Они понимали, что обе виноваты в смерти своей подруги. Над двумя сидящими на корыте из-под цемента девочками кружили, рассекая воздух острыми крыльями, ласточки. Они пищали, словно предупреждая девочек, умоляя их одуматься.
– Все, нам уже не жить, – сказала Вероника.
– Почему не жить?
– Нас с тобой посадят в тюрьму.
От всего происшедшего у Вероники мутился рассудок. Ее ум, ее сердце упорно пытались найти виновного, мысли лихорадочно носились по кругу.
– Мы, мы с тобой виноваты, слышишь, Алиска?
– Нет, не мы.
– Нас посадят в тюрьму, все узнают, чем мы с тобой занимались. Ей уже все равно, она уже спаслась, – Вероника вспомнила когда-то давным-давно слышанное, что человек, находящийся под следствием, но покончивший жизнь самоубийством или даже умерший своей смертью, считается невиновным.
Потрясение было сильнейшее. Может быть, попадись сейчас подругам какой-нибудь сердобольный человек, который их внимательно выслушал бы, дал бы им выговориться, выплакаться, нарыдаться вдоволь, на душе у них полегчало бы, возможно, этот человек – неважно, мужчина или женщина, богатый или бомж, – смог бы им дать верный совет и отговорить от страшного шага.
Но к сожалению, на крыше никого не было, а далеко внизу, у подъезда дома, стояли уже две милицейские машины и машина «скорой помощи». Там толпились люди, переговариваясь, обсуждая страшную трагедию, Ведь Машу и ее родителей в доме знали все. Девочки жили тут с рождения и учились в одном классе.
– Пойдем, – Вероника поднялась и дернула Алису за руку.
Та покорно, как робот, встала, запрокинув заплаканное лицо, посмотрела в безоблачное небо на ласточек, вычерчивающих замысловатые фигуры.
– Пойдем, пойдем… – тихо, ласково, но настойчиво позвала Вероника, и они, держась за руки, двинулись к краю крыши.
Они шли по разогретой крыше, под ногами иногда трещало стекло разбитых бутылок, на теплом битуме оставались их следы. Они медленно приближались к краю крыши. У ограждения лежал поддон, сколоченный из грубых досок. Вероника первая стала на поддон, затем забралась на парапет. Алиса медлила.
– Иди сюда, – стоя на парапете, позвала подругу Вероника и протянула обе руки.
Алиса подала ладони, холодные, ледяные, хотя на улице было жарко.
– Ну иди же, иди ко мне!
Алиса взобралась на парапет. Ее качнуло, но она смогла удержать равновесие. Пальцы рук Алисы и Вероники сцепились так же крепко, как на съемках последней сцены порнофильма, но ни одна, ни другая не чувствовали боли. Они смотрели в небо.
– Пойдем, у нас нет выхода, – сказала Вероника и тихонько потянула подругу за руку.
Алиса инстинктивно попыталась выдернуть ладонь из цепких пальцев подруги, но это ей не удалось. Две фигурки на краю крыши восемнадцатиэтажного дома судорожно дернулись, качнулись, попытались обрести равновесие… Но сорвались и полетели вниз. На уровне четвертого этажа их руки разжались.
На землю они упали одновременно.
Удар был резкий, с хрустом. Такой хруст бывает, когда падает на кафельный пол круто сваренное яйцо, – неприятный, сухой хруст, от которого сердце стынет, по спине бегут мурашки и на голове шевелятся волосы.
Мужчина, складывающий в багажник своих «Жигулей» пустые канистры из-под бензина, вздрогнул и оглянулся. На асфальте в десяти шагах от него в неестественных позах лежали две девочки. Кровь медленно растекалась по серому от пыли асфальту и казалась невероятно яркой.
Мужчина окаменел на несколько мгновений, канистра упала из его рук и громко зазвенела.
«Скорая помощь», стоявшая у подъезда соседнего дома, оказалась ненужной. Врачи, а они, как известно, не боги, воскресить человека, упавшего на асфальт с крыши восемнадцатиэтажного дома, естественно, не могут.
Двор, и без того растревоженный, наполнился криками и плачем.
Глава 6
Журналистка газеты «Свободные новости плюс» Варвара Белкина принимала очень дорогого гостя. Для ее карьеры и известности он сделал так много, как никто другой. Сергея Дорогина, бывшего каскадера по кличке Муму, Варвара принимала предельно скромно. На журнальном столике в гостиной не было даже бутылки с алкоголем, а стояли вазочка с засохшим печеньем, окаменевшими конфетами и колба с кофе. В хрустальной пепельнице, большой, как сковородка, дымились два окурка. Фильтр одного был окрашен ярко-пунцовой помадой, и он напоминал крабовую палочку.
Варвара щебетала без умолку, расспрашивая Сергея о том, как тот поживает с Тамарой Солодкиной в своем загородном доме, почему он, человек, в общем-то, не бедный, заставляет ее работать.
– Я бы на месте Тамары в жизни не пошла в больницу, даже в самую распрекрасную.
– А что бы ты, Варвара, делала?
– Ничего.
– Это быстро надоедает, я уже пробовал.
– Тогда почему ты не идешь работать, не снимаешь кино?
– Я не верю в то, что сейчас кино кому-нибудь нужно и что вообще этим стоит заниматься. Острых ощущений хватает и в жизни.
– Пей кофе, Сергей. Если хочешь, я могу тебе водки налить, – заглянув в глаза собеседника, сказала Белкина. У нее в холодильнике стояло полбутылки водки.
– Нет, Варвара, я за рулем.
– А у меня даже машины теперь нет. Нашелся бы какой-нибудь спонсор, – мечтательно произнесла Белкина, – подарил бы мне тачку.
– С твоими данными можно найти десять спонсоров, к тому же у тебя под парами всегда стоит редакционная машина.
– Стояла. Шофер руку сломал. Представляешь, как смешно: опрокинул банку со сметаной, поскользнулся и сломал руку в двух местах. А ведь здоровый парень!
– Бывает, – сказал Сергей. – Можно идти по улице, зацепиться за спичку и разбиться насмерть.
– Ну, это ты загнул, такого не бывает.
– Бывает, – сказал Дорогин, но случалось ли такое с кем-нибудь из его знакомых, уточнять не стал. Варвара посмотрела на часы:
– Погоди-ка, сейчас будут новости, – она включила телевизор и уставилась на экран так, как истово верующий смотрит на икону.
Дорогин на экран не смотрел, телевизор он не любил. Лучше почитать книгу, побродить по лесу, тогда и нервы будут в порядке, и геморрой не заработаешь. Варвара же была завернута на газетах, журналах, на телевизоре – на всем том, из чего можно черпать информацию. Этим и жила.
– Вон смотри, Дорогин, моя знакомая. Видишь, уже выбилась в люди, с микрофоном стоит? И чего это она там щебечет? Нельзя же держать микрофон так, словно собираешься заниматься оральным сексом!
Дорогин посмотрел на миловидную ведущую, чье лицо еще не успело примелькаться на экране. Девушка скорбным голосом, но в то же время бойко, ценя каждую секунду эфирного времени, рассказывала об очередной трагедии.
– Ни хрена себе! – сказала Белкина, жадно затягиваясь, а затем нервно гася окурок в пепельнице. – Как думаешь, что у них там?
Дорогин пожал плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Все, нам уже не жить, – сказала Вероника.
– Почему не жить?
– Нас с тобой посадят в тюрьму.
От всего происшедшего у Вероники мутился рассудок. Ее ум, ее сердце упорно пытались найти виновного, мысли лихорадочно носились по кругу.
– Мы, мы с тобой виноваты, слышишь, Алиска?
– Нет, не мы.
– Нас посадят в тюрьму, все узнают, чем мы с тобой занимались. Ей уже все равно, она уже спаслась, – Вероника вспомнила когда-то давным-давно слышанное, что человек, находящийся под следствием, но покончивший жизнь самоубийством или даже умерший своей смертью, считается невиновным.
Потрясение было сильнейшее. Может быть, попадись сейчас подругам какой-нибудь сердобольный человек, который их внимательно выслушал бы, дал бы им выговориться, выплакаться, нарыдаться вдоволь, на душе у них полегчало бы, возможно, этот человек – неважно, мужчина или женщина, богатый или бомж, – смог бы им дать верный совет и отговорить от страшного шага.
Но к сожалению, на крыше никого не было, а далеко внизу, у подъезда дома, стояли уже две милицейские машины и машина «скорой помощи». Там толпились люди, переговариваясь, обсуждая страшную трагедию, Ведь Машу и ее родителей в доме знали все. Девочки жили тут с рождения и учились в одном классе.
– Пойдем, – Вероника поднялась и дернула Алису за руку.
Та покорно, как робот, встала, запрокинув заплаканное лицо, посмотрела в безоблачное небо на ласточек, вычерчивающих замысловатые фигуры.
– Пойдем, пойдем… – тихо, ласково, но настойчиво позвала Вероника, и они, держась за руки, двинулись к краю крыши.
Они шли по разогретой крыше, под ногами иногда трещало стекло разбитых бутылок, на теплом битуме оставались их следы. Они медленно приближались к краю крыши. У ограждения лежал поддон, сколоченный из грубых досок. Вероника первая стала на поддон, затем забралась на парапет. Алиса медлила.
– Иди сюда, – стоя на парапете, позвала подругу Вероника и протянула обе руки.
Алиса подала ладони, холодные, ледяные, хотя на улице было жарко.
– Ну иди же, иди ко мне!
Алиса взобралась на парапет. Ее качнуло, но она смогла удержать равновесие. Пальцы рук Алисы и Вероники сцепились так же крепко, как на съемках последней сцены порнофильма, но ни одна, ни другая не чувствовали боли. Они смотрели в небо.
– Пойдем, у нас нет выхода, – сказала Вероника и тихонько потянула подругу за руку.
Алиса инстинктивно попыталась выдернуть ладонь из цепких пальцев подруги, но это ей не удалось. Две фигурки на краю крыши восемнадцатиэтажного дома судорожно дернулись, качнулись, попытались обрести равновесие… Но сорвались и полетели вниз. На уровне четвертого этажа их руки разжались.
На землю они упали одновременно.
Удар был резкий, с хрустом. Такой хруст бывает, когда падает на кафельный пол круто сваренное яйцо, – неприятный, сухой хруст, от которого сердце стынет, по спине бегут мурашки и на голове шевелятся волосы.
Мужчина, складывающий в багажник своих «Жигулей» пустые канистры из-под бензина, вздрогнул и оглянулся. На асфальте в десяти шагах от него в неестественных позах лежали две девочки. Кровь медленно растекалась по серому от пыли асфальту и казалась невероятно яркой.
Мужчина окаменел на несколько мгновений, канистра упала из его рук и громко зазвенела.
«Скорая помощь», стоявшая у подъезда соседнего дома, оказалась ненужной. Врачи, а они, как известно, не боги, воскресить человека, упавшего на асфальт с крыши восемнадцатиэтажного дома, естественно, не могут.
Двор, и без того растревоженный, наполнился криками и плачем.
Глава 6
Журналистка газеты «Свободные новости плюс» Варвара Белкина принимала очень дорогого гостя. Для ее карьеры и известности он сделал так много, как никто другой. Сергея Дорогина, бывшего каскадера по кличке Муму, Варвара принимала предельно скромно. На журнальном столике в гостиной не было даже бутылки с алкоголем, а стояли вазочка с засохшим печеньем, окаменевшими конфетами и колба с кофе. В хрустальной пепельнице, большой, как сковородка, дымились два окурка. Фильтр одного был окрашен ярко-пунцовой помадой, и он напоминал крабовую палочку.
Варвара щебетала без умолку, расспрашивая Сергея о том, как тот поживает с Тамарой Солодкиной в своем загородном доме, почему он, человек, в общем-то, не бедный, заставляет ее работать.
– Я бы на месте Тамары в жизни не пошла в больницу, даже в самую распрекрасную.
– А что бы ты, Варвара, делала?
– Ничего.
– Это быстро надоедает, я уже пробовал.
– Тогда почему ты не идешь работать, не снимаешь кино?
– Я не верю в то, что сейчас кино кому-нибудь нужно и что вообще этим стоит заниматься. Острых ощущений хватает и в жизни.
– Пей кофе, Сергей. Если хочешь, я могу тебе водки налить, – заглянув в глаза собеседника, сказала Белкина. У нее в холодильнике стояло полбутылки водки.
– Нет, Варвара, я за рулем.
– А у меня даже машины теперь нет. Нашелся бы какой-нибудь спонсор, – мечтательно произнесла Белкина, – подарил бы мне тачку.
– С твоими данными можно найти десять спонсоров, к тому же у тебя под парами всегда стоит редакционная машина.
– Стояла. Шофер руку сломал. Представляешь, как смешно: опрокинул банку со сметаной, поскользнулся и сломал руку в двух местах. А ведь здоровый парень!
– Бывает, – сказал Сергей. – Можно идти по улице, зацепиться за спичку и разбиться насмерть.
– Ну, это ты загнул, такого не бывает.
– Бывает, – сказал Дорогин, но случалось ли такое с кем-нибудь из его знакомых, уточнять не стал. Варвара посмотрела на часы:
– Погоди-ка, сейчас будут новости, – она включила телевизор и уставилась на экран так, как истово верующий смотрит на икону.
Дорогин на экран не смотрел, телевизор он не любил. Лучше почитать книгу, побродить по лесу, тогда и нервы будут в порядке, и геморрой не заработаешь. Варвара же была завернута на газетах, журналах, на телевизоре – на всем том, из чего можно черпать информацию. Этим и жила.
– Вон смотри, Дорогин, моя знакомая. Видишь, уже выбилась в люди, с микрофоном стоит? И чего это она там щебечет? Нельзя же держать микрофон так, словно собираешься заниматься оральным сексом!
Дорогин посмотрел на миловидную ведущую, чье лицо еще не успело примелькаться на экране. Девушка скорбным голосом, но в то же время бойко, ценя каждую секунду эфирного времени, рассказывала об очередной трагедии.
– Ни хрена себе! – сказала Белкина, жадно затягиваясь, а затем нервно гася окурок в пепельнице. – Как думаешь, что у них там?
Дорогин пожал плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84