Зубы сжимаются, груди вздымаются, руки крепко держат ношу.
Нас, летный состав, по какому-то соглашению или договору должны сажать вне очереди. Кто должен – не знает никто. Да никто посадкой и не руководит. Водитель отходит в сторону и ждет исхода баталии. Кондуктора, или продавщицы билетов, пока еще тоже нет, она греется в вокзале. Народ прилетел из Сочи, кое-кто по неопытности еще в шортах, а за бортом минуса. В Сибири, чай, живем. Малые дети замотаны во что попало.
Мы все простые советские люди, все имеем совесть и приучены пропускать женщин, стариков и детей вперед. Но старики, женщины и дети летают раз в год, а я езжу этим автобусом на работу практически каждый день. Я устал после перипетий ночного рейса, смертельно хочу спать, а впереди еще разборка баулов, разделка мяса… жена-то на работе. Спать лечь удастся часа через четыре. А вечером – в ночной резерв, и, может, поднимут в ночной бессонный рейс.
Короче, аргументов хватает, чтобы оправдать мои действия по отталкиванию простых советских людей от дверей и протискиванию на свободное кресло, под комментарии оттолкнутых, с детьми на руках.
Я вез их по воздуху, берег их комфорт, обращался к ним по громкой связи проникновенным голосом… честь фирмы… Зачем эта демагогия? В дверях автобуса у нас всех, простых советских людей, вдруг повылезли зубы и когти, и мы бьемся за свое здоровье и здоровье детей. Кто успеет сесть и вовремя оттаять, тот не заболеет. А остальным деваться некуда, будут ждать следующего автобуса. И это ж еще не зима, а ранняя осень. Зимой, в сорокаградусный мороз, все будет так же.
Когда после посадки самолета мы зарулили и остановились на стоянке, сначала подали трап к переднему выходу. Оттуда спустился к подъехавшей черной «Волге» человек, Главный Пассажир. «Волга» быстро увезла его мимо той очереди на автобусной остановке. Когда, чуть не на кулаках, места в автобусе расхватаны, а оставшиеся стоять в проходе люди, еще не веря, что битва была напрасной, мест не досталось и придется все начинать сначала, растерянно оглядываются на счастливчиков… на меня… – я начинаю понимать, что тот образ жизни, который устроили нам, простым советским людям, те, Главные, большевики, что по ковровой дорожке, зимой и летом в тонких дорогих «корочках», да в «Волгу», да греться по своим коммунистическим бардакам… – вот этот образ жизни есть скотство. И я, летчик, есть такая же простая советская скотина, которой в выделенной кормушке брошен клок сена.
Не ждите от меня беззаветной преданности. И от тех пассажиров тоже. Отогревшись в салоне, они плавно превращались снова в милых, воспитанных людей. Куда и делись когти и зубы. Жаль только, не слышал этот… холеный, как в бога и в душу народ костерил – и партию, и правителей, и его в спину. Ну да сейчас-то он самый рьяный демократ… в бога и в душу…
Летим в Сочи, на «Эмке», длинным беспосадочным рейсом. Салоны полны. В кабине «заяц», свой же брат-летчик, второй пилот. Парень он шустрый, известен близостью к сильным мира сего, еще не так давно был комэской на грузовых самолетах и часто летал по всей стране спецрейсами по заказам огромнейшего оборонного завода. В полете он выходит в салон, следом выхожу и я на минутку. И вдруг слышу:
– О, Константин Гаврилыч! Какими судьбами? В отпуск?
Интонация голоса моего «зайца» в этот момент очень напоминает голоса чеховских персонажей. Толстый и тонкий. Подобострастная интонация. Его собеседник что-то цедит в ответ.
– Василич, – забегает он в вестибюль. – Ты знаешь, кого везешь?
Оказывается, я везу директора того самого завода. Того самого! На котором ширпотребом делается знаменитая наша «Бирюса»! А у меня ж холодильник старый… А дефицит же кругом!
Холодильник этот, «Бирюсу-1», добывал я в 1966-м году в Ярцево, что на Енисее. Их тогда завезли баржей на орсовскую базу, или коопзверопромхозовскую, не помню, но наши летчики, что там базировались, разнюхали. А со светом в Ярцево в те времена еще были перебои, и почти никто из местных жителей не рисковал покупать дорогую и не совсем еще известно зачем нужную в хозяйстве вещь, да еще когда света не бывает. Обходились ямами-ледниками, где браконьерская осетрина спокойно хранилась.
И мы, енисейские летчики, наладили снабжение нашего авиагородка дефицитными холодильниками. Часто летая спецрейсами по заказам того же орса, туда полные, а назад пустырем, мы заезжали на базу, подгоняли грузовик и набивали полный Ан-2 этими прекрасными и по тем, и даже еще по нынешним временам аппаратами. Тот, что я привез себе, работает у меня на даче до сих пор, аккурат сорок лет. И как еще морозит!
Но ко времени моего рассказа, к 91-му году, возникла потребность приобрести морозильник той же надежной марки. Забил его вареной колбасой, мясом, салом, рыбой – все ж не так часто тогда будешь по очередям стоять.
Это менталитет наш, доперестроечный, еще подсказывал такие мысли. А за бортом в 90-е годы уже появился товар, уже дефицита почти не было – но не стало денег! И мы еще не могли поверить, что товар теперь будет всегда. Морозильники теперь есть у многих, у большинства, и что в них морозить теперь? Ну, ягоду с собственного сада-огорода. И то, гляжу я, народ уже привык, что в магазине, в супермаркете, в гипермаркете – есть все, и проще, а главное, дешевле обойдется – не гонять на ту дачу, поливать ягоду… с этими ценами на бензин ягода золотая получается – а зайти да купить под боком.
Короче, посулил мне «заяц» договориться с сильной личностью, чтоб мне с барского плеча, значит, выписали дефицит. Константин Гаврилыч этот, летевший, кстати, с молодой и красивой женщиной, наверное, секретаршей, буркнул ей мою фамилию, она записала на клочке бумаги… Я стоял как оплеванный… и… попросил девчат обслужить летевшего нынче инкогнито Главного пассажира, как они умеют.
Через час Гаврилыч этот пил коньяк в компании с моим «зайцем»… тот уж увивался. Тот коньяк пили, что «заяц» поставил мне.
Судьба морозильника, обещанного директором, мне неизвестна. На следующий день грянуло это… ГКЧП; завертелись события, резко изменившие жизнь в стране; поползла инфляция… Мы бросились спасать лежавшие на сберкнижке деньги и только успели купить на них вдруг появившийся в магазинах этот самый вожделенный морозильник, а на остальные – электропечку «Мечта»… стоит на даче, пользуемся иногда. На эти деньги, кстати, до ГКЧП можно было купить дешевые «Жигули». Ну, хоть шерсти клок… с паршивой овцы.
А морозильник морозит. Ягода своя, девать некуда, меняем смородину на бруснику.
Медицина
Захожу перед вылетом в стартовый медпункт. Стартовый врач ведет оживленную беседу с моим коллегой.
– Вы на Ростов летите, верно?
– На Ростов… – хмуро отвечает летчик.
– Ой, у меня к вам маленькая просьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Нас, летный состав, по какому-то соглашению или договору должны сажать вне очереди. Кто должен – не знает никто. Да никто посадкой и не руководит. Водитель отходит в сторону и ждет исхода баталии. Кондуктора, или продавщицы билетов, пока еще тоже нет, она греется в вокзале. Народ прилетел из Сочи, кое-кто по неопытности еще в шортах, а за бортом минуса. В Сибири, чай, живем. Малые дети замотаны во что попало.
Мы все простые советские люди, все имеем совесть и приучены пропускать женщин, стариков и детей вперед. Но старики, женщины и дети летают раз в год, а я езжу этим автобусом на работу практически каждый день. Я устал после перипетий ночного рейса, смертельно хочу спать, а впереди еще разборка баулов, разделка мяса… жена-то на работе. Спать лечь удастся часа через четыре. А вечером – в ночной резерв, и, может, поднимут в ночной бессонный рейс.
Короче, аргументов хватает, чтобы оправдать мои действия по отталкиванию простых советских людей от дверей и протискиванию на свободное кресло, под комментарии оттолкнутых, с детьми на руках.
Я вез их по воздуху, берег их комфорт, обращался к ним по громкой связи проникновенным голосом… честь фирмы… Зачем эта демагогия? В дверях автобуса у нас всех, простых советских людей, вдруг повылезли зубы и когти, и мы бьемся за свое здоровье и здоровье детей. Кто успеет сесть и вовремя оттаять, тот не заболеет. А остальным деваться некуда, будут ждать следующего автобуса. И это ж еще не зима, а ранняя осень. Зимой, в сорокаградусный мороз, все будет так же.
Когда после посадки самолета мы зарулили и остановились на стоянке, сначала подали трап к переднему выходу. Оттуда спустился к подъехавшей черной «Волге» человек, Главный Пассажир. «Волга» быстро увезла его мимо той очереди на автобусной остановке. Когда, чуть не на кулаках, места в автобусе расхватаны, а оставшиеся стоять в проходе люди, еще не веря, что битва была напрасной, мест не досталось и придется все начинать сначала, растерянно оглядываются на счастливчиков… на меня… – я начинаю понимать, что тот образ жизни, который устроили нам, простым советским людям, те, Главные, большевики, что по ковровой дорожке, зимой и летом в тонких дорогих «корочках», да в «Волгу», да греться по своим коммунистическим бардакам… – вот этот образ жизни есть скотство. И я, летчик, есть такая же простая советская скотина, которой в выделенной кормушке брошен клок сена.
Не ждите от меня беззаветной преданности. И от тех пассажиров тоже. Отогревшись в салоне, они плавно превращались снова в милых, воспитанных людей. Куда и делись когти и зубы. Жаль только, не слышал этот… холеный, как в бога и в душу народ костерил – и партию, и правителей, и его в спину. Ну да сейчас-то он самый рьяный демократ… в бога и в душу…
Летим в Сочи, на «Эмке», длинным беспосадочным рейсом. Салоны полны. В кабине «заяц», свой же брат-летчик, второй пилот. Парень он шустрый, известен близостью к сильным мира сего, еще не так давно был комэской на грузовых самолетах и часто летал по всей стране спецрейсами по заказам огромнейшего оборонного завода. В полете он выходит в салон, следом выхожу и я на минутку. И вдруг слышу:
– О, Константин Гаврилыч! Какими судьбами? В отпуск?
Интонация голоса моего «зайца» в этот момент очень напоминает голоса чеховских персонажей. Толстый и тонкий. Подобострастная интонация. Его собеседник что-то цедит в ответ.
– Василич, – забегает он в вестибюль. – Ты знаешь, кого везешь?
Оказывается, я везу директора того самого завода. Того самого! На котором ширпотребом делается знаменитая наша «Бирюса»! А у меня ж холодильник старый… А дефицит же кругом!
Холодильник этот, «Бирюсу-1», добывал я в 1966-м году в Ярцево, что на Енисее. Их тогда завезли баржей на орсовскую базу, или коопзверопромхозовскую, не помню, но наши летчики, что там базировались, разнюхали. А со светом в Ярцево в те времена еще были перебои, и почти никто из местных жителей не рисковал покупать дорогую и не совсем еще известно зачем нужную в хозяйстве вещь, да еще когда света не бывает. Обходились ямами-ледниками, где браконьерская осетрина спокойно хранилась.
И мы, енисейские летчики, наладили снабжение нашего авиагородка дефицитными холодильниками. Часто летая спецрейсами по заказам того же орса, туда полные, а назад пустырем, мы заезжали на базу, подгоняли грузовик и набивали полный Ан-2 этими прекрасными и по тем, и даже еще по нынешним временам аппаратами. Тот, что я привез себе, работает у меня на даче до сих пор, аккурат сорок лет. И как еще морозит!
Но ко времени моего рассказа, к 91-му году, возникла потребность приобрести морозильник той же надежной марки. Забил его вареной колбасой, мясом, салом, рыбой – все ж не так часто тогда будешь по очередям стоять.
Это менталитет наш, доперестроечный, еще подсказывал такие мысли. А за бортом в 90-е годы уже появился товар, уже дефицита почти не было – но не стало денег! И мы еще не могли поверить, что товар теперь будет всегда. Морозильники теперь есть у многих, у большинства, и что в них морозить теперь? Ну, ягоду с собственного сада-огорода. И то, гляжу я, народ уже привык, что в магазине, в супермаркете, в гипермаркете – есть все, и проще, а главное, дешевле обойдется – не гонять на ту дачу, поливать ягоду… с этими ценами на бензин ягода золотая получается – а зайти да купить под боком.
Короче, посулил мне «заяц» договориться с сильной личностью, чтоб мне с барского плеча, значит, выписали дефицит. Константин Гаврилыч этот, летевший, кстати, с молодой и красивой женщиной, наверное, секретаршей, буркнул ей мою фамилию, она записала на клочке бумаги… Я стоял как оплеванный… и… попросил девчат обслужить летевшего нынче инкогнито Главного пассажира, как они умеют.
Через час Гаврилыч этот пил коньяк в компании с моим «зайцем»… тот уж увивался. Тот коньяк пили, что «заяц» поставил мне.
Судьба морозильника, обещанного директором, мне неизвестна. На следующий день грянуло это… ГКЧП; завертелись события, резко изменившие жизнь в стране; поползла инфляция… Мы бросились спасать лежавшие на сберкнижке деньги и только успели купить на них вдруг появившийся в магазинах этот самый вожделенный морозильник, а на остальные – электропечку «Мечта»… стоит на даче, пользуемся иногда. На эти деньги, кстати, до ГКЧП можно было купить дешевые «Жигули». Ну, хоть шерсти клок… с паршивой овцы.
А морозильник морозит. Ягода своя, девать некуда, меняем смородину на бруснику.
Медицина
Захожу перед вылетом в стартовый медпункт. Стартовый врач ведет оживленную беседу с моим коллегой.
– Вы на Ростов летите, верно?
– На Ростов… – хмуро отвечает летчик.
– Ой, у меня к вам маленькая просьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89