Ли только выплюнул злобно: - Убирайся, а не то!..
И получил тяпкой по продолговатой, покрытой редким черным волосом голове. Тяпка попала ему точно по затылку. Китаец вскрикнул и обмяк. Женщина завизжала, судорожно пытаясь выбраться из-под враз потяжелевшего тела… Петер-Иаков поначалу не хотел ее бить, но Ингрид, вскочив на ноги, бросилась на него - прыгнула с постели как дикая кошка, целясь длинными наманикюренными ногтями прямо в глаза…
Фон Peг осторожно ощупал свое оцарапанное лицо. Ингрид вытянулась у его ног. На лбу у нее весомо, грубо, зримо вздувалась огромная синяя шишка. Надо сказать, Петер-Иаков ударил обоих вовсе не металлическим острием, а тыльной, тупой стороной тяпки. Иначе результат был бы совсем иным.
Китаец очнулся первым. Он с удивлением и ужасом посмотрел на хозяина, сидящего на кушетке с тяпкой в руках, на себя и на столь же безнадежно голую Ингрид и заплакал. Фон Peг ожидал чего угодно, но только не этого. Ли подполз к кушетке, обхватил фон Рега-Проста за ноги и запричитал, боясь поднять на него глаза:
- Простить меня, хозяин! Не выгонять! Это не моя! Не моя!.. Не отправлять меня назад! Это не моя!.. - Его била дрожь. Поведение повара выглядело непритворным. В одном-единственном доме не может скопиться столько гениальных актеров!
- А где ты был все это время? - строго спросил Петер. Вообще-то, вопрос звучал вполне логично: если ты был не здесь, то где же?
- Моя… Моя…- Тот никак не мог успокоиться. - Моя был в Ланчжоу. Моя п-пришел… пришел арестовывать младший брат! - выпалил он на жуткой смеси ломаного немецкого и пиджин-инглиш.
- Ты был там полицейским? Или в госбезопасности?
- Да… Да, хозяин. Твоя - очень умный человек. Все понимает… Но моя не стать… Моя не арестовывать он. Моя отпускать… В брат стрелять… Моя… моя тоже стрелять в они… В моя стрелять… попасть…- Стоя на коленях, повар глядел на Петера-Иакова. В глазах его застыл ужас и собачья преданность. Нет, ни о каком резиденте тут речь идти не могла. В тело Ли, как и в тело Проста, вселилась чужая душа.
Фон Peг почувствовал, что на нем снова лежит груз, и заговорил торжественно и спокойно:
- Я прощаю твое тело, Ли. Душа же твоя безвинна. Забудь все, что было. И помоги мне сделать так, чтобы Ингрид тоже забыла обо всем. Никогда не напоминай ей…
- Твоя святой, хозяин! - только и смог вымолвить китаец.
Петер-Иаков наклонился над своей-чужой женой и погладил ее по лицу. Кожа на виске и щеке оказалась нежной, как кожица персика. Ингрид сейчас была похожа на спящую русалку и нравилась ему еще сильней.
Они быстро натянули на женщину цветастую хлопчатобумажную пижаму, осторожно уложили ее на тахту и закутали одеялом. Повар сбегал на кухню, принес мокрое полотенце, и фон Peг, свернув, положил его на лоб фрау Прост. Потом он обнаружил, что китаец продолжает стоять рядом и с обожанием смотрит на него.
- Спасибо, хозяин. Моя вечно помнить твоя доброта…
- Иди-иди, Ли. Этот разговор закончен. Займись-ка лучше обедом.
Тот низко поклонился и, продолжая кланяться, задом вышел из комнаты. Петер напоследок посмотрел на Ингрид - просто глаз не мог отвести, и не поверил, что оказался способен ударить это небесное создание… Он действительно очень любил фрау Прост, и с этим нельзя было ничего поделать.
Петер не решился еще раз погладить Ингрид по лицу и только дотронулся до лежащей на покрывале тонкой ее руки с идеально гладкой кожей. И вдруг… вдруг он увидел под перламутровыми ногтями красно-коричневые полоски - это была кровь, его кровь. И волшебное очарование вмиг распалось. Надо было доделать все до конца.
Даст Бог, Ингрид так ничего и не узнает об этом страшном дне. Наверняка, и она где-то бродила последние часы, - думал Петер. - Ну, а теперь моя очередь вернуться.
Он вышел на середину комнаты, чтобы поблизости не было острых углов, размахнулся и со всего маха дал себе тяпкой по башке.
…Очнулся фон Peг от того, что Ли прикладывал ему на темечко грелку со льдом. Голова гудела, в глазах мельтешило. К горлу подступила тошнота. Он с ужасом подумал, что понадобится вторая попытка.
- Жить, хозяин, - снова плакал повар. - Пусть моя мертвый, но твоя - живой!.. Не надо твоя убивать… Не надо…
Ингрид зашевелилась на постели, застонала.
- Что со мной? - произнесла жалобно. - Я отравилась? - Потом нащупала шишку и скривилась от боли. Она по-прежнему не поднимала головы и потому не видела мужа и слугу, сидящих на полу. Спрашивала этак в пространство: - Я что, упала?
- Мы все упали, дорогая, - решился подать голос фон Peг-Прост. - Наверное, дом качнуло. Здесь же бывают землетрясения…
И тут он рухнул лицом в кусты…
44
Из выпуска российской программы новостей “Вести”: “Сегодня утром произошло еще одно трагическое происшествие. Прямо какой-то рок довлеет над Россией…
В восемнадцати километрах от железнодорожного узла Грязи произошло лобовое столкновение составов. Из-за необъяснимой, грубейшей ошибки опытного диспетчера скорый поезд “Москва-Адлер” столкнулся с товарняком, везшим донецкий уголь. Экстренное торможение смогло лишь немного смягчить удар. В результате аварии двадцать вагонов сошли с рельсов. Оба электровоза раздавлены всмятку. К счастью, пожар не возник…
Сведений о жертвах пока не поступало. На месте катастрофы ведутся спасательные работы, туда выехала специальная комиссия МПС и следственная бригада Генеральной прокураторы. Подробности - в нашем вечернем выпуске…”
45
СУВАЕВ И ДОГОНЯЙ (2)
Я подошел к стене и поднял ногу. В такие моменты вспоминается многое… Во всей этой процедуре заключен мудрый многовековой ритуал, а вовсе не примитивная физиология, как считает большинство людей. И дело тут вовсе не в обвалившейся стенке, хотя анекдот не так уж и плох… Обнюхать место, где до тебя уже “приземлялись” другие, определить безопасное место, где можно позволить себе расслабиться и, будучи уже не ощетинившимся бойцом, вечно готовым к схватке, а беззащитной божьей тварью, немного побыть самим собой, снять внутренние запреты, вкусить мгновение раскрепощенности, расторможенности… Потом пометить это место своей персональной меткой и идти на поиски другого места. Так постепенно и выстраивается весь традиционный и выверенный, отработанный до малейших деталей маршрут прогулки под названием жизнь…
Если уж пространство твоего бытия замкнуто, то надо превратить его во что-то законченное, своего рода произведение искусства - вроде икебаны, бонсая или сада камней…
В этом смысле японское искусство (вернее, его философия) было особенно близко Догоняю. Впрочем, и знал-то он его только благодаря программе токийского телевидения, что весь последний месяц ежедневно показывали по тринадцатому каналу в порядке культурного обмена.
И тут на тебе - сука, очень похожая на длинноногого худосочного поросенка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
И получил тяпкой по продолговатой, покрытой редким черным волосом голове. Тяпка попала ему точно по затылку. Китаец вскрикнул и обмяк. Женщина завизжала, судорожно пытаясь выбраться из-под враз потяжелевшего тела… Петер-Иаков поначалу не хотел ее бить, но Ингрид, вскочив на ноги, бросилась на него - прыгнула с постели как дикая кошка, целясь длинными наманикюренными ногтями прямо в глаза…
Фон Peг осторожно ощупал свое оцарапанное лицо. Ингрид вытянулась у его ног. На лбу у нее весомо, грубо, зримо вздувалась огромная синяя шишка. Надо сказать, Петер-Иаков ударил обоих вовсе не металлическим острием, а тыльной, тупой стороной тяпки. Иначе результат был бы совсем иным.
Китаец очнулся первым. Он с удивлением и ужасом посмотрел на хозяина, сидящего на кушетке с тяпкой в руках, на себя и на столь же безнадежно голую Ингрид и заплакал. Фон Peг ожидал чего угодно, но только не этого. Ли подполз к кушетке, обхватил фон Рега-Проста за ноги и запричитал, боясь поднять на него глаза:
- Простить меня, хозяин! Не выгонять! Это не моя! Не моя!.. Не отправлять меня назад! Это не моя!.. - Его била дрожь. Поведение повара выглядело непритворным. В одном-единственном доме не может скопиться столько гениальных актеров!
- А где ты был все это время? - строго спросил Петер. Вообще-то, вопрос звучал вполне логично: если ты был не здесь, то где же?
- Моя… Моя…- Тот никак не мог успокоиться. - Моя был в Ланчжоу. Моя п-пришел… пришел арестовывать младший брат! - выпалил он на жуткой смеси ломаного немецкого и пиджин-инглиш.
- Ты был там полицейским? Или в госбезопасности?
- Да… Да, хозяин. Твоя - очень умный человек. Все понимает… Но моя не стать… Моя не арестовывать он. Моя отпускать… В брат стрелять… Моя… моя тоже стрелять в они… В моя стрелять… попасть…- Стоя на коленях, повар глядел на Петера-Иакова. В глазах его застыл ужас и собачья преданность. Нет, ни о каком резиденте тут речь идти не могла. В тело Ли, как и в тело Проста, вселилась чужая душа.
Фон Peг почувствовал, что на нем снова лежит груз, и заговорил торжественно и спокойно:
- Я прощаю твое тело, Ли. Душа же твоя безвинна. Забудь все, что было. И помоги мне сделать так, чтобы Ингрид тоже забыла обо всем. Никогда не напоминай ей…
- Твоя святой, хозяин! - только и смог вымолвить китаец.
Петер-Иаков наклонился над своей-чужой женой и погладил ее по лицу. Кожа на виске и щеке оказалась нежной, как кожица персика. Ингрид сейчас была похожа на спящую русалку и нравилась ему еще сильней.
Они быстро натянули на женщину цветастую хлопчатобумажную пижаму, осторожно уложили ее на тахту и закутали одеялом. Повар сбегал на кухню, принес мокрое полотенце, и фон Peг, свернув, положил его на лоб фрау Прост. Потом он обнаружил, что китаец продолжает стоять рядом и с обожанием смотрит на него.
- Спасибо, хозяин. Моя вечно помнить твоя доброта…
- Иди-иди, Ли. Этот разговор закончен. Займись-ка лучше обедом.
Тот низко поклонился и, продолжая кланяться, задом вышел из комнаты. Петер напоследок посмотрел на Ингрид - просто глаз не мог отвести, и не поверил, что оказался способен ударить это небесное создание… Он действительно очень любил фрау Прост, и с этим нельзя было ничего поделать.
Петер не решился еще раз погладить Ингрид по лицу и только дотронулся до лежащей на покрывале тонкой ее руки с идеально гладкой кожей. И вдруг… вдруг он увидел под перламутровыми ногтями красно-коричневые полоски - это была кровь, его кровь. И волшебное очарование вмиг распалось. Надо было доделать все до конца.
Даст Бог, Ингрид так ничего и не узнает об этом страшном дне. Наверняка, и она где-то бродила последние часы, - думал Петер. - Ну, а теперь моя очередь вернуться.
Он вышел на середину комнаты, чтобы поблизости не было острых углов, размахнулся и со всего маха дал себе тяпкой по башке.
…Очнулся фон Peг от того, что Ли прикладывал ему на темечко грелку со льдом. Голова гудела, в глазах мельтешило. К горлу подступила тошнота. Он с ужасом подумал, что понадобится вторая попытка.
- Жить, хозяин, - снова плакал повар. - Пусть моя мертвый, но твоя - живой!.. Не надо твоя убивать… Не надо…
Ингрид зашевелилась на постели, застонала.
- Что со мной? - произнесла жалобно. - Я отравилась? - Потом нащупала шишку и скривилась от боли. Она по-прежнему не поднимала головы и потому не видела мужа и слугу, сидящих на полу. Спрашивала этак в пространство: - Я что, упала?
- Мы все упали, дорогая, - решился подать голос фон Peг-Прост. - Наверное, дом качнуло. Здесь же бывают землетрясения…
И тут он рухнул лицом в кусты…
44
Из выпуска российской программы новостей “Вести”: “Сегодня утром произошло еще одно трагическое происшествие. Прямо какой-то рок довлеет над Россией…
В восемнадцати километрах от железнодорожного узла Грязи произошло лобовое столкновение составов. Из-за необъяснимой, грубейшей ошибки опытного диспетчера скорый поезд “Москва-Адлер” столкнулся с товарняком, везшим донецкий уголь. Экстренное торможение смогло лишь немного смягчить удар. В результате аварии двадцать вагонов сошли с рельсов. Оба электровоза раздавлены всмятку. К счастью, пожар не возник…
Сведений о жертвах пока не поступало. На месте катастрофы ведутся спасательные работы, туда выехала специальная комиссия МПС и следственная бригада Генеральной прокураторы. Подробности - в нашем вечернем выпуске…”
45
СУВАЕВ И ДОГОНЯЙ (2)
Я подошел к стене и поднял ногу. В такие моменты вспоминается многое… Во всей этой процедуре заключен мудрый многовековой ритуал, а вовсе не примитивная физиология, как считает большинство людей. И дело тут вовсе не в обвалившейся стенке, хотя анекдот не так уж и плох… Обнюхать место, где до тебя уже “приземлялись” другие, определить безопасное место, где можно позволить себе расслабиться и, будучи уже не ощетинившимся бойцом, вечно готовым к схватке, а беззащитной божьей тварью, немного побыть самим собой, снять внутренние запреты, вкусить мгновение раскрепощенности, расторможенности… Потом пометить это место своей персональной меткой и идти на поиски другого места. Так постепенно и выстраивается весь традиционный и выверенный, отработанный до малейших деталей маршрут прогулки под названием жизнь…
Если уж пространство твоего бытия замкнуто, то надо превратить его во что-то законченное, своего рода произведение искусства - вроде икебаны, бонсая или сада камней…
В этом смысле японское искусство (вернее, его философия) было особенно близко Догоняю. Впрочем, и знал-то он его только благодаря программе токийского телевидения, что весь последний месяц ежедневно показывали по тринадцатому каналу в порядке культурного обмена.
И тут на тебе - сука, очень похожая на длинноногого худосочного поросенка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74