Какая-то крыса или кошка… Нет, это же собачонка!
— Обрати внимание на того, который повыше и с усами. Настрой резкость.
Коля кладет мои пальцы на рычажок. Я кручу его, и крупным планом проступает усатое лицо местного жителя, который не удержал на поводке своего шпица…
— Поняла? — Коля удовлетворен выражением моего лица. Вероятно, на нем, кроме удивления, явно проступают понимание и восхищение им, умным и сообразительным.
— Что ты все время трясешься?! — меня вдруг стала раздражать его самодовольная физиономия с пятнами ожогов.
— Да холодно здесь стоять в одном полотенце! Ты поняла, что это за фургон? Они из него нас подслушивают!
— Может, и не из него…
— Из него! Мужика помнишь, который в гости приходил, когда родители были, коротконогий такой, в очках? Он уже дважды совался в этот фургон! А усатый, который сейчас покурить вышел? Это же хозяин попавшей под колеса собачки! Нас обложили слежкой, дом прослушивают, и штаб у них в фургоне!
— Ладно, следопыт, ты все узнал, что дальше?
— Возвращаемся в кухню, берем этого придурка в белом плаще и отводим его в фургон!
— Зачем? — опешила я.
— Да чтобы они не лезли за ним в дом! Не трогали здесь ничего, не допрашивали меня и не угрожали!! Они его ищут? Доставим, сонного и тепленького!
— Я не буду этого делать.
— Конечно! Тебя же не совали мордой в газовую горелку!
— Коля, ты не понимаешь! В фургоне могут сидеть не те люди.
— Я все прекрасно понимаю. Не хочешь — не надо. Сам сделаю.
Он ковыляет к лестнице вниз. Я иду рыть керамзит. Спускаться ему трудней, чем подниматься, мне слышно его натужное дыхание и тихие ругательства.
Слава богу, это не винтовка с оптическим прицелом. Это странный прибор с выдвигающимися ножками, коротким прикладом и направленной антенной, которую Коля при закапывании повредил, и теперь она болтается сбоку на проводке. Металлическая выдвижная трубка, очень похожая на дуло. И есть что-то очень похожее на оптический прицел, и сетка на нем присутствует. Я думаю, думаю, зарывая это странное устройство обратно в керамзит, потом мои пальцы натыкаются на наушники, и, вытащив их, я понимаю, что если бы антенна работала и не повредился провод наушников, то, направив прибор на фургон, я бы, наверное, могла услышать разговоры людей в нем. Смешно. Можно было бы стащить эту подслушку вниз, устроиться за кухонным столом, громко придумывать с Колей новые истории и тут же выслушивать комментарий подслушивающих нас людей… Если, конечно, это чудо техники работает само по себе и не требует предвари-тельной установки микрофона… кого же ты тут слушала, Мадлен? Подхожу к окну. Смотрю на дорогу, на еле видимый вдали пункт охранника на въезде в поселок… Может быть, переговаривающихся людей в автомобилях, проезжающих мимо?
Когда я спустилась, то обнаружила в коридоре зачумленного снотворным Артура и Колю, наматывающего на гипс полиэтиленовый пакет.
— Мы идем прогуляться, — многозначительно сообщил Коля.
— Я не хочу гуляться, — пробормотал Артур, — но молодой человек сказал, что отведет меня в нужное место и я смогу наконец попасть в Санкт-Петербург.
— Мне показалось, что вам нужен Амстердам, — пожала я плечами.
— В идеале, да. Амстердам — это, конечно… хотя я, к примеру, с удовольствием уплыл бы в Нью-Йорк… — Помявшись, он решился:
— Извините, конечно, я ничего не понимаю, я могу увидеть учительницу пения?
— Э-э-э… которую? — я лихорадочно соображаю, что сказать.
— Сейчас я вас отведу в грязно-желтый фургон через дорогу, тут недалеко, — вступает Коля, — и там вы увидите и учительницу пения, и учителя физкультуры, и даже стипендиатов высших курсов защитников родины и ее интересов!
— Стойте! — мне стало немного жалко этого человека в плаще, загаженном шоколадным коктейлем. — Если хотите, расскажите все быстро. Прямо сейчас, вот тут, в коридоре. Что вам обещала Ляля?
— Какая Ляля?.. — он искренне удивлен.
Коля, стоя сзади задумавшегося мужчины, делает мне руками знаки, угрожающе кривляется и показывает на часы.
— Часы! — теперь я показываю на него пальцем.
— Мона, я тебя умоляю, оставь свои материнские инстинкты для детей!
— У тебя часы такие же!
— Это подарок, я никому не отдам мои часы! — заводится Коля. — Разреши нам уйти, человек спешит в Амстердам!
— Который час? — я дергаю уже уходящего Артура за руку.
— Э-э-э… — Он делает свой коронный взмах левой рукой и таращится на часы на белом ремешке.
— Это дорогие часы? — Я отталкиваю Колю, который хватает Артура за полу плаща и тащит за собой.
— Очень дорогие, а что? Корпус из платины, это швейцарские часы… Отпустите же! Вы порвете плащ!
— Все! Мы уходим! — под треск материи Коля утаскивает ночного гостя в дверь.
Из кухни выходит Сюшка с грязной мордочкой. Хватаю ее под мышку и несу к раковине.
— Еще пописать! — требует она, когда я закончила промокать ее лицо полотенцем.
Помогаю ей взобраться на большой унитаз. Замечаю, что от нетерпения трясу ногой, как фокстерьер перед охотой.
— Гулять! — натягивая колготки, объявляет Сю-ша свой вариант достойного завершения дня.
— Через полчасика, ладно?
— Спать! — соглашается она и направляется к лестнице.
Я обгоняю ее на ступеньках и карабкаюсь по почти отвесной лестнице на чердак.
— Маленьким девочкам сюда нельзя! — на всякий случай грожу ей пальцем с чердака в открытый люк.
— Знаю, — говорит Сюша снизу. — Там Хока!
Ну вот, оказывается, я знаю еще не всех жителей этого дома…
В подзорную трубу виден грязно-желтый бок фургона и какой-то значок на нем… Наведя резкость, я, опешив, несколько секунд рассматриваю веселого слоненка и начинаю думать, что воображение сыграло с Колей плохую шутку, но потом замечаю движение сбоку и вижу их обоих, хромающего Колю и пошатывающегося Артура…
КОМПРОМИСС
Этим утром оперуполномоченный Петя выехал в Москву. Он не успел поучаствовать в обыске квартиры Моны Кукулевской, напросился в группу, осматривающую ее дачу, и был наказан. Во-первых, на даче ничего стоящего не оказалось. Во-вторых, Петя провалился в прогнивший погреб в сарае.
Осмотрев его локоть и щиколотку, московские коллеги успокоили: “Хорошо отделался” — и посадили голой ногой в ручей.
Через десять минут подобного охлаждения растянутых связок ступня Пети и щиколотка чуть повыше косточки стали красными, а сам Петя синим. Его трясло так, что на остановках у светофоров дрожал и дорогой милицейский джип, и шесть сотрудников в нем. Сотрудники не выдержали, влили в Петю триста граммов спирта, и он перестал дрожать, правда, через некоторое время запел.
Узнав о находке в гараже Димы Гольтца, Петя перестал петь и пытался заплакать. Поэтому коллеги вручили находку ему и, чтобы не брать грех на душу, посадили с оказией в фургон “Лаборатория” и приказали довести его до места и сдать с рук на руки лично следователю Поспелову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Обрати внимание на того, который повыше и с усами. Настрой резкость.
Коля кладет мои пальцы на рычажок. Я кручу его, и крупным планом проступает усатое лицо местного жителя, который не удержал на поводке своего шпица…
— Поняла? — Коля удовлетворен выражением моего лица. Вероятно, на нем, кроме удивления, явно проступают понимание и восхищение им, умным и сообразительным.
— Что ты все время трясешься?! — меня вдруг стала раздражать его самодовольная физиономия с пятнами ожогов.
— Да холодно здесь стоять в одном полотенце! Ты поняла, что это за фургон? Они из него нас подслушивают!
— Может, и не из него…
— Из него! Мужика помнишь, который в гости приходил, когда родители были, коротконогий такой, в очках? Он уже дважды совался в этот фургон! А усатый, который сейчас покурить вышел? Это же хозяин попавшей под колеса собачки! Нас обложили слежкой, дом прослушивают, и штаб у них в фургоне!
— Ладно, следопыт, ты все узнал, что дальше?
— Возвращаемся в кухню, берем этого придурка в белом плаще и отводим его в фургон!
— Зачем? — опешила я.
— Да чтобы они не лезли за ним в дом! Не трогали здесь ничего, не допрашивали меня и не угрожали!! Они его ищут? Доставим, сонного и тепленького!
— Я не буду этого делать.
— Конечно! Тебя же не совали мордой в газовую горелку!
— Коля, ты не понимаешь! В фургоне могут сидеть не те люди.
— Я все прекрасно понимаю. Не хочешь — не надо. Сам сделаю.
Он ковыляет к лестнице вниз. Я иду рыть керамзит. Спускаться ему трудней, чем подниматься, мне слышно его натужное дыхание и тихие ругательства.
Слава богу, это не винтовка с оптическим прицелом. Это странный прибор с выдвигающимися ножками, коротким прикладом и направленной антенной, которую Коля при закапывании повредил, и теперь она болтается сбоку на проводке. Металлическая выдвижная трубка, очень похожая на дуло. И есть что-то очень похожее на оптический прицел, и сетка на нем присутствует. Я думаю, думаю, зарывая это странное устройство обратно в керамзит, потом мои пальцы натыкаются на наушники, и, вытащив их, я понимаю, что если бы антенна работала и не повредился провод наушников, то, направив прибор на фургон, я бы, наверное, могла услышать разговоры людей в нем. Смешно. Можно было бы стащить эту подслушку вниз, устроиться за кухонным столом, громко придумывать с Колей новые истории и тут же выслушивать комментарий подслушивающих нас людей… Если, конечно, это чудо техники работает само по себе и не требует предвари-тельной установки микрофона… кого же ты тут слушала, Мадлен? Подхожу к окну. Смотрю на дорогу, на еле видимый вдали пункт охранника на въезде в поселок… Может быть, переговаривающихся людей в автомобилях, проезжающих мимо?
Когда я спустилась, то обнаружила в коридоре зачумленного снотворным Артура и Колю, наматывающего на гипс полиэтиленовый пакет.
— Мы идем прогуляться, — многозначительно сообщил Коля.
— Я не хочу гуляться, — пробормотал Артур, — но молодой человек сказал, что отведет меня в нужное место и я смогу наконец попасть в Санкт-Петербург.
— Мне показалось, что вам нужен Амстердам, — пожала я плечами.
— В идеале, да. Амстердам — это, конечно… хотя я, к примеру, с удовольствием уплыл бы в Нью-Йорк… — Помявшись, он решился:
— Извините, конечно, я ничего не понимаю, я могу увидеть учительницу пения?
— Э-э-э… которую? — я лихорадочно соображаю, что сказать.
— Сейчас я вас отведу в грязно-желтый фургон через дорогу, тут недалеко, — вступает Коля, — и там вы увидите и учительницу пения, и учителя физкультуры, и даже стипендиатов высших курсов защитников родины и ее интересов!
— Стойте! — мне стало немного жалко этого человека в плаще, загаженном шоколадным коктейлем. — Если хотите, расскажите все быстро. Прямо сейчас, вот тут, в коридоре. Что вам обещала Ляля?
— Какая Ляля?.. — он искренне удивлен.
Коля, стоя сзади задумавшегося мужчины, делает мне руками знаки, угрожающе кривляется и показывает на часы.
— Часы! — теперь я показываю на него пальцем.
— Мона, я тебя умоляю, оставь свои материнские инстинкты для детей!
— У тебя часы такие же!
— Это подарок, я никому не отдам мои часы! — заводится Коля. — Разреши нам уйти, человек спешит в Амстердам!
— Который час? — я дергаю уже уходящего Артура за руку.
— Э-э-э… — Он делает свой коронный взмах левой рукой и таращится на часы на белом ремешке.
— Это дорогие часы? — Я отталкиваю Колю, который хватает Артура за полу плаща и тащит за собой.
— Очень дорогие, а что? Корпус из платины, это швейцарские часы… Отпустите же! Вы порвете плащ!
— Все! Мы уходим! — под треск материи Коля утаскивает ночного гостя в дверь.
Из кухни выходит Сюшка с грязной мордочкой. Хватаю ее под мышку и несу к раковине.
— Еще пописать! — требует она, когда я закончила промокать ее лицо полотенцем.
Помогаю ей взобраться на большой унитаз. Замечаю, что от нетерпения трясу ногой, как фокстерьер перед охотой.
— Гулять! — натягивая колготки, объявляет Сю-ша свой вариант достойного завершения дня.
— Через полчасика, ладно?
— Спать! — соглашается она и направляется к лестнице.
Я обгоняю ее на ступеньках и карабкаюсь по почти отвесной лестнице на чердак.
— Маленьким девочкам сюда нельзя! — на всякий случай грожу ей пальцем с чердака в открытый люк.
— Знаю, — говорит Сюша снизу. — Там Хока!
Ну вот, оказывается, я знаю еще не всех жителей этого дома…
В подзорную трубу виден грязно-желтый бок фургона и какой-то значок на нем… Наведя резкость, я, опешив, несколько секунд рассматриваю веселого слоненка и начинаю думать, что воображение сыграло с Колей плохую шутку, но потом замечаю движение сбоку и вижу их обоих, хромающего Колю и пошатывающегося Артура…
КОМПРОМИСС
Этим утром оперуполномоченный Петя выехал в Москву. Он не успел поучаствовать в обыске квартиры Моны Кукулевской, напросился в группу, осматривающую ее дачу, и был наказан. Во-первых, на даче ничего стоящего не оказалось. Во-вторых, Петя провалился в прогнивший погреб в сарае.
Осмотрев его локоть и щиколотку, московские коллеги успокоили: “Хорошо отделался” — и посадили голой ногой в ручей.
Через десять минут подобного охлаждения растянутых связок ступня Пети и щиколотка чуть повыше косточки стали красными, а сам Петя синим. Его трясло так, что на остановках у светофоров дрожал и дорогой милицейский джип, и шесть сотрудников в нем. Сотрудники не выдержали, влили в Петю триста граммов спирта, и он перестал дрожать, правда, через некоторое время запел.
Узнав о находке в гараже Димы Гольтца, Петя перестал петь и пытался заплакать. Поэтому коллеги вручили находку ему и, чтобы не брать грех на душу, посадили с оказией в фургон “Лаборатория” и приказали довести его до места и сдать с рук на руки лично следователю Поспелову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82