ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

что происходит в природе, начиная от звезд и заканчивая человеческими душами, гораздо больше напоминает платонизм, чем доктрину Зенона.
Примерно в то же время, когда Сенека благодаря урокам Сотиона открывал для себя философию, или чуть позже он стал увлеченным слушателем еще одного философа, на сей раз истинного стоика – Аттала. Судя по всему, последний оставил в душе Сенеки если не более глубокий след, то во всяком случае более яркие воспоминания. Если во всем наследии Сенеки встречаются всего две ссыпки на Сотиона, а в трактате «О гневе» его имя не упоминается вовсе, хотя он известен как автор сочинения на ту же тему, цитаты из Аттала носят гораздо более широкий характер. Отмеченные во многих произведениях, от «Вопросов естественной истории» до «Писем к Луцилию», они позволяют нам хотя бы в общих чертах восстановить особенности проповедуемого им учения.
Судя по всему, Аттал не принадлежал к школе Секстиев. Он в отличие от Секстия-отца открыто провозглашал свою принадлежность к стоицизму. Имя Аттала заставляет предположить в нем выходца с Востока. Возможно, он был родом из Пергама, что объяснило бы и его философскую принадлежность, поскольку Пергам являлся одним из центров стоицизма. Будучи, как и его соотечественник Афинодор Кордилион, врагом чрезмерной умственной культуры, он считал, что от переизбытка знаний ум «растягивается» по примеру переполненного бурдюка и теряет свою прочность. По его мнению, наука должна следовать за нравственным воспитанием, потому что только в этом случае нет опасности, что знания станут причиной беспокойства духа.
Мы не располагаем точными данными о том, какую позицию он занимал по отношению к основным теоретическим вопросам стоицизма, но можем в более или менее общем виде представить себе это. Например, нам известно, что он признавал дивинацию и написал специальный труд о знамениях – грозе, молнии и громе. Как сообщает Сенека, он предложил новую классификацию этих явлений по принципу их значимости в качестве предзнаменований, пытаясь при этом совместить данные греческой науки с опытом этрусских гаруспиков. Очевидно, что в этом трактате Аттал оставался на позициях учения Посидония, как мы его себе представляем. Как и Посидоний, он согласен с идеей, что гром есть явление физического порядка, которое бывает лишено всякого значения или имеет значение, выходящее за рамки человеческих представлений, а иногда непосредственно касается человеческих сообществ. Таким образом ему удавалось объяснить сущность предсказания и примирить его существование с Фатумом. Роль Аттала, как нам кажется, заключалась в развитии идей Посидония и их адаптации к реалиям окружающей жизни.
Примерно то же самое происходит, когда он пытается продолжить размышления Гекатона о дружбе. Как и Гекатон, он включает в понятие дружбы элемент привязанности, который ортодоксальный стоицизм склонен отбрасывать. Для него приобретение друга связано с приятным переживанием, а память об ушедшем друге окрашена горечью. Сенека не одобряет этой уступки эмоциям, но нам представляется, что с его стороны это, скорее, реакция человека, который за долгую жизнь смог изжить свои личные переживания. Из собственных признаний, содержащихся в этом же письме, мы знаем, что он жестоко страдал, теряя друзей, и при этом упрекал себя за непростительную слабость. Как бы то ни было, ясно, что Аттала живо интересовала сфера человеческих эмоций и, как следствие, роль удовольствий в нравственной жизни. Как давно отметил Узенер, по некоторым пунктам он занимал в этом вопросе позицию, весьма близкую к эпикурейской.
Как и Эпикур, он предостерегает своего ученика против, быть может, самой большой опасности, которое удовольствие несет в самом себе как внутреннее противоречие и разрушительное начало. В качестве иллюстрации он приводит пример собаки, с жадностью хватающей бросаемые куски и заглатывающей их так быстро, что это лишает ее возможности их посмаковать. Напротив, мудрец в каждый момент своей жизни ощущает свою самодостаточность (вспомним «сытого гостя» Лукреция) и ни на что не надеется. Это чувство самообладания, эта способность переживать каждый момент жизни во всей его полноте является одним из главных интуитивных открытий эпикуреизма. Эпикур согласен с критикой «удовольствия движения», которому противопоставляет «удовольствие покоя», надеясь тем самым опровергнуть классическую аргументацию против возведения любого удовольствия в ранг абсолютного блага. Теперь нам более ясен смысл урока, который преподносил своим юным слушателям Аттал, показывая опасность удовольствия во всех его видах. Главным объектом критики у него было желание, ибо неудовлетворенность он считал одним из самых страшных зол, делающих душу несчастной. Вместе с тем он отдаляется от Эпикура, приходя к выводу, что «стыдно мерить счастье золотом и серебром, но так же стыдно мерить его водой и ячменной кашей». Истинная, высшая ценность заключается в «свободе», то есть абсолютной независимости человека: что проку ограничивать свои потребности самыми насущными, а желания – самыми скромными, если может статься, что и в этой малости тебе будет отказано? В конечном счете Аттал остается на позициях стоицизма, а «крюк» в сторону эпикуреизма делает лишь для того, чтобы вернее прийти к собственной цели – открытию понятия autarkeia. Здесь пунктиром намечается идея, которой предстоит стать одной из ключевых в творчестве Сенеки – смерть есть высшее средство достижения свободы. «Голод уничтожает голод», – говорил Аттал. Эти слова, приведенные в «Утешении к Марции», выражают хвалу смерти, они же многократно цитируются в «Письмах к Луцилию» и в трактате «О провидении». Быть полностью защищенным от любых ударов Фортуны – это требование, изложенное в трактате «О счастливой жизни» и содержащее критику гедонизма во всех его проявлениях, у Сенеки фигурирует как заимствование из Аттала. Тот, кто сумел освободиться из-под власти Фортуны, становится равным Юпитеру. Не приходится сомневаться, что в эту сентенцию Аттала входит сознательное напоминание о максимах киников. Но разве учение киников не является одним из источников стоицизма? Аттал принимал на свой счет парадоксы Зенона, точнее те из них, что шли от Диогена. Он называл себя «царем», но Сенека в те годы считал, что его учитель стоит выше царей, потому что в его власти судить о царях. Курьезом выглядит тот факт, что, проповедуя перед юным Сенекой учение, восходящее к временам, когда Диоген обличал сильных мира сего, а Зенон намеревался занять должность свободного советника при Антигоне Гонате, Аттал на самом деле готовил его к будущей деятельности на посту «министра» при Нероне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121