Конечно, будет процесс, расследование, и все убытки падут на мое агентство, которое рассыплется в пух и в прах. Придется возвращаться в полицию...
- Врача! Врача! - вопит Людо, в прошлом - моряк, а ныне - педераст. Он пришел в себя после той порции, которую я ему отвесил.
Наконец, Поташ дозванивается до профессора Данклона - знаменитого специалиста по ушибам.
Казалось бы, катастрофа еще больше должна накалить атмосферу, но все происходит наоборот. Внезапно все объединяются и переживают.
Раненый поглаживает колоссальную шишку и стонет:
- Дайте мне зеркало, я хочу знать правду! Не скрывайте ее от меня!
Элеонора протягивает ему зеркало с туалетного столика, он глядит в него и испускает вопль:
- Моя карьера! Ах, я так и знал! Вот оно - второе июня! Надо предупредить продюсера... Срочно? Завтра снимается сцена разрыва. Боже мой! А если я изуродован навеки?!
Он роняет зеркало, и глядя на меня, горестно говорит:
- Подумать только, меня поручили охранять именно вам!
Четыре часа утра
Ради кого-то профессор Данклон и не пошевелился бы. Он заявляет это после того, как выполнил свои обязанности. Его пациенты - Делон, Габен, Монро, Миттеран. Еще, может быть, кардинал Марти, потому что нужно чтить взгляды семьи: брат у Данклона - епископ. Да...
И больше никого. Данклон, если так можно выразиться, стрелянный воробей.
Он выписывает несколько рецептов и подписывается росчерком, который я видел только на обертках для Пирожных, этакая шелковая вышивка. Он выписывает кровоотсасывающуто мазь и пенициллиновую примочку, сам будит по телефону персонал аптеки Руссели и просит срочно приготовить то, что прописал. Поташ тотчас мчится туда.
Профессор, уходя, жмет руку только пациенту и обещает зайти завтра.
Уф!
Кристиан лежит с компрессом на лице, которое немного деформировалось. После того, как актеру дают снотворное, он быстро затихает, жалобно, словно ребенок, сказав:
- Не оставляйте меня одного...
Бедный "малыш"! Он несчастен из-за своего громкого имени, не знает, как держаться и вести себя. Обычное дитя из мира, где играют и дерутся. Он не хотел засыпать, потому что боялся смерти, и не хотел просыпаться, потому что боялся жить.
Все усаживаются в кружок на толстом ковре в его комнате и начинают шептаться между собой.
- Ну? Непостижимо! - говорит Людо, массируя свою челюсть.
- Да, - соглашается прелестная Элеонора. - Непостижимо.
- Я бы сказал иначе... - Берюрье смачно матерится.
Раз все сказали свое слово, то включаюсь и я:
- Все, что произошло, действительно, непостижимо...
В тайне я надеюсь, что завтра Кри-Кри просидит весь день дома, что облегчит мою задачу. Запертый в своей комнате, он перестает бояться.
От полноты чувств Берю испускает громкий звук. Трудно определить, откуда он исходит: спереди или сзади.
- Так значит, девочка, ты - парень? - спрашивает он Элеонору.
Она моргает ресницами.
- Хм, какой пустяк...
- И что же Кри-Кри? Лижет тебя?
- Этого тоже не делает.
- Тогда зачем ты спишь в его постели?
- Просто - заработок.
- Наверное, тобой он утирает кому-то нос? Да, она утирала нос - самой себе. Непонятно. Как такая красавица, чудо природы, оказалась на деле аномалией. Берю не терпит того, чего не понимает.
- Подожди-ка, малютка, я не понимаю. Сам Бордо - кто? Мужик?
- Да, но импотент.
- Такой красавец, и такое... несчастье, - скорее стонет, а не говорит Людо, бросив взгляд на кровать.
- А что, какой-нибудь несчастный случай? - допытывается Берю.
- Да, что-то вроде того.
Мой товарищ качает головой и, подумав, еще спрашивает:
- А в чем это заключается?
- Никто не знает. Сам он говорит о физической травме, но какой, не уточняет.
Александр Бенуа обращается ко мне.
- Ему нужна моя Берта. Она заставит любого... Это у нее - талант.
Он начинает расхваливать свою куколку. Рассказывает обо всех эротических и технических возможностях своей возлюбленной: о руках, царственных и нежных, умеющих работать не хуже специалиста по иглотерапии; о тубах, толстых и сильных, которыми она сосет наиболее нежные органы. И еще, и еще, и еще. Все слушают, развесив уши, а он с особым смаком описывает некоторые особенности тела Берты, которые делают ее привлекательнее самой Венеры.
И вдруг у меня появляется ощущение немедленной опасности. Пока мой товарищ заливается соловьем, шестое чувство предупреждает меня о чем-то крайне важном, о том, что медлить нельзя. Трудно сказать, почему возникает такая уверенность, но я вскакиваю, обезумев от страха. Я ожидаю любой чертовщины.
Хочется понять, что со мной, почему такая паника? Может быть, шум? Шорох? Нет, наоборот - прекращение какого-то звука. Пока мы - в комнате раненого, я слышу (не обращая на это внимания) какое-то тиканье, похожее на звук будильника.
И вот, это тиканье теперь ПРЕКРАТИЛОСЬ. Я бросаюсь к кровати Бордо. У его изголовья, на ночном столике стоят прелестные часики с маленькими качелями и фигуркой на них. Однако, часы продолжают идти, а фигурка качается. Значит, тиканье исходило не отсюда.
Не раздумывая ни минуты, я бросаюсь к спящему актеру, хватаю его и стаскиваю с кровати, при этом мы стукаемся головами. Это похоже на цирковой трюк с куклой-медведем. Я кладу Бордо на ковер.
Присутствующие ничего не понимают и уже собираются накинуться на меня с расспросами, как в этот момент.
Раздается оглушительный взрыв, из-под подушки взметается язык пламени. Роскошная кровать и стена за ней разлетаются на куски. Матрац и подушка пылают. Воняет, как в овчарне - в подушке затлели шерсть и пух. Факелом горит и погибает бесценное распятие VI века до н. э.
Дамы воют от ужаса и выскакивают в коридор. Бордо не теряет присутствия духа, поскольку еще не проснулся. Берю бросается в ванную и тащит ведро воды, которым быстро завершает пожар. Густой дым наполняет комнату. Мне приходится вытаскивать Бордо в коридор и класть в кресло, которое приготовил для себя.
- Никто не пострадал? - спрашиваю я у компании.
В это время просыпается Кристиан. Он хочет знать, в чем дело, где он, но нам пока не до него.
Когда мы немного приходим в себя, я спрашиваю его, не повредился ли он и не болит ли у него что-либо. Он томно отвечает, что нет.
Тогда я объясняю ему, что кто-то пытался его сон превратить в реальность.
Двадцать минут пятого
- Мне страшно!
Он и вправду позеленел, наш Кристиан Бордо. Как яблоко или как шпинат - что вам больше нравится.
Он дрожит всем телом, словно буря пронеслась над этим беспомощным существом и склонила его до земли, как плакучую иву.
Кроме того, он начинает громко всхлипывать, из его глаз текут слезы: кап, кап, кал-Бедный "малыш"! Второе июня началось для него невесело!
Наконец, он заявляет:
- Вы спасли мне жизнь! - обнимает меня за шею и по-братски целует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34