Пошла с сыном на Новогоднюю елку в ДК Горького — и влюбилась. В клоуна.
Правду сказать, с Юрием Ивановичем страстной любви у нее никогда не было. Так… Уважала она его, конечно. Благодарна была. Само собой. И только.
А тут так ее забрало! Япона мать! Вынь да положь ей этого шустрого озорного бабника с нагловатой ухмылкой и шальными глазами. Все мысли — только о нем.
Никто не нужен! Ни муж, ни сын!
Знала ведь, что Ванечку ей тетя Клепа ни за что не отдаст, знала и все равно ушла. Как будто затмение на нее тогда нашло. Все бросила.
Надо сказать, правильно тогда сделала, что отступилась. Не стала Ванечку забирать. С тетей Клепой ему по-любому лучше было, чем с ней, с матерью. Шутка ли, вся жизнь на колесах!
Новая Люсина симпатия был артистом разговорного жанра (конферанс, клоунада) и работал в областной филармонии.
Япона мать, не жизнь, а сплошные гастроли! По каким только медвежьим углам не мотались они с концертами. Люсенька, между прочим, тоже стала артисткой. Любовник пристроил, чтобы хлеб даром не ела.
Номер у нее был классный. Женщина-змея назывался. Она его хорошо делала. Легко, без напряга. Как будто вовсе была без костей. Еще бы — столько лет в собачьей будке, клубком свернувшись, провела. Вот где пригодилась ей собачья выучка Найды.
Глава 11
Люсю уже увезли в реанимацию, а тетя Роза все никак не могла успокоиться. Мои манипуляции с вывернутыми Люськиными конечностями довели ее до полного умопомрачения.
— Нечистая сила, нечистая сила, нечистая сила, — растерянно приговаривала она, испуганно глазела на меня и тряслась мелкой дрожью.
— Кому сказано, тетя Роза, уймись уже. Хватит! — изредка вскидывалась медсестра, виновато поглядывая в мою сторону.
Я вежливо улыбалась, успокаивающе прикрывала веки, примирительно пожимала плечами — изо всех сил старалась продемонстрировать доброжелательность, интеллигентность и понимание.
Мне было неловко.
Не далее получаса назад я учинила в коридоре травматологического отделения грандиозный скандал. Кричала, рыдала, требовала позвать заведующего. Я разодралась с тетей Розой и слегка укусила за палец медсестру, которая чуть ли не волоком пыталась тащить меня по непристойно чумазому больничному коридору.
В свое оправдание могу лишь сказать, что зачинщицей драки была не я. Тетя Роза первая начала!
Я только хотела уложить Люсю поудобнее. Распрямить ее вывернутые, будто бы на шарнирах, конечности.
Конечно, про уникальные способности Люсеньки Обуваевой гнуться в разные стороны, словно она совсем без костей, мне было прекрасно известно, но я рассудила, что долго находиться в такой неестественной позе должно быть неудобно даже женщине-змее. Она ведь не на сцене сейчас, а на больничной койке. К тому же без сознания.
Тетя Роза сама мне сказала, что Люся без сознания, а потом в драку полезла. Ни с того ни с сего.
— Ах, ты ж, мать твою! — благим матом заорала она и, опрокинув ведро с грязной водой, коршуном кинулась на меня. — Что ж ты делаешь, нечистая твоя сила?! — Она камнем повисла на моей руке.
Надо ли говорить, что тетя Роза предпочла вцепиться мне аккурат в больную руку.
От боли и обиды у меня потемнело в глазах. Я попыталась было вырваться, но поскользнулась на мокрой тряпке и рухнула прямо в заботливо подготовленную тетей Розой теплую вонючую лужу.
Водичка меня освежила. Я капельку взбодрилась, но стукнуть тетю Розу не посмела. Воспитание не позволило. Она же значительно старше, чем я.
Но и спустить санитарке эту дикую выходку я не могла. Я привалилась спиной к ножке кровати и изо всех сил дернула тетю Розу за полу халата.
Жест, не представляющий, по моему мнению, для пожилой особы никакой опасности. Я только хотела таким образом показать, что не такая уж я безобидная овечка и в случае чего смогу за себя постоять.
Ветхий халат только того и дожидался! Раздался треск, ткань лопнула, и большущий лоскут якобы белого цвета оказался у меня в руках.
От такого злодейства тетя Роза опешила.
— Ах, ты ж, мать твою! — обиженно прошептала она.
На маленькие тусклые глазки, подведенные ярко-синим карандашом, навернулась всамделишная слеза!
Я явно недооценила привязанности тети Розы к ее форменному халатику. Хотя должна была бы! Это так очевидно! Некогда девственно белый халат потому и замызган, что дорог хозяйке как память. Его не стирают, потому что берегут!
Память стирать нельзя!
Кто же тогда, скажите на милость, напомнит тете Розе те времена, когда не страдала она еще от алкогольной зависимости, была хорошенькой и приветливой и все окружающие называли ее не иначе как Розочка?
Тетя Роза была откровенно напугана.
— Убивают?! — с ласковым удивлением просипела она, беспомощно озираясь вокруг.
Больные, подтянувшиеся к месту нашей бататии, разглядывали тети-Розин рваный халатик с откровенным удовольствием и выручать свою заботливую нянечку не спешили.
Тетя Роза от такой людской неблагодарности сильно расстроилась, но быстренько взяла себя в руки и, забористо шмыгнув носом, заорала во всю мощь своих прокуренных легких:
— Держи вора!
Все поступили, как по инструкции из памятки «Как не стать жертвой преступления: если на вас напали в подъезде, надо звонить во все двери подряд и громко кричать: „Пожар! Горим!“ Практика показала, что на такие крики жильцы реагируют адекватно: открывают двери своих квартир и выходят на лестничную площадку. Не следует звать на помощь словами „Спасите!“ и „Помогите!“. В наше неспокойное время эти призывы, к сожалению, не дают желаемого эффекта, иными словами, вас слышат, но не реагируют».
В дверях процедурного кабинета появилась заспанная медсестра.
— Ну, что там у тебя опять стряслось, тетя Роза? — хмуро поинтересовалась она, недовольно разглядывая меня.
Я заискивающе улыбнулась и попыталась встать, но тетя Роза была начеку.
— Сиди уже, нечистая сила! — Она больно ткнула меня в плечо. — Ходят тут всякие, а потом полотенца пропадают! Вон, Петровна вчерась опять две штуки недосчиталась. Где, говорит, у тебя, тетя Роза, полотенца? Я, говорит, новые выдавала, вафельные, по полтора метра длиной, а ты, говорит, мне кончики какие-то обгрызенные суешь! А я что?! Я сроду чужого не брала! Всю жизнь в одном халате хожу. Двадцать лет скоро. Юбилей! А эта вон, нечистая сила, хапает, хватает ручищами своими. У, садюга! — захлебнувшись от злости, тетя Роза нацелилась пнуть меня своей тощей синюшной ногой алкоголички со стажем.
Я сжалась в комок. Меня никогда еще не били ногами. Даже в детстве, в дворовых потасовках.
— Не смейте! — забыв о чувстве собственного достоинства, дико заверещала я. — Не смейте до меня дотрагиваться! Не прикасайтесь! Я милицию вызову!
— Кто это? — искренне удивилась сестра милосердия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66