— Не знаю. Вернее, все, что узнал, я уже рассказал Эрне. Как Маргит?
— Хорошо. — Домбаи встал. — Я сейчас вернусь, — сказал он Каре. — Мне нужно отдать кое-какие распоряжения, а затем я хотел бы все же доложить тебе.
Кальман поднялся.
— Подожди, пойдем вместе, — сказал он.
— Нет, ты не уходи, — остановил его Кара. — Мне еще надо с тобой поговорить. — Кальман сел опять в кресло. Он казался самому себе жалким и смешным. Закурив, он вопросительно посмотрел на полковника.
— Я хотел попросить тебя об одной любезности, — пояснил Кара.
— О какой?
— Но прежде я должен тебя предупредить: все, что я тебе сейчас скажу, — государственная тайна.
— Тогда не говори. Хочу жить без тайн.
— Увы, я должен тебе сказать об этом. В течение двух лет ты был руководителем лаборатории «В». Ты хорошо знаешь работающих там инженеров и техников, лучше меня знаешь документацию приборов ВН…
— Почему ты подозреваешь в чем-то инженеров и техников? — перебил его Кальман. — На основании одной лишь схемы включения ВН—00—7 можно без труда додуматься до устройства прибора. А схема включения побывала в руках и монтажников, и мастеров, обслуживающих контрольно-измерительную аппаратуру.
Реплика Кальмана смутила Кару.
— Откуда ты знаешь, что речь идет о приборе 00—7? — спросил он удивленно.
— Агента вы хоть захватили? — вместо ответа спросил уже совершенно спокойно Кальман, сделав вид, будто он не слышал вопроса полковника. Но Кара не ответил Кальману, а недоуменно уставился на него. — Я говорю о Балаже Пете и об инженере.
— Откуда ты их знаешь?
— Я тоже немножко полистал твой альбом, — сказал Кальман. — Истратил на это полночи.
— Ты расшифровал телеграмму?
— Частично. Или, может быть, фамилия курьера не Пете?
— Значит, ты все знаешь?
— Только то, что удалось расшифровать. А о дальнейшем догадываюсь. Вы перевербовали Пете и послали на явку. А затем упекли в тюрьму Даницкого.
— Нет, не «упекли», — возразил Кара, — а англичанин не вышел на явку. Но, как я понимаю, ты знаешь и то, кто послал мне этот альбом?
— Этого я не знаю, но думаю, что скоро узнаю. Мне просто нужно хорошенько поразмыслить над всем происшедшим. Кое-что я уже подозреваю.
Кальман подошел к Каре.
— Эрне, — сказал он, дотронувшись до его рукава. — Может быть, я и в самом деле веду себя странно, но ты пойми меня правильно, у меня есть на то причина. Если бы ты был в состоянии помочь мне, я рассказал бы тебе все откровенно. Но, увы, ты не можешь мне помочь, а я не хочу понапрасну обременять тебя своими заботами.
— Можешь совершенно спокойно рассказать мне все.
— Пока еще нет. Может быть, когда-нибудь позже. Но прошу тебя, верь мне.
— Да в чем дело? Почему ты говоришь какими-то загадками?
— Вы расшифровали текст, изъятый у этого Пете?
— Пока еще нет, — сказал Кара. — Но это вопрос времени.
— А по-моему, его шифровка — набор случайных цифр, чтобы ввести вас в заблуждение.
— Почему ты так думаешь? — с интересом спросил полковник.
— Я попытался представить себе ход мысли моего дяди, — сказал Кальман. — А поскольку я знаю его лучше, чем вы, мне кажется, я разгадал его замысел. Шалго, по сведениям, полученным от французского агента, продался англичанам.
— Точно.
— Но из донесения, если я правильно расшифровал текст, явствует, что Шалго не знает имени инженера, согласившегося на сотрудничество с иностранной разведкой. Теперь слушай меня внимательно, потому что в этом — существо вопроса. Вполне вероятно, что эти важные сведения майор Рельнат не сообщил даже своему курьеру, хотя, впрочем, ты знаешь это лучше меня.
— Правильно, не сообщил!
— Откровенно говоря, это и так ясно. Имя агента — в шифровке. Если агент даже провалится, он не сможет выдать самого главного… — Кальман немного задумался, прошелся по кабинету. — Все, есть! — воскликнул он вдруг. — Вот, представь себе: я — Игнац Шавош, и вдруг ко мне заявляется Шалго, который известен мне как французский агент. Я встречаю его с опаской: предателей никто не любит. Шалго сообщает мне, что майор Рельнат собирается перебросить через границу курьера X. У этого курьера находится шифровка, которую он должен передать агенту по кличке «Доктор». Что делаю я в этой ситуации?
— Ну, что же ты делаешь?
— Я задерживаю этого курьера. Разгадываю шифр, перевербовываю агента и — теперь слушай особенно внимательно — перебрасываю его через границу с фальшивым заданием, ложными инструкциями и бессмысленным текстом на микропленке.
— Но зачем? — удивился Кара.
— Затем, что я не позволю, чтобы ценный материал угодил в руки моих соперников. Предполагаю, что Шалго и его подручные надеются заполучить этот материал с моей, Шавоша, помощью. Где же гарантия, что Пете отдаст чертежи именно мне?
— Очень смелое предположение! — заметил Кара. — Но в нем есть своя логика.
— Даю голову на отсечение, что из шифровки вы так и не узнаете фамилию инженера, согласившегося продать материал. Я не хочу сказать, что в этом сообщении нет никакого имени, но если оно и есть, то только для того, чтобы направить вас по ложному пути.
— Это понятно, — сказал Кара, облокотись на стол. — Ты думаешь, что англичане, зная имя инженера, теперь пошлют своего собственного агента добывать документацию?
— Или уже послали.
— Интересно. Может, ты и прав, — согласился Кара. — Тогда получается, что мы стоим на берегу широкой реки и у нас нет лодки. Выходит, все нужно начинать сначала?
— Да, конечно, — подтвердил Кальман, — но теперь вам гораздо легче, потому что вы уже знаете, на что идет игра.
Кальман рассуждал правильно: Кара и его сотрудники зашли в тупик. Правда, Даницкого они разоблачили. Поймали они и Пете. Но все это было весьма и весьма слабым утешением. Необходимо было воспрепятствовать вывозу на Запад документации ВН—00—7. А это было делом нелегким.
Группа Кары приступила к секретной проверке всех работавших в лаборатории, и это было, пожалуй, самым трудным и хлопотливым делом.

Кальман, понятно, ничего не знал, он был поглощен своими заботами. Прежде всего он перебрал в памяти все свое прошлое. Валялся на тахте и глядел в потолок. Он старался припомнить все, до самой незначительной мелочи. И Кальман ругал себя сейчас, что не расспросил об этом Шалго: старший инспектор наверняка мог бы сообщить ему кое-какие интересные сведения. Стоило Кальману смежить веки, как перед ним вставал хромой здоровяк. Человек этот сказал ему тогда, что его зовут Фекете и что он слесарь.
Неожиданно Кальмана охватило волнение: ему припомнилась одна фраза, которую Фекете обронил, когда мимо их камеры проводили Шалго: «Хорошо, что только один день довелось мне пробыть с ним вместе, — невыносимый тип».
Кальман вскочил и, возбужденный, принялся бегать по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77