Смерть последней из священных птиц, подаренных ему Чингиз-ханом, потрясла его.
«Неужели это конец? — думал он в отчаянии. — Неужели это знак Неба, предупреждение, что скоро оборвется нить жизни?»
Потом на смену отчаянию вдруг пришла злоба. Хан не хотел покоряться судьбе. Пусть дни сочтены, но он пока еще хан Золотой Орды, и если нет для него иной радости, то пусть она до конца будет самой большой.
Есть еще власть и право повелевать десятками тысяч людей, еще где-то бродят неотмщенными враги, радуясь солнцу и синему небу.
Все в руках аллаха, но, пока он жив, Орда будет жить его словом и свершится то, что пожелает хан.
Злоба и страх, что подобно червю точили Берке изнутри, сушили тело. Желтая кожа на острых скулах натянулась пуще прежнего, а в глазах хана появился мерцающий лихорадочный блеск.
Пусть, когда душа его покинет тело, никто не вспомнит о нем, но сейчас он должен рассчитаться с Салимгиреем, Акжамал и Кундуз. Страшной смерти предаст он их, велев с живых содрать кожу.
Однажды Берке приказал позвать в свой шатер Тудай-Менгу.
Невысокий, широкогрудый нойон почтительно стоял перед ханом. Глядя на него, Берке вдруг подумал, что он не похож ни на своего деда Бату, ни на отца Тукана. Смелый воин, Тудай-Менгу в то же время бывает вспыльчивым, не сдержанным на язык, а порой и просто болтливым.
После традиционного приветствия хан сказал:
— В лесах выше по Итилю собралось слишком много беглых рабов. Предводительствует ими наш бывший сотник Салимгирей. С ними девушка Кундуз, которую ты захватил в горах Кавказа…
Тудай-Менгу расплылся в улыбке:
— Я хорошо знаю их обоих. Но кто может покляться, что Кундуз девушка…
Берке недовольно нахмурился:
— Я не об этом хочу говорить с тобой…
Нойон, не замечая раздражения хана, засмеялся, сощурив раскосые глаза.
— Конечно, она не девушка, но все равно настоящая пери… Услада для глаз… Эх, зачем я послушался нойона Ногая…
— Слушай меня…— сурово перебил Берке. — Рабы становятся слишком опасными для Золотой Орды. Ты возьмешь войско и выступишь против них. Лазутчики укажут тебе дорогу в их логово. Ты сделаешь так, чтобы ни один из рабов не ушел живым…
— А как быть с Кундуз?
— Убей, — жестоко сказал хан. — Среди непокорных и моя младшая жена Акжамал. Убей и ее.
Тудай-Менгу огорченно поцокал языком:
— Зачем убивать двух красавиц? Если они не нужны тебе, о великий хан, отдай их мне…
— Убей, — повторил Берке. — Если тебе нужны женщины, можешь забрать всех моих жен…
Тудай-Менгу отрицательно покачал головой.
— Зачем мне старухи? Разве у меня не хватает бабушек?
Никому другому Берке не позволил бы вести в его присутствии такие разговоры. Но он хорошо знал нойона и знал, что все это пустые слова. Никто лучше Тудай-Менгу не выполнит то, что хочет хан. Справиться с рабами будет нелегко. Они знают, что случится с ними, если кто-нибудь из них попадет в руки нойона живым.
— Не увлекайся красавицами, — повторил Берке.
Тудай-Менгу вдруг посерьезнел:
— Я не сумасшедший, чтобы из-за женщины терять голову. Я привяжу каждую из них к хвосту коня….
Не сумасшедший… Среди чингизидов именно таким считали Тудай-Менгу. Никто не умел так изощренно и жестоко расправляться с побежденными, как он, никто не проливал столько крови, как этот человек.
Войско Тудай-Менгу должно было выступить против отряда Салимгирея с заходом солнца следующего дня, но уже к вечеру нынешнего верные люди предупредили рабов о готовящемся нападении.
Салимгирей принял решение не уклоняться от встречи с нойоном. Он хорошо знал, как поступают монголы со времен великого Чингиз-хана. Если даже попытаться уйти, скрыться, то Тудай-Менгу не повернет назад, а будет идти по следам хоть до края земли.
Наступившая ночь сломала все, что задумал Берке. Из Новгорода неожиданно прибыло посольство во главе с боярином Данилом. Послы приехали по спешному делу, и потому хан принял их сразу.
Снова собирались тучи над Новгородом и Псковом, снова готовились немецкие рыцари испытать удачу.
«Если Золотая Орда помнит свои обещания, данные ханом Сартаком, — сказал Данил, — то пусть поможет нам войском.»
Берке был готов к приезду орусутов. Давно и много думал он, что предпримет, если немцы двинутся на Новгород и Псков. Уступить им — значило потерять орусутские земли, платящие богатую дань. Не настолько слаба Орда, чтобы позволить кому-то отнять у нее жирный кусок.
Хан вызвал Тудай-Менгу.
— Я изменил свое решение, — сказал он. — С рабами расправится другой. Твой же путь лежит в орусутские земли…
Нойон обрадовался:
— Приказывай, о великий хан. Пусть рабами займется другой. А то, чего доброго, красавицы закроют мои глаза туманом и сердце сделается мягким…
Не слушая болтовню Тудай-Менгу, Берке продолжал:
— Ты пойдешь в земли Новгорода и Пскова и поможешь орусутам разгромить железную конницу немцев…
Видя, что хан не расположен к шуткам, нойон спросил:
— Когда прикажешь выступать?
— На рассвете.
— Слушаюсь и повинуюсь.
* * *
Еще не успела утренняя звезда Шолпан погаснуть в сером небе, а войско Тудай-Менгу, поднятое по тревоге, уже уходило в сторону орусутских земель.
Салимгирей был озадачен поведением нойона. Он ожидал нападения и готовился к битве, а монголы все дальше уходили от берегов Итиля.
Опасаясь ловушки, он отправил небольшой отряд во главе с Кундуз вслед за Тудай-Менгу. Надо было узнать замыслы нойона.
В полдень в лагерь Салимгирея прискакал воин. Кундуз сообщала, что войско Тудай-Менгу остановилось на отдых на берегу озера, окруженного сосновым бором. Кони врагов напоены и угнаны пастись на противоположный берег. Это значило, что нойон решил оставаться на озере до утра следующего дня.
Салимгирей сам не искал сражения — слишком неравными были силы, но заманчивая мысль напасть на врагов ночью, когда войско будет отдыхать, не давала покоя. Он приказал своему отряду небольшими группами перебраться в бор, поближе к лагерю монголов.
Воины укрылись в густой чаще, чтобы выставленные нойоном дозоры не смогли догадаться об их близком присутствии. Люди в последний раз перед битвой проверяли оружие, подтягивали подпруги у лошадей.
Салимгирей пробрался на опушку бора разведать подходы к монгольскому лагерю.
Бывший сотник, он сразу понял, что битва будет нелегкой — под началом Тудай-Менгу было не менее десяти тысяч воинов. Целый тумен закаленных, опытных всадников противостоял его тысяче, в которой были вчерашние рабы, совсем недавно еще не державшие в своей руке саблю.
Что из того, что на лагерь нойона можно напасть неожиданно? Ярость и ненависть плохо вооруженных не может все равно одолеть такую силу. Монголов не разбить, пока они вместе.
Но что же все-таки задумал Тудай-Менгу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
«Неужели это конец? — думал он в отчаянии. — Неужели это знак Неба, предупреждение, что скоро оборвется нить жизни?»
Потом на смену отчаянию вдруг пришла злоба. Хан не хотел покоряться судьбе. Пусть дни сочтены, но он пока еще хан Золотой Орды, и если нет для него иной радости, то пусть она до конца будет самой большой.
Есть еще власть и право повелевать десятками тысяч людей, еще где-то бродят неотмщенными враги, радуясь солнцу и синему небу.
Все в руках аллаха, но, пока он жив, Орда будет жить его словом и свершится то, что пожелает хан.
Злоба и страх, что подобно червю точили Берке изнутри, сушили тело. Желтая кожа на острых скулах натянулась пуще прежнего, а в глазах хана появился мерцающий лихорадочный блеск.
Пусть, когда душа его покинет тело, никто не вспомнит о нем, но сейчас он должен рассчитаться с Салимгиреем, Акжамал и Кундуз. Страшной смерти предаст он их, велев с живых содрать кожу.
Однажды Берке приказал позвать в свой шатер Тудай-Менгу.
Невысокий, широкогрудый нойон почтительно стоял перед ханом. Глядя на него, Берке вдруг подумал, что он не похож ни на своего деда Бату, ни на отца Тукана. Смелый воин, Тудай-Менгу в то же время бывает вспыльчивым, не сдержанным на язык, а порой и просто болтливым.
После традиционного приветствия хан сказал:
— В лесах выше по Итилю собралось слишком много беглых рабов. Предводительствует ими наш бывший сотник Салимгирей. С ними девушка Кундуз, которую ты захватил в горах Кавказа…
Тудай-Менгу расплылся в улыбке:
— Я хорошо знаю их обоих. Но кто может покляться, что Кундуз девушка…
Берке недовольно нахмурился:
— Я не об этом хочу говорить с тобой…
Нойон, не замечая раздражения хана, засмеялся, сощурив раскосые глаза.
— Конечно, она не девушка, но все равно настоящая пери… Услада для глаз… Эх, зачем я послушался нойона Ногая…
— Слушай меня…— сурово перебил Берке. — Рабы становятся слишком опасными для Золотой Орды. Ты возьмешь войско и выступишь против них. Лазутчики укажут тебе дорогу в их логово. Ты сделаешь так, чтобы ни один из рабов не ушел живым…
— А как быть с Кундуз?
— Убей, — жестоко сказал хан. — Среди непокорных и моя младшая жена Акжамал. Убей и ее.
Тудай-Менгу огорченно поцокал языком:
— Зачем убивать двух красавиц? Если они не нужны тебе, о великий хан, отдай их мне…
— Убей, — повторил Берке. — Если тебе нужны женщины, можешь забрать всех моих жен…
Тудай-Менгу отрицательно покачал головой.
— Зачем мне старухи? Разве у меня не хватает бабушек?
Никому другому Берке не позволил бы вести в его присутствии такие разговоры. Но он хорошо знал нойона и знал, что все это пустые слова. Никто лучше Тудай-Менгу не выполнит то, что хочет хан. Справиться с рабами будет нелегко. Они знают, что случится с ними, если кто-нибудь из них попадет в руки нойона живым.
— Не увлекайся красавицами, — повторил Берке.
Тудай-Менгу вдруг посерьезнел:
— Я не сумасшедший, чтобы из-за женщины терять голову. Я привяжу каждую из них к хвосту коня….
Не сумасшедший… Среди чингизидов именно таким считали Тудай-Менгу. Никто не умел так изощренно и жестоко расправляться с побежденными, как он, никто не проливал столько крови, как этот человек.
Войско Тудай-Менгу должно было выступить против отряда Салимгирея с заходом солнца следующего дня, но уже к вечеру нынешнего верные люди предупредили рабов о готовящемся нападении.
Салимгирей принял решение не уклоняться от встречи с нойоном. Он хорошо знал, как поступают монголы со времен великого Чингиз-хана. Если даже попытаться уйти, скрыться, то Тудай-Менгу не повернет назад, а будет идти по следам хоть до края земли.
Наступившая ночь сломала все, что задумал Берке. Из Новгорода неожиданно прибыло посольство во главе с боярином Данилом. Послы приехали по спешному делу, и потому хан принял их сразу.
Снова собирались тучи над Новгородом и Псковом, снова готовились немецкие рыцари испытать удачу.
«Если Золотая Орда помнит свои обещания, данные ханом Сартаком, — сказал Данил, — то пусть поможет нам войском.»
Берке был готов к приезду орусутов. Давно и много думал он, что предпримет, если немцы двинутся на Новгород и Псков. Уступить им — значило потерять орусутские земли, платящие богатую дань. Не настолько слаба Орда, чтобы позволить кому-то отнять у нее жирный кусок.
Хан вызвал Тудай-Менгу.
— Я изменил свое решение, — сказал он. — С рабами расправится другой. Твой же путь лежит в орусутские земли…
Нойон обрадовался:
— Приказывай, о великий хан. Пусть рабами займется другой. А то, чего доброго, красавицы закроют мои глаза туманом и сердце сделается мягким…
Не слушая болтовню Тудай-Менгу, Берке продолжал:
— Ты пойдешь в земли Новгорода и Пскова и поможешь орусутам разгромить железную конницу немцев…
Видя, что хан не расположен к шуткам, нойон спросил:
— Когда прикажешь выступать?
— На рассвете.
— Слушаюсь и повинуюсь.
* * *
Еще не успела утренняя звезда Шолпан погаснуть в сером небе, а войско Тудай-Менгу, поднятое по тревоге, уже уходило в сторону орусутских земель.
Салимгирей был озадачен поведением нойона. Он ожидал нападения и готовился к битве, а монголы все дальше уходили от берегов Итиля.
Опасаясь ловушки, он отправил небольшой отряд во главе с Кундуз вслед за Тудай-Менгу. Надо было узнать замыслы нойона.
В полдень в лагерь Салимгирея прискакал воин. Кундуз сообщала, что войско Тудай-Менгу остановилось на отдых на берегу озера, окруженного сосновым бором. Кони врагов напоены и угнаны пастись на противоположный берег. Это значило, что нойон решил оставаться на озере до утра следующего дня.
Салимгирей сам не искал сражения — слишком неравными были силы, но заманчивая мысль напасть на врагов ночью, когда войско будет отдыхать, не давала покоя. Он приказал своему отряду небольшими группами перебраться в бор, поближе к лагерю монголов.
Воины укрылись в густой чаще, чтобы выставленные нойоном дозоры не смогли догадаться об их близком присутствии. Люди в последний раз перед битвой проверяли оружие, подтягивали подпруги у лошадей.
Салимгирей пробрался на опушку бора разведать подходы к монгольскому лагерю.
Бывший сотник, он сразу понял, что битва будет нелегкой — под началом Тудай-Менгу было не менее десяти тысяч воинов. Целый тумен закаленных, опытных всадников противостоял его тысяче, в которой были вчерашние рабы, совсем недавно еще не державшие в своей руке саблю.
Что из того, что на лагерь нойона можно напасть неожиданно? Ярость и ненависть плохо вооруженных не может все равно одолеть такую силу. Монголов не разбить, пока они вместе.
Но что же все-таки задумал Тудай-Менгу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80