Скажем, в годы войны Пронин был заброшен на оккупированную территорию — в Ригу, где ему пришлось служить в гестапо, продолжая свою тайную войну. Миссия народного заступника требует самоотречения. Вот Пронину и пришлось довольствоваться редкими дружескими посиделками за рюмкой коньяку — да и то в дни болезни, “на бюллетене”… Все эти выводы следуют из атмосферы “Голубого ангела” — повесть ведь не только про наших разведчиков и вражеских шпионов, она — о судьбе майора Пронина.
Домработница не была редкостью в квартирах совслужащих — даже в коммуналках. Наличие Агаши в судьбе одинокою контрразведчика вряд ли удивляло читателя. В те времена даже у руководителей среднего звена, у инженеров, был ненормированный рабочий день, чреватый ночными вызовами к начальству. Трудились с перенапряжением. Чтобы выжить в таком режиме, необходим домашний помощник “без претензий”. Выходцы из бедных деревень, новички в большом городе, соглашались на любую домашнюю работу за пустячное жалованье. Они становились членами семей, спали в специальных закутках, обедали вместе с хозяевами. Хозяева не должны были вести себя чванливо с домашней обслугой. Нэпманские замашки были не в чести: “У нас каждый труд почетен”. У майора Пронина, конечно, служила домоправительница, многократно проверенная компетентными людьми. Хлопотунье Агаше можно было доверять.
Овалов удачно сервировал один из наиболее выигрышных сюжетов: маэстро болен и потому не может принять участие в расследовании, не поддаваясь ни на какие уговоры. Больным мы встречаем Пронина уже в прологе и эпилоге — при общении с Оваловым. Там Железнов начинает рассказывать Овалову о тайне патефона “His Masters Voice” — и выясняется, что болезнь не отпускала майора Пронина на протяжении всего расследования. “Пневмония катархалис”, как торжественно выражаются врачи… Но для великих сыщиков пневмония, как и любое иное недомогание — это только тренировка артистизма. Таков был отшельник с Бейкер-стрит в рассказе “Шерлок Холмс при смерти”, таков и майор Пронин в своей московской отдельной квартире на Кузнецком.
В рассказах, которые автор вел и от своего имени, и от имени самого майора Пронина, характер героя раскрывался беглыми мазками — в выверенных действиях и лаконичных репликах. Жанр повести позволил Льву Овалову побольше рассказать о своем любимом герое. И это несмотря на то, что, как и Холмс в “Собаке Баскервилей”, значительную часть расследования Пронин перепоручает Виктору Железнову. Железное вырос в заметного чекиста, но ему не хватает “холодной головы”. Вообще Железнов-офицер уступает себе-мальчишке из рассказов о майоре Пронине. Он миновал период “юношеской гениальности”, когда — начиная со “Стакана воды” — Железное при Пронине превращается в Гастингса при Пуаро. Своей наивностью он оттеняет гений майора контрразведки. А ведь в первых рассказах совсем еще отрок Железное всякий раз выручал Пронина, был прозорлив и точен в прогнозах. И это несмотря на то, что, как и положено чекисту, Железное неустанно расширяет свой кругозор, изучает иностранные языки, пишет стихи и, наверное, по совету Пронина, “решает логарифмы”. Добавим, что в “Медной пуговице”, наконец, сполна проявляются лучшие качества Виктора Железнова — отважного разведчика в тылу врага.
Легкий жанр с трудом прививался на российской почве. Слово-то какое-то нерусское — “детектив”. Наши слова — “сыщик”, “разведчик”, “следователь”… Уже после Победы было найдено спасительное словосочетание — “военные приключения”. Такой жанр позволял сочетать документальность и вымысел, элементы фантастики и классического детектива. А главное — сочетать назидательность в патриотическом духе с острым, занимательным сюжетом. Пожалуй, идеологизация мирового детектива началась именно с советской приключенческой литературы. Это сейчас трудно представить себе американский боевик без идеи торжества гуманного, цивилизованного и политкорректного общества. Шерлок Холмс, оставаясь верным подданным ее величества королевы Виктории, все-таки был вне политики, вне идеологических баталий. Этого уже не скажешь о Джеймсе Бонде, о Рембо, и тем более об американских героях девяностых и следующих годов. Кажется, над советской Атлантидой сомкнулись воды холодной войны — но многие эстетические и идейные начала, открытые Октябрем, и поныне оказывают воздействие на мировую историю. Это и лозунги борьбы за мир, и идеи интернационализма, и половое равноправие, и даже антиклерикальные идеи. Пресловутая доктрина политкорректности вообще, при полном освещении, может показаться аппликацией из речей Михаила Андреевича Суслова.
3
Советский детектив, вплоть до шестидесятых годов — исключительно шпионский. Вражеская рука стоит за каждым преступлением — от неприятностей с колхозными курами до любого автомобильного происшествия. Даже любимые советские милицейские детективы хрущевских времен — “Дело № 306” и “Дело пестрых” — через головы уголовников приводят нас к самым опасным супостатам, шпионам. Характерный финал такой истории — специалисты с Петровки выполняют свою работу, и дело передается “для специального расследования” в КГБ СССР. Майору Пронину вообще не доводилось сталкиваться с уголовным миром. А ведь майор мог бы использовать сознательность наших социально близких уголовников, непримиримых к шпионажу: “Советская малина собралась на совет, советская малина врагу сказала “нет””. В предвоенные годы настоящие герои обязаны были ловить шпионов, на переднем краю классовой борьбы, борьбы систем. И позже национальными героями, породившими свою мифологию, станут разведчики Великой Отечественной, представленные писателями и кинематографистами. Место прозорливого майора Пронина займет штандартенфюрер фон Штирлиц, чемпион Берлина по теннису. В семидесятые годы, когда во всем мире массовая культура перехватила командные высоты, в СССР было немало претендентов на место майора Пронина. В те годы седовласые, да и молодые, эстеты были недовольны победительным маршем популярного, коммерческого искусства. Тогдашнее телевидение — вполне монастырское по нынешним временам — казалось рассадником низкого вкуса. В пестрой телевизионной элите смешались новые любимцы публики — академики, хоккеисты, актеры, передовики производств. В каждом из новых национальных героев было что-то от майора Пронина. Или Пронин — один из немногих в русской литературе литературных героев, изначально задуманный в традициях массовой культуры — был скроен по универсальной мерке?
Самыми известными следователями последних двух десятилетий Советского Союза были, пожалуй, лавровские ЗнаТоКи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Домработница не была редкостью в квартирах совслужащих — даже в коммуналках. Наличие Агаши в судьбе одинокою контрразведчика вряд ли удивляло читателя. В те времена даже у руководителей среднего звена, у инженеров, был ненормированный рабочий день, чреватый ночными вызовами к начальству. Трудились с перенапряжением. Чтобы выжить в таком режиме, необходим домашний помощник “без претензий”. Выходцы из бедных деревень, новички в большом городе, соглашались на любую домашнюю работу за пустячное жалованье. Они становились членами семей, спали в специальных закутках, обедали вместе с хозяевами. Хозяева не должны были вести себя чванливо с домашней обслугой. Нэпманские замашки были не в чести: “У нас каждый труд почетен”. У майора Пронина, конечно, служила домоправительница, многократно проверенная компетентными людьми. Хлопотунье Агаше можно было доверять.
Овалов удачно сервировал один из наиболее выигрышных сюжетов: маэстро болен и потому не может принять участие в расследовании, не поддаваясь ни на какие уговоры. Больным мы встречаем Пронина уже в прологе и эпилоге — при общении с Оваловым. Там Железнов начинает рассказывать Овалову о тайне патефона “His Masters Voice” — и выясняется, что болезнь не отпускала майора Пронина на протяжении всего расследования. “Пневмония катархалис”, как торжественно выражаются врачи… Но для великих сыщиков пневмония, как и любое иное недомогание — это только тренировка артистизма. Таков был отшельник с Бейкер-стрит в рассказе “Шерлок Холмс при смерти”, таков и майор Пронин в своей московской отдельной квартире на Кузнецком.
В рассказах, которые автор вел и от своего имени, и от имени самого майора Пронина, характер героя раскрывался беглыми мазками — в выверенных действиях и лаконичных репликах. Жанр повести позволил Льву Овалову побольше рассказать о своем любимом герое. И это несмотря на то, что, как и Холмс в “Собаке Баскервилей”, значительную часть расследования Пронин перепоручает Виктору Железнову. Железное вырос в заметного чекиста, но ему не хватает “холодной головы”. Вообще Железнов-офицер уступает себе-мальчишке из рассказов о майоре Пронине. Он миновал период “юношеской гениальности”, когда — начиная со “Стакана воды” — Железное при Пронине превращается в Гастингса при Пуаро. Своей наивностью он оттеняет гений майора контрразведки. А ведь в первых рассказах совсем еще отрок Железное всякий раз выручал Пронина, был прозорлив и точен в прогнозах. И это несмотря на то, что, как и положено чекисту, Железное неустанно расширяет свой кругозор, изучает иностранные языки, пишет стихи и, наверное, по совету Пронина, “решает логарифмы”. Добавим, что в “Медной пуговице”, наконец, сполна проявляются лучшие качества Виктора Железнова — отважного разведчика в тылу врага.
Легкий жанр с трудом прививался на российской почве. Слово-то какое-то нерусское — “детектив”. Наши слова — “сыщик”, “разведчик”, “следователь”… Уже после Победы было найдено спасительное словосочетание — “военные приключения”. Такой жанр позволял сочетать документальность и вымысел, элементы фантастики и классического детектива. А главное — сочетать назидательность в патриотическом духе с острым, занимательным сюжетом. Пожалуй, идеологизация мирового детектива началась именно с советской приключенческой литературы. Это сейчас трудно представить себе американский боевик без идеи торжества гуманного, цивилизованного и политкорректного общества. Шерлок Холмс, оставаясь верным подданным ее величества королевы Виктории, все-таки был вне политики, вне идеологических баталий. Этого уже не скажешь о Джеймсе Бонде, о Рембо, и тем более об американских героях девяностых и следующих годов. Кажется, над советской Атлантидой сомкнулись воды холодной войны — но многие эстетические и идейные начала, открытые Октябрем, и поныне оказывают воздействие на мировую историю. Это и лозунги борьбы за мир, и идеи интернационализма, и половое равноправие, и даже антиклерикальные идеи. Пресловутая доктрина политкорректности вообще, при полном освещении, может показаться аппликацией из речей Михаила Андреевича Суслова.
3
Советский детектив, вплоть до шестидесятых годов — исключительно шпионский. Вражеская рука стоит за каждым преступлением — от неприятностей с колхозными курами до любого автомобильного происшествия. Даже любимые советские милицейские детективы хрущевских времен — “Дело № 306” и “Дело пестрых” — через головы уголовников приводят нас к самым опасным супостатам, шпионам. Характерный финал такой истории — специалисты с Петровки выполняют свою работу, и дело передается “для специального расследования” в КГБ СССР. Майору Пронину вообще не доводилось сталкиваться с уголовным миром. А ведь майор мог бы использовать сознательность наших социально близких уголовников, непримиримых к шпионажу: “Советская малина собралась на совет, советская малина врагу сказала “нет””. В предвоенные годы настоящие герои обязаны были ловить шпионов, на переднем краю классовой борьбы, борьбы систем. И позже национальными героями, породившими свою мифологию, станут разведчики Великой Отечественной, представленные писателями и кинематографистами. Место прозорливого майора Пронина займет штандартенфюрер фон Штирлиц, чемпион Берлина по теннису. В семидесятые годы, когда во всем мире массовая культура перехватила командные высоты, в СССР было немало претендентов на место майора Пронина. В те годы седовласые, да и молодые, эстеты были недовольны победительным маршем популярного, коммерческого искусства. Тогдашнее телевидение — вполне монастырское по нынешним временам — казалось рассадником низкого вкуса. В пестрой телевизионной элите смешались новые любимцы публики — академики, хоккеисты, актеры, передовики производств. В каждом из новых национальных героев было что-то от майора Пронина. Или Пронин — один из немногих в русской литературе литературных героев, изначально задуманный в традициях массовой культуры — был скроен по универсальной мерке?
Самыми известными следователями последних двух десятилетий Советского Союза были, пожалуй, лавровские ЗнаТоКи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31