автомобилем. Полученные телесные повреждения оказались смертельными. Возбуждено уголовное дело».
– Кто это? – спросил Роджер.
– Моя мать.
Новый штрих, теперь начала прослеживаться определенная логика. Женщина на фотографии выглядела молодой и очень миленькой – может быть, чересчур робкая и застенчивая, но, впрочем, какой еще могла быть мать этого человека?
– Я понимаю, – сказал Роджер, – итак...
Со стороны двери послышался какой-то звук. Уэйт встрепенулся: жизнь стала для него более важной, чем смерть. Потом раздался звонок, и Роджер наблюдал, как меняется выражение лица проповедника. Уэйт скрылся в прихожей, а Роджер быстро подошел к письменному столу, взял несколько конвертов и положил в карман. Потом взял еще один и стал внимательно его изучать. Его интересовала косо пробитая маленькая буква "с", слегка изломанная заглавная "Е" и "у", которая располагалась ниже, чем все остальные буквы.
Он слышал, как в коридоре Уэйт говорит:
– Ты все-таки пришла, – и женский голос ему отвечал: "Ну конечно же".
Письма для Розмари Джексон печатали здесь или, по крайней мере, на этой машинке.
* * *
Розмари Джексон разыскивала вся Англия. Ее фотографии были разосланы по всем лондонским и прилегающим к нему полицейским участкам, опубликованы во всех вечерних газетах страны – как обычно, с просьбой к гражданам, если им что-то известно о местонахождении этой женщины, немедленно сообщить в ближайший полицейский участок.
В полицию Плимута уже начали поступать сообщения, и пока Роджер Уэст находился в квартире Уэйта, дюжина полицейских допрашивала кучу "свидетелей".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53