ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Увы, он уже не пришел… Насколько я могу судить, это был добрый человек, но во хмелю легко поддавался чужому влиянию».
Не разрешая похоронить покойного юмориста на католическом кладбище, священник заблуждался. Ведь официально со времени своего первого брака, т. е. с 1910 года, Гашек состоял в лоне католической церкви.
Могила Ярослава Гашека находится в правом углу маленького липницкого кладбища. На пригорке, у стены. Первоначально это был простой холмик, поросший травой. Такова якобы была воля самого писателя. Главная же причина излишней скромности, вероятно, отсутствие денег. Позднее на средства комитета по увековечению памяти Гашека и при участии наследников могилу облицевали массивными плитами из посазавского гранита. Памятник в виде раскрытой книги украшала позолоченная надпись: «Ты, Австрия, наверно, никогда к паденью не была так близко и никогда еще не вызывала такого гнева и таких проклятий». (Это цитата из одного забытого стихотворения Гашека времен пребывания в России.)
Спустя годы случай сыграл злую шутку над памятником писателя: надпись как «несоответствующая» была уничтожена. Осталось только: Ярослав Гашек — звездочка — 30. 4. 1883 — крестик — 3. 1. 1923.
Немые позолоченные буквы и цифры. А во времена юбилейных торжеств — свежие венки.
Гашек не раз сбивал своих друзей с толку всякого рода выдумками.
Сразу после окончания войны в газетах появилось сообщение, что он убит пьяными матросами в одесском портовом кабаке. Вскоре получила распространение другая версия: будто его расстреляли в России разъяренные легионеры. Пережившего многократную «смерть» юмориста стали считать бессмертным. «Прославленнейшие мистификаторы (…) — жалкие дилетанты в сравнении с гениальностью, которую проявил Ярослав Гашек, — писал в 1919 году журналист Эдуард Басс. — Уже много лет тому назад, во времена македонского восстания, он распространил о себе слух, будто пал в сражении на горе Гарван. Сегодня имя Гашека опять не сходит с газетных полос. По какому праву этот покойник водит нас за нос?»
Сообщение о подлинной смерти популярного юмориста в послепраздничной атмосфере первых дней нового, 1923 года осталось совершенно незамеченным. Друзья считали, что это всего лишь новая шутка, мол, опять Гашек вздумал дурачить публику. И никто не спешил на похороны. Известие, разлетевшееся в день смерти писателя по пражским редакциям, лишь на другой день появилось в утреннем выпуске «Трибуны», и то со знаком вопроса. Несмотря на предостережения опытных коллег, молодой сотрудник этой газеты Михал Мареш на всякий случай отправился в Липницу. К своему удивлению, он убедился, что на сей раз это вовсе не вымысел. Мареш посетил домик близ замка, выслушал некоторые подробности и поспешил уехать, чтобы написать о Гашеке первый некролог. На следующий день в пражской прессе были опубликованы немногочисленные сообщения, заметки и даже краткие, в несколько строк, воспоминания.
Однако покойный писатель недолго занимал Прагу. «Это был огромный талант, — заявляли снобы, завсегдатаи ресторанов и кафе, — он мог бы написать великое произведение, если бы не его беспорядочный образ жизни…» Позднее в печати появились кое-какие мемуары друзей Гашека из богемной среды, и все поглотили воды забвения.
Что же помогло ему восстать из мертвых? Случайность, какие нередко бывают в искусстве и в жизни, но случайность исключительная. Имя этой случайности — Швейк.
Работа над романом
На особое место образа Швейка в творчестве Гашека обратил внимание Франтишек Лангер:
«В своих небольших юморесках Гашек всегда стереотипно ставил на одну и ту же карту — на интересную сюжетную находку, И поэтому он целиком отдавался
поискам новых и новых сюжетов, а все остальное — стиль, художественную шлифовку — преспокойно приносил в жертву этому девизу. Так, он без сожаления распростился с рядом великолепных персонажей — о вором Шейбой, с владельцем блошиного цирка Местеком, которые прямо-таки взывали, чтобы писатель представил их в разных ситуациях, сделал сквозными героями целого беллетристического цикла. Швейк — единственное исключение. Это персонаж, к которому автор постоянно возвращается и притом в ключевые моменты своей жизни».
И в Липнице Гашек как будто не изменил отношения к литературному творчеству. Он постоянно стремится найти повод для импровизации, литературному труду предпочитает веселую забаву. Однако Швейк все больше поглощает его творческие силы. Несмотря на постоянные помехи, роман пишется достаточно быстро. Есть основания предположить, что в Праге Гашек закончил первую часть и в новой обстановке начинает работать примерно с половины сентября. В открытке, посланной советнику Швецу 16 января 1922 года, он сообщает, что как раз приступил к третьей части. А если учесть, что не менее подели после нового года он провел в Праге (согласно свидетельству Лонгена), то на вторую часть в 15 печатных листов остаются всего три с половиной месяца, то есть округленно — по неделе на печатный лист. Добавим, к этому рассказы, которые он посылал в количестве примерно двух за неделю, неупорядоченный образ жизни, гулянья, торжества, праздники — и мы поймем, что речь идет о достойной уважения работоспособности.
На исходе зимы 1921 года автор «Швейка» ошпарил руку и, поскольку писать ему было трудно, предложил должность своего секретаря двадцатипятилетнему безработному пареньку, сыну липницкого полицейского. Они договорились, что будут работать ежедневно с 9 до 12 утром и с 3 до 5 после обеда. Жалованье (400 крон в месяц) секретарь должен был получать независимо от того, был ли он занят в свои часы. Сверхурочная работа оплачивалась по истечепии месяца.
О первых днях своего секретарства Штепанек рассказывает:
«На следующий день я пришел точно, как было условлено, в девять часов. Гашек спал. А поскольку спала я пани Шура, я к ним вообще не мог попасть. Когда я постучал в дверь, Гашек проснулся и, узнав, что это я, крикнул, чтобы я пришел через час. Что ж, явился я через час, и снова повторилось то же самое. Гашек кричал из постели: „Господи, я спать хочу. Прошу вас, придите через час, а еще лучше — после обеда!“
Подобное счастье — отправиться на работу и вернуться, так и не поработав, — мне выпадало довольно часто. Иной раз Гашек действительно вставал через час, порой — через два, а то, бывало, не поднимается с постели и после обеда, а когда встанет — много мы с ним все равно написать не успеваем. Я старался изучить натуру Гашека, чтобы в наиболее подходящий момент нет-нет да и напомнить о работе, но он редко когда поддавался на уговоры. Большей частью все зависело от его настроения.
Подчас он диктовал мне в зале трактира «У Инвальда», а сам тем временем о чем-то спорил с кем-нибудь из посетителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93