– И вот еще что, – продолжал Цицерон все тем же медоточивым голосом, обращаясь к Карпинацию, – этот человек, с которым ты заключил столь много сделок, не значится в твоих записях до того времени, пока на Сицилии не появился другой – его почти полный тезка. Гай Веррес. И ты не заключил с ним ни одной сделки после того, как Веррес покинул остров. Но в течение тех трех лет, когда Веррес занимал здесь должность наместника, этот загадочный человек являлся твоим самым крупным клиентом. – Цицерон снова поднял таблички над головой и показал их собравшимся на площади. – И какая досада, что всякий раз, когда писарь выводил фамилию вкладчика, он делал одну и ту же ошибку. Впрочем, такое бывает. Я уверен, что тут нет ничего подозрительного. Так, может, ты просто сообщишь суду, кто такой этот Верруций и где его можно найти?
Карпинаций беспомощно посмотрел на Метелла, но тут кто-то из толпы прокричал:
– Такого человека нет! На Сицилии никогда не было человека по имени Верруций! Это Веррес!
После чего все собравшиеся на форуме принялись скандировать:
– Это Веррес! Это Веррес!
Цицерон воздел руки над головой, призывая к тишине.
– Карпинаций утверждает, что закон запрещает вывозить документы из провинции, и с формальной точки зрения он прав. Но нигде в законе не говорится о том, что я не имею права вывезти копии этих документов, если они точны и должным образом заверены. Мне нужна ваша помощь. Кто из собравшихся здесь поможет снять копии с этих документов, чтобы я мог забрать их в Рим и привлечь эту свинью Верреса к ответственности за преступления, совершенные им против народа Сицилии?
В воздух взметнулся лес рук. Метелл попытался было восстановить тишину, но его слова потонули в хоре голосов, выкрикивающих слова поддержки в адрес Цицерона. Флавий, желая помочь нам, отобрал самых видных граждан города – сицилийцев и римлян, – предложил им выходить вперед и брать столько документов, сколько каждый сможет скопировать. Я раздавал добровольцам восковые таблички и стило.
Краем глаза я видел, как Карпинаций отчаянно пытается пробраться сквозь людское море к Метеллу, а сам наместник бешеным взглядом смотрит со своего возвышения на происходящий внизу хаос. Наконец он просто встал, развернулся на каблуках и поднялся по ступеням в храм за своей спиной.
Так закончилась поездка Цицерона на Сицилию. Не сомневаюсь, что Метелл с удовольствием арестовал бы его или, по крайней мере, не позволил бы вывезти с острова улики против своего дружка Верреса, но Цицерон очень быстро успел заручиться поддержкой местных жителей – как римлян, так и сицилийцев. Схватить его значило бы спровоцировать масштабные беспорядки, а у Метелла действительно было слишком мало войск, чтобы контролировать все население острова.
К середине того дня составление копий документов компании откупщиков было закончено. Их заверили, упаковали, опечатали и отправили на охраняемый корабль, который дожидался нас в гавани. Цицерон провел на острове последнюю ночь, составляя список свидетелей, которых он намеревался вызвать в Рим для дачи показаний в судебном процессе. Луций и Фругий согласились задержаться в Сиракузах, чтобы устроить их поездку в Рим.
На следующее утро они спустились в гавань, чтобы проводить Цицерона. На берегу собралось огромное число его сторонников, и он обратился к ним с короткой прощальной речью:
– Я вполне осознаю, что увожу на этом хрупком корабле надежды и чаяния всей вашей провинции. И по мере своих сил я сделаю все, чтобы оправдать их.
После этого я помог ему подняться на палубу, где он застыл, глядя в сторону берега блестящими от слез глазами. Цицерон был одаренным актером и мог сыграть абсолютно любые чувства, но сейчас, возвращаясь мыслями на много десятилетий назад, я думаю, что в тот день он был искренен и каким-то образом предчувствовал, что ему больше не суждено оказаться на этом острове. Цицерон навсегда расставался с Сицилией.
Весла взмыли вверх и ударились о воду. По мере того как корабль отходил от берега, фигуры людей, стоявших на пристани, становились все более размытыми, а потом и вовсе исчезли из виду. Пройдя сквозь устье залива, наше судно вышло в открытое море.
VIII
Путешествие из Регия в Рим оказалось проще, чем наше странствие на юг, поскольку наступила ранняя весна и, казалось, сама природа вливала в наши жилы недостающие силы. Впрочем, нам было некогда наслаждаться пением птиц и красотой распускающихся цветов. Цицерон, примостившись в своей крытой повозке, всю дорогу работал, составляя и правя различные материалы, которые собирался использовать на суде, и выстраивая линию обвинения против Верреса. Я по мере надобности доставал из повозок с багажом и приносил ему нужные документы, а также много стенографировал под его диктовку, что требовало проворности и внимания.
Насколько мне удалось понять, план Цицерона состоял в том, чтобы разделить обвинение на четыре блока: продажность в качестве судьи, вымогательство взяток через компанию откупщиков, разграбление муниципальной и частной собственности и, наконец, незаконные казни. В соответствии с этим планом были сгруппированы свидетельские показания и улики, и по мере того как мы приближались к Риму, Цицерон даже начал писать отдельные куски своей вступительной речи.
Точно так же, как он натренировал свое тело выносить бремя собственных амбиций, Цицерон научился усилием воли избавляться от тошноты, неизбежной, казалось бы, при долгом путешествии в тряской повозке, и в течение последующих лет во время поездок по Италии он неизменно проводил путь будучи занят работой. Вот и теперь, с головой погрузившись в работу, он даже не осознавал, в какой точке пути находится в тот или иной момент.
Наше путешествие заняло менее двух недель, и на мартовские иды – ровно через два месяца после нашего отъезда из Рима – мы вернулись в город.
Гортензий тоже не терял времени даром, и обвинительный процесс, им затеянный, уже шел полным ходом. Как и полагал Цицерон, одной из целей, которые «первый из двух лучших» преследовал, было как можно скорее выманить Цицерона с Сицилии. Как выяснилось, Дасиан не только не ездил в Грецию, чтобы собрать улики, но и вообще не покидал Рима. Однако это не помешало ему выдвинуть в суде по вымогательству обвинения против бывшего наместника Ахайи, а поскольку Цицерон еще не вернулся, претору Глабриону не оставалось ничего иного, как согласиться на начало процесса. И вот день за днем Дасиан, это теперь уже давно забытое ничтожество, что-то бубнил, стоя перед откровенно скучающими судьями, тем временем как Гортензий сидел в стороне. После того как Дасиан заканчивал со своим словоблудием, с присущей ему грациозностью с места поднимался Плясун и начинал выделывать перед судом свои обычные пируэты, сопровождая их собственными высоко-мудрыми замечаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115