Несмотря на бездеятельность руководства комитета государственной безопасности и частей советской армии, ему подчинялись все силы МВД. Его приближенные просили от него разрешения начать вооружение преданных людей, предлагали организовать рабочие отряды и раздать им оружие со складов военкоматов. Его уговаривали, опираясь на систему гражданской обороны, полк и штаб ГО, в которых было достаточно солдат и преданных ему офицеров, объявить в республике чрезвычайное положение, но он не пошел на это. Может быть, сегодняшний день был вершиной всего того, что составляло его личность? Личность человека, не запятнавшего свои руки кровью сограждан. Сейчас сквозь толпу шел не государственный деятель, а простой таджик, ничем не выделяющийся среди своих соплеменников и желающий только одного – покоя для себя и мира для своего народа.
У самого входа в отсек для депутатов и членов правительства охране удалось чуть-чуть задержать толпу. Набиев прошел в зал и тяжело опустился в кресло. Неподалеку работал кондиционер, но он даже не замечал этого – горячий пот струился по его лицу, шее и плечам. В дверях возникла давка. Охрана, почувствовав в ограниченном пространстве себя несколько увереннее, не пропускала в зал людей и вдруг откуда-то сбоку выскочил невысокий молодой человек с автоматом в руках. Он кинулся к Набиеву, но перед ним встали два офицера из охраны. Один из них сунул руку за борт пиджака, но первый секретарь отрицательно покачал головой. Руки, державшие автомат, ходили ходуном, мужчина кричал, и брызги слюны летели из его распяленного рта во все стороны. Чужак походил на сумасшедшего или одурманенного наркотиками человека. Набиев смотрел на него и не чувствовал ни страха, ни сожаления. Со стороны казалось, что ему уже все безразлично – и жизнь, и смерть совершенно не волнуют его.
Начальник охраны, не моргая смотрел на руководителя республики. Он понимал, что стоит кому-нибудь из его людей сейчас выстрелить в нападавшего, как их тут же разорвут, расстреляют, размечут по залу сотни людей, толпящихся около двери, но, тем не менее, офицер ждал команды или разрешения Набиева обезоружить бандита. В его понятии любой человек, угрожавший оружием первому лицу республики подлежал немедленному уничтожению. Но у него был приказ не вмешиваться.
По лицу мужчины пробежала судорога:
– Ты не уедешь так просто, – закричал автоматчик, – или ты сейчас же отречешься от власти, или я убью тебя и себя!
Угроза выглядела смешной и страшной одноременно. Смешной от того, что прокричавший ее дергался и метался по залу, казалось, что только чудо удерживает его на ногах. Страшной от того, что речь шла о человеческой жизни.
Начальник охраны подошел на расстояние удара и прикинул как он одним движением уложит этого параноика на цементный пол.
– Хорошо, – неожиданно для всех прозвучал тихий голос Набиева, – пусть пригласят телевидение.
У двери закричали и через порог протолкались два человека – журналистка и оператор с камерой.
Глава республики поднял глаза и, дождавшись, пока загориться красный глазок камеры, откинул мокрые пряди со лба и прерывающимся голосом смертельно усталого человека проговорил:
– Во имя избежания кровопролития и для блага моего народа я отрекаюсь от всех постов и слагаю с себя все полномочия…
* * *
Леонид Федорович Чабанов увидел эту сцену в последних известиях и рассмеялся.
– Ну, что ж, – проговорил он, не замечая округлившихся глаз Расимы, сидевшей напротив него за накрытым столом, – теперь только дурак не попытается взять власть в этой банановой республике. Но мы сегодня в этом торге участвовать не будем. Слишком незначительны ставки.
Он поднялся и, подойдя к телефону, принялся крутить диск. На его вызов ответили по-таджикски из кабинета заместителя председатель горисполкома центра горно-бадахшанской области Таджикистана города Хорог. Только после того, как Леонид Федорович, произнеся пароль, рассмеялся, из уст второго человека в Хороге полилась чистая русская речь.
– Все готово, наши люди и с этой, и с той стороны ждут только приказа, – любой, знавший Приходько, сказал бы услышав этот голос, что это Станислав Николаевич, но человек, с которым говорил Чабанов, по обличию походил на любого представителя коренного народа Средней Азии.
– Я не хочу ни подгонять, ни удерживать вас, – голос Леонида Федоровича звучал ровно, с едва слышимой теплотой, – но прошу вас не форсировать события. Мне думается, что кажущаяся предсказуемость и легкость, с которой нам все удается, могут сыграть с нами злую шутку. Попугайте их, но не сильно, пусть поймут, что либо их не будет, либо они пойдут на сотрудничество с нами и будут и службу исполнять, и деньги получать. Помните – это русские люди и если пережать, то они перестанут бояться и думать о жизни.
– Хорошо.
– С богом, – Сам не зная почему, Чабанов первый раз в жизни вдруг упомянул бога, как будто дело, на которое он сейчас благославлял Приходько, было чем-то добрым и богоугодным.
Несколько месяцев назад Станислав Николаевич озадачил его своим решением выехать в Таджиикстан и там, на месте, руководить операцией по перехвату путей переброски опия из рук КГБ. Поначалу Леонид Федорович увидел в этом неуверенность и от этого желание взять на себя непосредственное руководство, но потом понял, что тут все было несколько сложнее. Он понял, что Приходько из числа тех людей, кому, как воздух нужен риск, ощущение опасности, что он привык к этому состоянию. Может быть, попытка его начальства лишить разведчика букета острых ощущений, связанных с работой на чужой территории, и привела его к Чабанову, поэтому он и рвался на границу. Разобравшись в этом, Леонид Федорович отпустил его в Хорог.
Станислав Николаевич, а уже несколько месяцев он, под видом таджика-партийного работника, изгнанного из Душанбе, работал в Хороге, воспринял слова Чабанова о боге не более чем разрешение к действию. Приходько, попрощавшись с Леонидом Федоровичем, подошел к радиостанции, стоявшей на угловом столике и, нажав тангенту на микрофоне, бросил в эфир короткую фразу:
– Кор кунет – делайте работу.
Эти два ничего не значащих, для непосвященных, слова привели в движение сотни людей по обеим сторонам таджикского участка советско-афганской границы.
Несколько неизвестных напали на двоих солдат-пограничников, покупавших в крохотном сельском магазине конфеты. Когда старший лейтенант, ожидавший своих солдат в тени дерева, услышал крики дерущихся и, выхватив из кобуры пистолет и кинулся в магазин, там все было кончено. На заплеванном полу с развороченным животом корчился умирающий сержант, а в углу, ощерив окровавленный рот с обломками зубов, сидел второй пограничник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84