Но дым вернулся ко мне, и я закашлялся. Надсадно, с хрипами, как при раке или эмфиземе. Наконец приступ кашля прошел, и я вновь глянул в зеркало. Отражение сказало мне: «Ты совсем раскис, Маккоркл». Я кивнул и включил душ.
Одевшись, прошествовал на кухню. По пути постучал в дверь спальни для гостей, где я уложил Падильо. Я уже вскипятил воду и доканчивал первую чашку растворимого кофе, когда он появился на кухне. В том самом костюме, в котором прибыл в Америку. Я указал на чайник и банку растворимого кофе. Он кивнул, насыпал в чашку ложечку, залил кипятком, сел за стол, пригубил кофе.
— В своем номере в «Мэйфлауэр» тебя дожидается полный гардероб.
— Фредль? — спросил Падильо.
— Она собрала все, что нашла в твоей квартире в Бонне, и переправила сюда. Большая часть лежит в камере хранения, но кое-что висит в шкафу и разложено по полкам. Фредль говорит, что у тебя вкус лучше моего.
— У нее острый глаз.
— Тебе также принадлежит половина салуна, расположенного неподалеку отсюда. Если выберешь время, можешь заглянуть туда.
Падильо тщательно размешал кофе, затем закурил.
— Я ни на что не претендую, Мак.
— Возможно, некоторые придерживаются другого мнения, но ты два года управлял нашим боннским салуном, когда не гонялся за каким-нибудь шпионом. И где в твоем возрасте ты найдешь другую работу?
— Тут ты прав. И что у нас за салун?
— Зал на сто двадцать посадочных мест, не считая бара. Я привез с собой Карла, он старший бармен, и герра Хорста, он метрдотель. Я поднял его долю прибыли до шести процентов и не жалею об этом. Он того стоит. У нас двенадцать официантов, две разносчицы коктейлей, мальчики на побегушках и повара. Шеф-повара я выписал из Нью-Йорка. Если он трезвый, равных ему нет, а пьет он редко. Официанты работают посменно. Открываемся мы в половине двенадцатого, закрываемся в два часа ночи, за исключением пятницы, когда мы открыты только до полуночи.
— Салун приносит прибыль?
— И неплохую. Потом я покажу тебе все цифры.
— Кто к нам ходит?
— Цены я заложил высокие, но они готовы платить за качественное обслуживание и еду. Туристов почти не бывает, только во время каких-то конгрессов. Журналисты, чиновники с Капитолия, члены палаты представителей, заглядывают и сенаторы, военные, высокопоставленные сотрудники рекламных агентств, юридических контор, корпораций, скучающие жены Завсегдатаи — немецкие дипломаты и посольская братия. У нас они чувствуют себя как в Германии.
— Без тебя салун обойдется?
— Если у руля встанет Хорст, то да.
Падильо кивнул.
— А зачем понадобился номер в «Мэйфлауэр»?
— Для тебя. Он записан на твое имя. Это идея Фредль. Она с самого начала не верила, что тебя слопали рейнские угри, а когда пришла открытка из Африки, предложила снять тебе номер в отеле. Он пришелся весьма кстати. Иной раз мы могли поселить там наших друзей, если те не могли устроиться. И потом, с этих денег не берется подоходный налог. Обычные деловые расходы. Не возражает даже департамент налогов и сборов. И потом, должен же ты иметь вашингтонский адрес.
Наверное, мы говорили о салуне, потому что не хотели говорить о Фредль и о ее возможной участи. Мы выпили еще по чашечке.
— Ты всегда встаешь так рано?
— Я вообще сплю мало.
— Волнуешься?
— Просто в панике.
Падильо кивнул.
— Не удивительно. Даже хорошо, что мы рано поднялись. Дел у нас хватает.
— С чего мы начнем?
— С отеля. Сегодня утром мы должны посетить одну даму, а она придает большое значение внешнему виду.
— Как твой бок?
— Болит. Но рана неглубокая. Днем сделаем перевязку.
Я поставил чашки в раковину, выключил плиту, и на лифте мы спустились в вестибюль.
— Я вижу, лифт идет в подвал, — заметил Падильо. — Что там?
— Гараж.
— Со служителем?
— Нет, машину ставишь сам.
— Наверное, они пришли и ушли этим путем. С Фредль.
— Вероятно, да.
— Какая у тебя машина? Что-нибудь модное?
— "Стингрей". Фредль, из патриотических чувств, остановилась на «фольксвагене».
— Вообще-то автомобиль тебе нужен?
— Нет. Но в Америке принято иметь машину.
— А как ты добираешься до работы?
— Пешком.
— Далеко ли отсюда до «Мэйфлауэр»?
— Минут десять-пятнадцать прогулочным шагом, но, учитывая твой бок, мы возьмем такси.
Мы остановили машину и проползли шесть кварталов до «Мэйфлауэр» под ворчание водителя, честящего едущих на работу государственных служащих, автомобили которых запрудили улицу.
— Из-за этих мерзавцев я опоздаю на работу, — закончил он гневную тираду, затормозив у отеля.
— А где вы работаете? — поинтересовался я.
— В министерстве сельского хозяйства.
И, получив деньги, рванул с места, воспользовавшись разрывом в транспортном потоке.
Я представил Падильо заместителю управляющего отеля, не извинившись за его мятую одежду и трехдневную щетину, резонно рассудив, что мы без труда найдем другой отель, если их оскорбит появление в вестибюле бродяги. Но помощник управляющего ничем не выразил не только неудовольствия, но даже удивления и радушно приветствовал Падильо. Я попросил прислать нам завтрак на двоих, мы прошли в кабину лифта и поднялись наверх.
Я снял Падильо двухкомнатный «люкс». Первым делом он открыл стенной шкаф. Там висели несколько костюмов, два пиджака, три пары брюк, свитер и легкое пальто.
— Она выбрала мои любимые, — прокомментировал он вкус Фредль.
— Рубашки, носки и все остальное в ящиках. Там же и бритвенные принадлежности.
Он нашел все необходимое и скрылся в ванной. В гостиную вернулся в белой рубашке с черным галстуком, однобортном сером костюме и черных туфлях.
— С таким загаром обычно приезжают из Майами, — отметил я.
— Я поначалу оставил усы, но потом решил, что это перебор.
— Наши юные матроны будут от тебя в восторге.
Падильо оглядел гостиную. Ничего особенного. Диван, кофейный столик, три кресла, телевизор, письменный стол, накрытый стеклом, два-три стула, лампы, ковер на полу, деревенские пейзажи по стенам. Я также насчитал восемь пепельниц.
— Дома, — вырвалось у него.
— Когда ты уехал?
— Более десяти лет тому назад.
— И тебя пырнули ножом, едва ты сошел с корабля.
— Только тогда я и понял, что действительно вернулся домой.
В дверь постучали, и я не преминул сказать Падильо, что службы отеля работают как часы. Он открыл дверь, но на пороге возник отнюдь не официант со столиком на колесах, а двое дружелюбного вида мужчин. Один даже улыбнулся и спросил, может ли он поговорить с мистером Падильо.
— Я — мистер Падильо.
— Я — Чарльз Уинрайтер, а это — Ли Айкер, — говоривший возвышался на голову над своим спутником. — Мы из Федерального бюро расследований, — оба они извлекли из карманов бумажники с удостоверениями и протянули их Падильо, точно следуя должностной инструкции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Одевшись, прошествовал на кухню. По пути постучал в дверь спальни для гостей, где я уложил Падильо. Я уже вскипятил воду и доканчивал первую чашку растворимого кофе, когда он появился на кухне. В том самом костюме, в котором прибыл в Америку. Я указал на чайник и банку растворимого кофе. Он кивнул, насыпал в чашку ложечку, залил кипятком, сел за стол, пригубил кофе.
— В своем номере в «Мэйфлауэр» тебя дожидается полный гардероб.
— Фредль? — спросил Падильо.
— Она собрала все, что нашла в твоей квартире в Бонне, и переправила сюда. Большая часть лежит в камере хранения, но кое-что висит в шкафу и разложено по полкам. Фредль говорит, что у тебя вкус лучше моего.
— У нее острый глаз.
— Тебе также принадлежит половина салуна, расположенного неподалеку отсюда. Если выберешь время, можешь заглянуть туда.
Падильо тщательно размешал кофе, затем закурил.
— Я ни на что не претендую, Мак.
— Возможно, некоторые придерживаются другого мнения, но ты два года управлял нашим боннским салуном, когда не гонялся за каким-нибудь шпионом. И где в твоем возрасте ты найдешь другую работу?
— Тут ты прав. И что у нас за салун?
— Зал на сто двадцать посадочных мест, не считая бара. Я привез с собой Карла, он старший бармен, и герра Хорста, он метрдотель. Я поднял его долю прибыли до шести процентов и не жалею об этом. Он того стоит. У нас двенадцать официантов, две разносчицы коктейлей, мальчики на побегушках и повара. Шеф-повара я выписал из Нью-Йорка. Если он трезвый, равных ему нет, а пьет он редко. Официанты работают посменно. Открываемся мы в половине двенадцатого, закрываемся в два часа ночи, за исключением пятницы, когда мы открыты только до полуночи.
— Салун приносит прибыль?
— И неплохую. Потом я покажу тебе все цифры.
— Кто к нам ходит?
— Цены я заложил высокие, но они готовы платить за качественное обслуживание и еду. Туристов почти не бывает, только во время каких-то конгрессов. Журналисты, чиновники с Капитолия, члены палаты представителей, заглядывают и сенаторы, военные, высокопоставленные сотрудники рекламных агентств, юридических контор, корпораций, скучающие жены Завсегдатаи — немецкие дипломаты и посольская братия. У нас они чувствуют себя как в Германии.
— Без тебя салун обойдется?
— Если у руля встанет Хорст, то да.
Падильо кивнул.
— А зачем понадобился номер в «Мэйфлауэр»?
— Для тебя. Он записан на твое имя. Это идея Фредль. Она с самого начала не верила, что тебя слопали рейнские угри, а когда пришла открытка из Африки, предложила снять тебе номер в отеле. Он пришелся весьма кстати. Иной раз мы могли поселить там наших друзей, если те не могли устроиться. И потом, с этих денег не берется подоходный налог. Обычные деловые расходы. Не возражает даже департамент налогов и сборов. И потом, должен же ты иметь вашингтонский адрес.
Наверное, мы говорили о салуне, потому что не хотели говорить о Фредль и о ее возможной участи. Мы выпили еще по чашечке.
— Ты всегда встаешь так рано?
— Я вообще сплю мало.
— Волнуешься?
— Просто в панике.
Падильо кивнул.
— Не удивительно. Даже хорошо, что мы рано поднялись. Дел у нас хватает.
— С чего мы начнем?
— С отеля. Сегодня утром мы должны посетить одну даму, а она придает большое значение внешнему виду.
— Как твой бок?
— Болит. Но рана неглубокая. Днем сделаем перевязку.
Я поставил чашки в раковину, выключил плиту, и на лифте мы спустились в вестибюль.
— Я вижу, лифт идет в подвал, — заметил Падильо. — Что там?
— Гараж.
— Со служителем?
— Нет, машину ставишь сам.
— Наверное, они пришли и ушли этим путем. С Фредль.
— Вероятно, да.
— Какая у тебя машина? Что-нибудь модное?
— "Стингрей". Фредль, из патриотических чувств, остановилась на «фольксвагене».
— Вообще-то автомобиль тебе нужен?
— Нет. Но в Америке принято иметь машину.
— А как ты добираешься до работы?
— Пешком.
— Далеко ли отсюда до «Мэйфлауэр»?
— Минут десять-пятнадцать прогулочным шагом, но, учитывая твой бок, мы возьмем такси.
Мы остановили машину и проползли шесть кварталов до «Мэйфлауэр» под ворчание водителя, честящего едущих на работу государственных служащих, автомобили которых запрудили улицу.
— Из-за этих мерзавцев я опоздаю на работу, — закончил он гневную тираду, затормозив у отеля.
— А где вы работаете? — поинтересовался я.
— В министерстве сельского хозяйства.
И, получив деньги, рванул с места, воспользовавшись разрывом в транспортном потоке.
Я представил Падильо заместителю управляющего отеля, не извинившись за его мятую одежду и трехдневную щетину, резонно рассудив, что мы без труда найдем другой отель, если их оскорбит появление в вестибюле бродяги. Но помощник управляющего ничем не выразил не только неудовольствия, но даже удивления и радушно приветствовал Падильо. Я попросил прислать нам завтрак на двоих, мы прошли в кабину лифта и поднялись наверх.
Я снял Падильо двухкомнатный «люкс». Первым делом он открыл стенной шкаф. Там висели несколько костюмов, два пиджака, три пары брюк, свитер и легкое пальто.
— Она выбрала мои любимые, — прокомментировал он вкус Фредль.
— Рубашки, носки и все остальное в ящиках. Там же и бритвенные принадлежности.
Он нашел все необходимое и скрылся в ванной. В гостиную вернулся в белой рубашке с черным галстуком, однобортном сером костюме и черных туфлях.
— С таким загаром обычно приезжают из Майами, — отметил я.
— Я поначалу оставил усы, но потом решил, что это перебор.
— Наши юные матроны будут от тебя в восторге.
Падильо оглядел гостиную. Ничего особенного. Диван, кофейный столик, три кресла, телевизор, письменный стол, накрытый стеклом, два-три стула, лампы, ковер на полу, деревенские пейзажи по стенам. Я также насчитал восемь пепельниц.
— Дома, — вырвалось у него.
— Когда ты уехал?
— Более десяти лет тому назад.
— И тебя пырнули ножом, едва ты сошел с корабля.
— Только тогда я и понял, что действительно вернулся домой.
В дверь постучали, и я не преминул сказать Падильо, что службы отеля работают как часы. Он открыл дверь, но на пороге возник отнюдь не официант со столиком на колесах, а двое дружелюбного вида мужчин. Один даже улыбнулся и спросил, может ли он поговорить с мистером Падильо.
— Я — мистер Падильо.
— Я — Чарльз Уинрайтер, а это — Ли Айкер, — говоривший возвышался на голову над своим спутником. — Мы из Федерального бюро расследований, — оба они извлекли из карманов бумажники с удостоверениями и протянули их Падильо, точно следуя должностной инструкции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50