Между прочим, вчера он убил кита, а на той неделе ворвался на рыбную плантацию — каким-то чудом он разведал, что там на одном участке ослабли силовые поля. Плантации больше не существует. Костя спросил:
— И вы идете его уговаривать не делать больше глупостей?
— На этот раз разрешено применить капсулы. — Он сделал испуганные глаза: — Кэп! Спасайся, ребята, в левую дверь!
Все пассажиры стояли и сидели под тентом на мостике, любуясь морской гладью и дельфинами. Кроме нас с Костей и академика, на остров ехала целая группа ученых разных специальностей, изучающих море, и ботаник Кокиси Мокимото.
Павел Мефодьевич ходил, перешагивая через ноги сидевших в шезлонгах, улыбаясь и поглядывая по сторонам. Он был явно доволен сегодняшним днем и блестяще проведенной операцией по освобождению дельфинов.
Океанариум в Коломбо соединялся с морем длинным каналом. С год назад доверчивых дельфинов заманили через канал в океанариум и закрыли выход решеткой. Действительно, в океанариуме, по людским представлениям об удобствах для живых существ другого вида, было сделано все возможное: проточная вода, обильная пища, относительно просторное помещение. И все-таки приматы моря чувствовали себя как в тюрьме. Они выражали свой протест, но ботаники его не слышали, вернее — не понимали, так как не искали с ними контактов.
Ученый секретарь дендрария Кокиси Мокимото был буквально подавлен натиском академика Поликарпова. Японец только шептал извинения, прижимая левую руку к груди, и болезненно улыбался, показывая, как он огорчен случившимся. Наконец он вымолвил:
— Простите… Нам казалось, что мы не посягаем на их свободу. Мы делали все, чтобы их жизнь была приятной. Они даже могли включать и выключать по своему желанию музыку, специально написанную для них. Извините, не помню фамилии композитора. Жаль, у нас не было средств, облегчающих контакты.
Разговор происходил в павильоне-оранжерее, служившем лабораторией ученого секретаря.
— Не было средств для контактов! — загремел академик и взял с полки, уставленной приборами, небольшую желтую коробку. — Последняя модель «ЛК-8006»! Пока выпущено всего тысяча приборов, и один из них почему-то прислан сюда. Мне думается, что вам должно быть известно о возможностях этого изобретения?
— О да-да…
— Позвольте усомниться в этом. И если я неправ, то прошу прощения, но все же нелишне напомнить, что с помощью «ЛК-8006» — надо же придумать такое дурацкое название! — мы можем разговаривать с марсианами, если, конечно, они там еще обитают. Можем обмениваться информацией с пришельцами невесть откуда, будь у них углеродная, фтористая, кремниевая или бог весть какая иная основа. Надеюсь, я не утомил вас такой пространной речью об истинах, известных школьнику первого цикла?
— О нет! Даже очень интересно, хотя…
— Хотя вам все это хорошо известно? Так вот, чтобы не терять дорогого времени, идемте и немедленно освободим несчастных узников. Кстати, я научу вас пользоваться «ЛК-8006», этим замечательным изобретением с дурацким названием…
Академик зашагал к океанариуму, а мы с Мокимото едва поспевали за ним следом.
Ученый секретарь шепнул мне:
— Очень оригинальный ум! Его метод вести беседу оставляет довольно сильное впечатление…
Костя и Вера плескались в воде, окруженные дельфинами. Вера неожиданно вскочила на блестящую спину дельфина и, смеясь, помчалась на нем, описывая круги.
— Безобразие! — крикнул академик. — Вы превратили их в забаву! Надо немедленно покончить с этим издевательством! — Он опустил в воду гидрофон, что-то сказал, и в тот же миг все дельфины бросились к нему.
Вера полетела в воду и стала, давясь от хохота, что-то объяснять Косте.
Я впервые слышал не на телеэкране диалог между человеком и дельфином.
Академик говорил напыщенным языком старых информационных листов:
— Приветствую вас, братья моря! Дельфин отвечал ему в том же стиле:
— И мы приветствуем вас, братья Земли!
— Мы пришли просить у вас извинения за то, чти, хоть и не по злой воле, так долго ограничивали вам свободу передвижения.
— Нам было трудно в этой мелкой круглой луже, но у нас нет плохого чувства к вам.
— Сейчас будет поднята решетка, закрывающая выход в море, и вы можете следовать в любом направлении. Со своей стороны я предлагаю вам совместное путешествие к юго-западу на один из плавучих островов. Там живут и трудятся вместе с нами на общее благо много братьев моря. Согласны ли вы?
— Мы согласны…
Павел Мефодьевич назвал место встречи — выход из гавани…
Мокимото, прижав руки к груди, согнулся в прощальном поклоне. Он не сказал ни слова, и это немое признание своей вины растрогало академика.
— Извините меня, старого грубияна. — Внезапно он хлопнул Мокимото по спине: — Послушайте, коллега, а не поехать ли и вам ко мне на остров? Я понимаю, что у вас работа, мало свободного времени, и все же очень бы вас просил об этом одолжении.
Кокиси Мокимото обвел взглядом свой зеленый кабинет, улыбнулся, протянул руку.
И вот мы все покачиваемся на пологих волнах Индийского океана, встречный ветер умеряет тропический зной.
Павел Мефодьевич останавливается возле кресла, о котором, полузакрыв глаза, лежит Мокимото.
— Надеюсь, что вы не очень сетуете на меня, дорогой коллега?
— О-о, мистер Поликарпов! Я так благодарен вам! Очень давно мне не приходилось совершать такие приятные перемещения в пространстве. Я так люблю море! Мои предки были рыбаками из Киото. Между прочим, на гербе этого города
— золотые дельфины.
— Знаю. Существует много легенд по этому поводу. Но достовернее всего та, в которой говорится о спасении дельфинами одного из основателей города. Возможно, вашего предка?
— К сожалению, у нас в семье нет таких романтических преданий.
Они помолчали. Потом Мокимото сказал:
— Удивительный покой охватывает душу, когда ощущаешь красоту мира и единство начал жизни!
— Я с вами согласен и могу только добавить, что такие мысли чаще всего приходят не во время путешествий на ракетах, не на сверхэкспрессах и не на адских земноводных амфибиях, где мы сидим в закрытых футлярах и нас с неимоверной скоростью перебрасывают с материка на материк, а когда мы вот так идем по древней дороге и можем протянуть руку и пощупать океан, землю, горы.
— В этом преимущество исторических видов транспорта, — улыбнулся Мокимото. — К сожалению, сейчас так мало пользуются ими! Даже мы, посвятившие жизнь изучению природы, предпочитаем скоростные машины и, выигрывая в скорости, подчас совершенно ненужной, теряем главное — ощущение величия нашей планеты.
— Ну, я не жалуюсь. — Академик расправил плечи. — Мне приходится большую часть времени проводить вот здесь, — он широко развел руки, — в этой колыбели всего живого, где слишком большие скорости просто невозможны и не нужны…
Ко мне подошел Костя и потянул за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— И вы идете его уговаривать не делать больше глупостей?
— На этот раз разрешено применить капсулы. — Он сделал испуганные глаза: — Кэп! Спасайся, ребята, в левую дверь!
Все пассажиры стояли и сидели под тентом на мостике, любуясь морской гладью и дельфинами. Кроме нас с Костей и академика, на остров ехала целая группа ученых разных специальностей, изучающих море, и ботаник Кокиси Мокимото.
Павел Мефодьевич ходил, перешагивая через ноги сидевших в шезлонгах, улыбаясь и поглядывая по сторонам. Он был явно доволен сегодняшним днем и блестяще проведенной операцией по освобождению дельфинов.
Океанариум в Коломбо соединялся с морем длинным каналом. С год назад доверчивых дельфинов заманили через канал в океанариум и закрыли выход решеткой. Действительно, в океанариуме, по людским представлениям об удобствах для живых существ другого вида, было сделано все возможное: проточная вода, обильная пища, относительно просторное помещение. И все-таки приматы моря чувствовали себя как в тюрьме. Они выражали свой протест, но ботаники его не слышали, вернее — не понимали, так как не искали с ними контактов.
Ученый секретарь дендрария Кокиси Мокимото был буквально подавлен натиском академика Поликарпова. Японец только шептал извинения, прижимая левую руку к груди, и болезненно улыбался, показывая, как он огорчен случившимся. Наконец он вымолвил:
— Простите… Нам казалось, что мы не посягаем на их свободу. Мы делали все, чтобы их жизнь была приятной. Они даже могли включать и выключать по своему желанию музыку, специально написанную для них. Извините, не помню фамилии композитора. Жаль, у нас не было средств, облегчающих контакты.
Разговор происходил в павильоне-оранжерее, служившем лабораторией ученого секретаря.
— Не было средств для контактов! — загремел академик и взял с полки, уставленной приборами, небольшую желтую коробку. — Последняя модель «ЛК-8006»! Пока выпущено всего тысяча приборов, и один из них почему-то прислан сюда. Мне думается, что вам должно быть известно о возможностях этого изобретения?
— О да-да…
— Позвольте усомниться в этом. И если я неправ, то прошу прощения, но все же нелишне напомнить, что с помощью «ЛК-8006» — надо же придумать такое дурацкое название! — мы можем разговаривать с марсианами, если, конечно, они там еще обитают. Можем обмениваться информацией с пришельцами невесть откуда, будь у них углеродная, фтористая, кремниевая или бог весть какая иная основа. Надеюсь, я не утомил вас такой пространной речью об истинах, известных школьнику первого цикла?
— О нет! Даже очень интересно, хотя…
— Хотя вам все это хорошо известно? Так вот, чтобы не терять дорогого времени, идемте и немедленно освободим несчастных узников. Кстати, я научу вас пользоваться «ЛК-8006», этим замечательным изобретением с дурацким названием…
Академик зашагал к океанариуму, а мы с Мокимото едва поспевали за ним следом.
Ученый секретарь шепнул мне:
— Очень оригинальный ум! Его метод вести беседу оставляет довольно сильное впечатление…
Костя и Вера плескались в воде, окруженные дельфинами. Вера неожиданно вскочила на блестящую спину дельфина и, смеясь, помчалась на нем, описывая круги.
— Безобразие! — крикнул академик. — Вы превратили их в забаву! Надо немедленно покончить с этим издевательством! — Он опустил в воду гидрофон, что-то сказал, и в тот же миг все дельфины бросились к нему.
Вера полетела в воду и стала, давясь от хохота, что-то объяснять Косте.
Я впервые слышал не на телеэкране диалог между человеком и дельфином.
Академик говорил напыщенным языком старых информационных листов:
— Приветствую вас, братья моря! Дельфин отвечал ему в том же стиле:
— И мы приветствуем вас, братья Земли!
— Мы пришли просить у вас извинения за то, чти, хоть и не по злой воле, так долго ограничивали вам свободу передвижения.
— Нам было трудно в этой мелкой круглой луже, но у нас нет плохого чувства к вам.
— Сейчас будет поднята решетка, закрывающая выход в море, и вы можете следовать в любом направлении. Со своей стороны я предлагаю вам совместное путешествие к юго-западу на один из плавучих островов. Там живут и трудятся вместе с нами на общее благо много братьев моря. Согласны ли вы?
— Мы согласны…
Павел Мефодьевич назвал место встречи — выход из гавани…
Мокимото, прижав руки к груди, согнулся в прощальном поклоне. Он не сказал ни слова, и это немое признание своей вины растрогало академика.
— Извините меня, старого грубияна. — Внезапно он хлопнул Мокимото по спине: — Послушайте, коллега, а не поехать ли и вам ко мне на остров? Я понимаю, что у вас работа, мало свободного времени, и все же очень бы вас просил об этом одолжении.
Кокиси Мокимото обвел взглядом свой зеленый кабинет, улыбнулся, протянул руку.
И вот мы все покачиваемся на пологих волнах Индийского океана, встречный ветер умеряет тропический зной.
Павел Мефодьевич останавливается возле кресла, о котором, полузакрыв глаза, лежит Мокимото.
— Надеюсь, что вы не очень сетуете на меня, дорогой коллега?
— О-о, мистер Поликарпов! Я так благодарен вам! Очень давно мне не приходилось совершать такие приятные перемещения в пространстве. Я так люблю море! Мои предки были рыбаками из Киото. Между прочим, на гербе этого города
— золотые дельфины.
— Знаю. Существует много легенд по этому поводу. Но достовернее всего та, в которой говорится о спасении дельфинами одного из основателей города. Возможно, вашего предка?
— К сожалению, у нас в семье нет таких романтических преданий.
Они помолчали. Потом Мокимото сказал:
— Удивительный покой охватывает душу, когда ощущаешь красоту мира и единство начал жизни!
— Я с вами согласен и могу только добавить, что такие мысли чаще всего приходят не во время путешествий на ракетах, не на сверхэкспрессах и не на адских земноводных амфибиях, где мы сидим в закрытых футлярах и нас с неимоверной скоростью перебрасывают с материка на материк, а когда мы вот так идем по древней дороге и можем протянуть руку и пощупать океан, землю, горы.
— В этом преимущество исторических видов транспорта, — улыбнулся Мокимото. — К сожалению, сейчас так мало пользуются ими! Даже мы, посвятившие жизнь изучению природы, предпочитаем скоростные машины и, выигрывая в скорости, подчас совершенно ненужной, теряем главное — ощущение величия нашей планеты.
— Ну, я не жалуюсь. — Академик расправил плечи. — Мне приходится большую часть времени проводить вот здесь, — он широко развел руки, — в этой колыбели всего живого, где слишком большие скорости просто невозможны и не нужны…
Ко мне подошел Костя и потянул за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78