Собственный нож Долфа, который и теперь торчал у него за поясом, сослужил ему за эти две недели хорошую службу. Но можно ли вообразить что-нибудь более прекрасное, чем этот богато отделанный кинжал в кожаных ножнах?
Он спросил оружейника о цепе. Кинжал стоил двадцать серебряных монет. Долф вздохнул. У него не было ничего.
А что, если…
Он вспомнил про кошелек с деньгами, засунутый в задний карман джинсов. Как же он сразу не сообразил! За все четырнадцать дней мысль о деньгах ли разу не приходила ему в голову. Впрочем, что толку здесь от голландских гульденов, рейксдаалдеров и кваартье? Тем не менее он важным жестом достал кошелек, нащупал в нем один из двух рейксдаалдеров, показал монету торговцу. Тот лишь издевательски ухмыльнулся:
— Целая серебряная монета — подумаешь богатство! Двадцать серебряных динариев — и кинжал твой. — Но что-то в этой монете привлекло внимание торговца. — Откуда деньги?
— Из Голландии.
— Никогда не видел голландских монет. Если хочешь обменять их, отправляйся на соседнюю улицу, найдешь там лавку старого еврея.
Долф так и поступил. Спустя немного времени он стоял в темпом коридорчике лавки. В голове у него складывался дерзкий план. Нет, он не собирался покупать кинжал, но…
— Я хочу обменять эти деньги на монеты, которые в ходу у вас, — заявил Долф, выкладывая на стол два рейксдаалдера и три гульдена.
Старик с интересом склонился над ними:
— Что это за деньги? Я таких не знаю.
— Из Голландии.
— Ты говоришь, они серебряные? — недоверчиво спросил меняла.
— Нет, — отозвался Долф, — это не серебро. Наши алхимики открыли металл, который прочнее и дороже золота, не говоря уже о серебре. При дворе графа Виллема состоят три алхимика, которые и поставляют ему этот чудесный белый металл. Из него у нас отливают монеты, которые не гнутся и не плавятся, никакой нож их не возьмет. В северных краях такие монеты ценятся очень дорого. Датчане, так те вообще пригоняют в голландские порты корабли, груженные кожами и драгоценными камнями, чтобы обменять свой товар на наши монеты.
Поверил старик или нет? Меняла продолжал всматриваться в монеты, изучая профиль королевы.
— Кто это?
— Святая Юлиана, покровительница Голландии, — выпалил Долф.
Необыкновенные металлические кружочки, прочные, идеально ровные, с выбитыми по краю словами: «Да пребудет с вами Бог», поблескивали в лучах заходящего солнца. Старый меняла поддался искушению.
— Я дам тебе за нее десять динариев, — не очень уверенно произнес старик, пробуя монету на зуб. Она была такой прочной, что и самый острый нож не оставил бы царапины на ее поверхности. Старик не знал, что и подумать. Откуда в бедной Голландии взяться этим чудесным монетам?
— Пятьдесят динариев за пять таких монет, — невозмутимо подытожил Долф, прекрасно понимая, что меняла совсем не то хотел сказать.
— Ты потерял рассудок!
Долф горделиво выпрямился, опершись рукой на рукоять ножа, и свысока бросил:
— Как ты смеешь так говорить со мной, торговец? Я Рудолф Вега ван Амстелвеен.
— Конечно, конечно, благородный господин, — забормотал старик, весь съежившись, — прости меня, я всего лишь старый бедный еврей. Через наш Ротвайль торговые караваны не проходят.
— Так выбери себе другое место, — небрежно заметил Долф.
Старик печально смотрел на него. Ростом он был заметно ниже мальчика.
— Разве я сам не хотел бы поселиться в другом месте, благородный господин? Ты ведь знаешь, это невозможно.
Он грустно покачал седой головой, и Долф позабыл о роли надменного рыцаря. Его мучили угрызения совести.
Он знал, что и в его время люди, охваченные безумной ненавистью, истребляли евреев. Это было еще до рождения Долфа, но век-то был все тот же, просвещенный двадцатый век. В далекой древности еврейскому пароду, видно, тоже приходилось нелегко, если нельзя было даже переселиться в другое место. И он-то хорош — пугает несчастного старика, выманивает у него деньги.
Но воспоминание о тысячах маленьких голодных путников вернуло Долфу железную решимость.
— А ну-ка скажи, — продолжал он, напустив на себя самый свирепый вид, — сколько хлебов можно купить в Ротвайле на один динарий?
Старый еврей захихикал, словно услышал хорошую шутку.
— Штук пять можно, знатный господин.
— И больших?
Старик широко расставил руки.
— Не знаешь ли ты человека, который возьмется испечь их за одну ночь?
— Гардульф может, — после некоторого раздумья отвечал меняла.
— Решено. В таком случае я отдам эти деньги Гардульфу.
Пальцы старика тут же накрыли монету.
— Ах, благородный господин, разве Гардульф понимает в деньгах? Он простой булочник, к тому же потомок чужеземца.
— Не имеет значения. Мне требуется великое множество хлебов. Там в долине, у костров, их ждут тысячи голодных детей.
— Ты хочешь купить еду для них? — изумился еврей. — Как так?
— Просто сердце мое еще не очерствело, подобно сердцам жителей Ротвайля.
Слова Долфа, казалось, забавляют старика. Он вновь пригнулся над столом, изучая монеты. Спина его тряслась, как будто меняла с трудом подавлял приступ смеха.
— Это все, что у тебя с собой, благородный господин?
— Есть еще мелочь.
Десяти– и двадцатипятицентовые монетки, два пятака полетели на стол. Меняла проворно сгреб их и углубился в созерцание. С каждой монеты на него смотрела святая Юлиана, все так и есть. Особенно заинтересовали старика бронзовые монетки, на которых явственно проступала цифра 5.
— Это меч святой Юлианы, воздетый в защиту голландцев, — с самым серьезным видом пояснил Долф.
Старый еврей сложил деньги в кучку и задумчиво произнес:
— Ладно, даю тебе за все вместе пятнадцать динариев из уважения к твоему знатному роду и к тому, что ты проделал дальний путь. Это чистое разорение для меня и моего семейства, но тебе я не могу отказать.
— Двадцать, — не уступал Долф. Сердце его выбивало барабанную дробь.
— О знатный юноша, у тебя доброе сердце, ты не станешь губить бедного еврея! — вопил меняла.
«Помолчи, старик, — мысленно взмолился Долф, — и без того тошно вымогать у тебя эти деньги, но не могу я иначе…»
— Сделка не состоится, — жестко сказал он. — Покажи мне дорогу к булочнику.
Меняла не собирался выпускать из рук необычные, колдовские монеты и еще долго пытался сторговаться, но Долф, взваливший на свои плечи тяжкое бремя ответственности за все ребячье войско, стоял на своем.
Наконец он получил свои двадцать динариев, сложенные в кожаный мешочек, не зная толком, как поступить с тяжеловесными серебряными монетами. Взамен он отдал еврею ставший теперь ненужным кошелек, чем доставил старику немалую радость.
Скорее к булочнику Гардульфу!
Булочник уже погасил огонь в печи и сидел за вечерней трапезой в кругу домашних.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Он спросил оружейника о цепе. Кинжал стоил двадцать серебряных монет. Долф вздохнул. У него не было ничего.
А что, если…
Он вспомнил про кошелек с деньгами, засунутый в задний карман джинсов. Как же он сразу не сообразил! За все четырнадцать дней мысль о деньгах ли разу не приходила ему в голову. Впрочем, что толку здесь от голландских гульденов, рейксдаалдеров и кваартье? Тем не менее он важным жестом достал кошелек, нащупал в нем один из двух рейксдаалдеров, показал монету торговцу. Тот лишь издевательски ухмыльнулся:
— Целая серебряная монета — подумаешь богатство! Двадцать серебряных динариев — и кинжал твой. — Но что-то в этой монете привлекло внимание торговца. — Откуда деньги?
— Из Голландии.
— Никогда не видел голландских монет. Если хочешь обменять их, отправляйся на соседнюю улицу, найдешь там лавку старого еврея.
Долф так и поступил. Спустя немного времени он стоял в темпом коридорчике лавки. В голове у него складывался дерзкий план. Нет, он не собирался покупать кинжал, но…
— Я хочу обменять эти деньги на монеты, которые в ходу у вас, — заявил Долф, выкладывая на стол два рейксдаалдера и три гульдена.
Старик с интересом склонился над ними:
— Что это за деньги? Я таких не знаю.
— Из Голландии.
— Ты говоришь, они серебряные? — недоверчиво спросил меняла.
— Нет, — отозвался Долф, — это не серебро. Наши алхимики открыли металл, который прочнее и дороже золота, не говоря уже о серебре. При дворе графа Виллема состоят три алхимика, которые и поставляют ему этот чудесный белый металл. Из него у нас отливают монеты, которые не гнутся и не плавятся, никакой нож их не возьмет. В северных краях такие монеты ценятся очень дорого. Датчане, так те вообще пригоняют в голландские порты корабли, груженные кожами и драгоценными камнями, чтобы обменять свой товар на наши монеты.
Поверил старик или нет? Меняла продолжал всматриваться в монеты, изучая профиль королевы.
— Кто это?
— Святая Юлиана, покровительница Голландии, — выпалил Долф.
Необыкновенные металлические кружочки, прочные, идеально ровные, с выбитыми по краю словами: «Да пребудет с вами Бог», поблескивали в лучах заходящего солнца. Старый меняла поддался искушению.
— Я дам тебе за нее десять динариев, — не очень уверенно произнес старик, пробуя монету на зуб. Она была такой прочной, что и самый острый нож не оставил бы царапины на ее поверхности. Старик не знал, что и подумать. Откуда в бедной Голландии взяться этим чудесным монетам?
— Пятьдесят динариев за пять таких монет, — невозмутимо подытожил Долф, прекрасно понимая, что меняла совсем не то хотел сказать.
— Ты потерял рассудок!
Долф горделиво выпрямился, опершись рукой на рукоять ножа, и свысока бросил:
— Как ты смеешь так говорить со мной, торговец? Я Рудолф Вега ван Амстелвеен.
— Конечно, конечно, благородный господин, — забормотал старик, весь съежившись, — прости меня, я всего лишь старый бедный еврей. Через наш Ротвайль торговые караваны не проходят.
— Так выбери себе другое место, — небрежно заметил Долф.
Старик печально смотрел на него. Ростом он был заметно ниже мальчика.
— Разве я сам не хотел бы поселиться в другом месте, благородный господин? Ты ведь знаешь, это невозможно.
Он грустно покачал седой головой, и Долф позабыл о роли надменного рыцаря. Его мучили угрызения совести.
Он знал, что и в его время люди, охваченные безумной ненавистью, истребляли евреев. Это было еще до рождения Долфа, но век-то был все тот же, просвещенный двадцатый век. В далекой древности еврейскому пароду, видно, тоже приходилось нелегко, если нельзя было даже переселиться в другое место. И он-то хорош — пугает несчастного старика, выманивает у него деньги.
Но воспоминание о тысячах маленьких голодных путников вернуло Долфу железную решимость.
— А ну-ка скажи, — продолжал он, напустив на себя самый свирепый вид, — сколько хлебов можно купить в Ротвайле на один динарий?
Старый еврей захихикал, словно услышал хорошую шутку.
— Штук пять можно, знатный господин.
— И больших?
Старик широко расставил руки.
— Не знаешь ли ты человека, который возьмется испечь их за одну ночь?
— Гардульф может, — после некоторого раздумья отвечал меняла.
— Решено. В таком случае я отдам эти деньги Гардульфу.
Пальцы старика тут же накрыли монету.
— Ах, благородный господин, разве Гардульф понимает в деньгах? Он простой булочник, к тому же потомок чужеземца.
— Не имеет значения. Мне требуется великое множество хлебов. Там в долине, у костров, их ждут тысячи голодных детей.
— Ты хочешь купить еду для них? — изумился еврей. — Как так?
— Просто сердце мое еще не очерствело, подобно сердцам жителей Ротвайля.
Слова Долфа, казалось, забавляют старика. Он вновь пригнулся над столом, изучая монеты. Спина его тряслась, как будто меняла с трудом подавлял приступ смеха.
— Это все, что у тебя с собой, благородный господин?
— Есть еще мелочь.
Десяти– и двадцатипятицентовые монетки, два пятака полетели на стол. Меняла проворно сгреб их и углубился в созерцание. С каждой монеты на него смотрела святая Юлиана, все так и есть. Особенно заинтересовали старика бронзовые монетки, на которых явственно проступала цифра 5.
— Это меч святой Юлианы, воздетый в защиту голландцев, — с самым серьезным видом пояснил Долф.
Старый еврей сложил деньги в кучку и задумчиво произнес:
— Ладно, даю тебе за все вместе пятнадцать динариев из уважения к твоему знатному роду и к тому, что ты проделал дальний путь. Это чистое разорение для меня и моего семейства, но тебе я не могу отказать.
— Двадцать, — не уступал Долф. Сердце его выбивало барабанную дробь.
— О знатный юноша, у тебя доброе сердце, ты не станешь губить бедного еврея! — вопил меняла.
«Помолчи, старик, — мысленно взмолился Долф, — и без того тошно вымогать у тебя эти деньги, но не могу я иначе…»
— Сделка не состоится, — жестко сказал он. — Покажи мне дорогу к булочнику.
Меняла не собирался выпускать из рук необычные, колдовские монеты и еще долго пытался сторговаться, но Долф, взваливший на свои плечи тяжкое бремя ответственности за все ребячье войско, стоял на своем.
Наконец он получил свои двадцать динариев, сложенные в кожаный мешочек, не зная толком, как поступить с тяжеловесными серебряными монетами. Взамен он отдал еврею ставший теперь ненужным кошелек, чем доставил старику немалую радость.
Скорее к булочнику Гардульфу!
Булочник уже погасил огонь в печи и сидел за вечерней трапезой в кругу домашних.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89