И бутылку Либфраумильха 1929 года.
- Не много мы знали обо всех этих вещах в Блэнелли, - засмеялся Эндрью, решив быть веселым. - Главное - добиться возможности хорошо пожить, не так ли, моя старушка?
Кристин честно старалась не портить ему хорошего настроения. Хвалила икру, делала геройские усилия съесть жирный суп. Притворялась заинтересованной, когда он указывал ей то Глен Роско, звезду экрана, то Монис Иорки, американку, известную тем, что у нее было шесть мужей, и других международных знаменитостей. Нарядная пошлость этого места была ей ненавистна. Мужчины были нестерпимо вылощены, выутюжены, напомажены. Все женщины, сколько их тут ни было, - блондинки в черных туалетах, элегантные, накрашенные, беспечно-равнодушные.
Неожиданно у Кристин закружилась голова. Выдержка начала ей изменять. Она всегда держала себя естественно и просто. Но в последнее время нервы ее были слишком взвинчены. И, сидя в ресторане, она вдруг остро почувствовала несоответствие между ее новым мехом и дешевым платьем. Почувствовала на себе взгляды других женщин. Она понимала, что она здесь так же неуместна, как ромашка среди орхидей.
- Что с тобой? - спросил вдруг Эндрью. - Разве тебе здесь не нравится?
- Ну, конечно, нравится, - возразила она, тщетно пытаясь улыбнуться. Но губы ее не слушались. Она с трудом, не ощущая никакого вкуса, жевала куски цыпленка, лежавшего перед ней на тарелке.
- Ты совсем меня не слушаешь, - возмущенно пробормотал Эндрью. - И ты даже не дотронулась до вина. Черт возьми, когда человек идет куда-нибудь со своей женой...
- Нельзя ли мне немного воды? - попросила она шопотом.
Ей хотелось громко заплакать. Нет, здесь ей но место. Волосы у нее не выкрашены перекисью водорода, лицо не нарумянено, - неудивительно, что даже лакеи глазеют на нее. Нервным движением она подняла палочку спаржи. Но головка сломалась и упала, забрызгав соусом новый мех.
Металлическая блондинка за соседним столом с насмешливой улыбкой повернулась к своему кавалеру. Эндрью заметил эту улыбку. Он перестал делать вид, что ему весело. Завтрак был окончен в мрачном молчании.
Еще более мрачным было возвращение домой. Эндрью скоро уехал к больным. Они с Кристин еще больше отошли друг от друга. Сердце у Кристин болело невыносимо. Она начинала терять веру в себя, сомневаться, подходящая ли она жена для Эндрью. В эту ночь она обвила руками его шею и целовала его, снова благодарила за мех и за завтрак у "Плаза".
- Рад, что он тебе доставил удовольствие, - сказал Эндрью ровным голосом. И ушел к себе в спальню.
XII
Вскоре произошло событие, отвлекшее внимание Эндрью от домашних неурядиц. Он наткнулся в "Трибуне" на сообщение о том, что мистер Ричард Стилмен, известный американский врач из Портленда, прибыл на "Империале" и остановился в отеле Брукса.
В былые времена он бы взволнованно бросился к Кристин с газетой в руках.
"Смотри, Крис, Ричард Стилмен приехал! Помнишь, я с ним переписывался много месяцев. Интересно, навестит ли он меня. Честное слово, мне бы очень хотелось с ним увидеться".
Теперь же он отвык делиться всем с Кристин. И спокойно сидел над газетой, размышляя, довольный, что встретится со Стилменом уже не младшим страховым врачом, а консультантом с Уэлбек-стрит. Он напечатал на машинке письмо, в котором напоминал о себе американцу и приглашал его завтракать с ним в "Плаза-грилл" в среду.
На другое утро Стилмен позвонил ему по телефону. У него был приветливый, бодрый голос.
- Рад, что могу с вами поговорить, доктор Мэнсон. Очень приятно будет завтракать вместе с вами, но давайте не в "Плаза", - я уже успел это место возненавидеть. Почему бы вам не приехать сюда и не позавтракать со мной?
Эндрью застал Стилмена в его гостиной, в тихом и аристократическом отеле Брукса, посрамившем шумный "Плаза-отель". День был жаркий, утро у Эндрью выдалось хлопотливое, и, при первом взгляде на американца, Эндрью почти пожалел о том, что приехал. Американец был человек лет пятидесяти, низенький, худощавый и легкий, с непропорционально большой головой. Цвет лица у него был, как у ребенка, бело-розовый, светлые волосы редки и причесаны на пробор. Только увидев его глаза, неподвижные, точно стеклянные, бледноголубые, Эндрью угадал, почти ощутил огромную силу, скрытую под незначительной внешностью этого человека.
- Надеюсь, вы ничего не имеете против того, что я пригласил вас сюда, - сказал Ричард Стилмен спокойным тоном человека, к которому множество людей всегда охотно приходит. - Я знаю, здесь у вас принято думать, что американцы любят "Плаза-отель". - Он улыбнулся тепло и просто. - Но туда приезжает все публика вшивая. - Он помолчал. - Да, теперь, при личном свидании, я хочу от души поздравить вас с вашей замечательной статьей по поводу вдыхания пыли. Вы не в претензии на мое замечание относительно серицита? А чем вы заняты теперь?
Они спустились вниз, в ресторан, где старший из множества лакеев бросился принимать заказ Стилмена.
- Вы что закажете? Я - апельсинный сок, - сказал Стилмен сразу, не поглядев на длинное меню, написанное по-французски. - И две бараньи котлеты с горошком. Потом кофе.
Эндрью в свою очередь дал указания лакею и с все возрастающим почтением обратился к Стилмену. Находясь в обществе Стилмена, нельзя было не почувствовать властного обаяния его личности. История его жизни, в общих чертах известная Эндрью, была единственной в своем роде.
Ричард Стилмен происходил из старого массачусетского рода, представители которого в течение многих поколений были юристами в Бостоне. Но молодой Ричард, вопреки фамильной традиции, возымел сильное желание заняться медициной и в восемнадцать лет убедил, наконец, отца отпустить его учиться в Гарвард. Два года он пробыл на медицинском факультете, но вдруг скоропостижно умер его отец, оставив Ричарда, его мать и единственную сестру в неожиданно бедственном положении.
Надо было искать какого-нибудь способа прокормить семью, и старый Джон Стилмен, дед Ричарда, настоял, чтобы внук бросил медицинский факультет и пошел по традиционному пути Стилменов. Все доводы были тщетны - старик оставался неумолим, и пришлось Ричарду вместо диплома врача, о котором он мечтал, получить после трех утомительно скучных лет учения диплом юриста. Затем он в 1906 году начал работать в Бостоне и работал там четыре года.
Но профессия эта была ему не по душе. С первых лет студенчества он увлекался бактериологией, в особенности микробиологией, и в мансарде их дома в Бикон-хилле устроил себе маленькую лабораторию, взял в помощники своего клерка и всякую свободную минуту посвящал своей страсти. Лаборатория на чердаке, собственно, была началом знаменитого Института Стилмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
- Не много мы знали обо всех этих вещах в Блэнелли, - засмеялся Эндрью, решив быть веселым. - Главное - добиться возможности хорошо пожить, не так ли, моя старушка?
Кристин честно старалась не портить ему хорошего настроения. Хвалила икру, делала геройские усилия съесть жирный суп. Притворялась заинтересованной, когда он указывал ей то Глен Роско, звезду экрана, то Монис Иорки, американку, известную тем, что у нее было шесть мужей, и других международных знаменитостей. Нарядная пошлость этого места была ей ненавистна. Мужчины были нестерпимо вылощены, выутюжены, напомажены. Все женщины, сколько их тут ни было, - блондинки в черных туалетах, элегантные, накрашенные, беспечно-равнодушные.
Неожиданно у Кристин закружилась голова. Выдержка начала ей изменять. Она всегда держала себя естественно и просто. Но в последнее время нервы ее были слишком взвинчены. И, сидя в ресторане, она вдруг остро почувствовала несоответствие между ее новым мехом и дешевым платьем. Почувствовала на себе взгляды других женщин. Она понимала, что она здесь так же неуместна, как ромашка среди орхидей.
- Что с тобой? - спросил вдруг Эндрью. - Разве тебе здесь не нравится?
- Ну, конечно, нравится, - возразила она, тщетно пытаясь улыбнуться. Но губы ее не слушались. Она с трудом, не ощущая никакого вкуса, жевала куски цыпленка, лежавшего перед ней на тарелке.
- Ты совсем меня не слушаешь, - возмущенно пробормотал Эндрью. - И ты даже не дотронулась до вина. Черт возьми, когда человек идет куда-нибудь со своей женой...
- Нельзя ли мне немного воды? - попросила она шопотом.
Ей хотелось громко заплакать. Нет, здесь ей но место. Волосы у нее не выкрашены перекисью водорода, лицо не нарумянено, - неудивительно, что даже лакеи глазеют на нее. Нервным движением она подняла палочку спаржи. Но головка сломалась и упала, забрызгав соусом новый мех.
Металлическая блондинка за соседним столом с насмешливой улыбкой повернулась к своему кавалеру. Эндрью заметил эту улыбку. Он перестал делать вид, что ему весело. Завтрак был окончен в мрачном молчании.
Еще более мрачным было возвращение домой. Эндрью скоро уехал к больным. Они с Кристин еще больше отошли друг от друга. Сердце у Кристин болело невыносимо. Она начинала терять веру в себя, сомневаться, подходящая ли она жена для Эндрью. В эту ночь она обвила руками его шею и целовала его, снова благодарила за мех и за завтрак у "Плаза".
- Рад, что он тебе доставил удовольствие, - сказал Эндрью ровным голосом. И ушел к себе в спальню.
XII
Вскоре произошло событие, отвлекшее внимание Эндрью от домашних неурядиц. Он наткнулся в "Трибуне" на сообщение о том, что мистер Ричард Стилмен, известный американский врач из Портленда, прибыл на "Империале" и остановился в отеле Брукса.
В былые времена он бы взволнованно бросился к Кристин с газетой в руках.
"Смотри, Крис, Ричард Стилмен приехал! Помнишь, я с ним переписывался много месяцев. Интересно, навестит ли он меня. Честное слово, мне бы очень хотелось с ним увидеться".
Теперь же он отвык делиться всем с Кристин. И спокойно сидел над газетой, размышляя, довольный, что встретится со Стилменом уже не младшим страховым врачом, а консультантом с Уэлбек-стрит. Он напечатал на машинке письмо, в котором напоминал о себе американцу и приглашал его завтракать с ним в "Плаза-грилл" в среду.
На другое утро Стилмен позвонил ему по телефону. У него был приветливый, бодрый голос.
- Рад, что могу с вами поговорить, доктор Мэнсон. Очень приятно будет завтракать вместе с вами, но давайте не в "Плаза", - я уже успел это место возненавидеть. Почему бы вам не приехать сюда и не позавтракать со мной?
Эндрью застал Стилмена в его гостиной, в тихом и аристократическом отеле Брукса, посрамившем шумный "Плаза-отель". День был жаркий, утро у Эндрью выдалось хлопотливое, и, при первом взгляде на американца, Эндрью почти пожалел о том, что приехал. Американец был человек лет пятидесяти, низенький, худощавый и легкий, с непропорционально большой головой. Цвет лица у него был, как у ребенка, бело-розовый, светлые волосы редки и причесаны на пробор. Только увидев его глаза, неподвижные, точно стеклянные, бледноголубые, Эндрью угадал, почти ощутил огромную силу, скрытую под незначительной внешностью этого человека.
- Надеюсь, вы ничего не имеете против того, что я пригласил вас сюда, - сказал Ричард Стилмен спокойным тоном человека, к которому множество людей всегда охотно приходит. - Я знаю, здесь у вас принято думать, что американцы любят "Плаза-отель". - Он улыбнулся тепло и просто. - Но туда приезжает все публика вшивая. - Он помолчал. - Да, теперь, при личном свидании, я хочу от души поздравить вас с вашей замечательной статьей по поводу вдыхания пыли. Вы не в претензии на мое замечание относительно серицита? А чем вы заняты теперь?
Они спустились вниз, в ресторан, где старший из множества лакеев бросился принимать заказ Стилмена.
- Вы что закажете? Я - апельсинный сок, - сказал Стилмен сразу, не поглядев на длинное меню, написанное по-французски. - И две бараньи котлеты с горошком. Потом кофе.
Эндрью в свою очередь дал указания лакею и с все возрастающим почтением обратился к Стилмену. Находясь в обществе Стилмена, нельзя было не почувствовать властного обаяния его личности. История его жизни, в общих чертах известная Эндрью, была единственной в своем роде.
Ричард Стилмен происходил из старого массачусетского рода, представители которого в течение многих поколений были юристами в Бостоне. Но молодой Ричард, вопреки фамильной традиции, возымел сильное желание заняться медициной и в восемнадцать лет убедил, наконец, отца отпустить его учиться в Гарвард. Два года он пробыл на медицинском факультете, но вдруг скоропостижно умер его отец, оставив Ричарда, его мать и единственную сестру в неожиданно бедственном положении.
Надо было искать какого-нибудь способа прокормить семью, и старый Джон Стилмен, дед Ричарда, настоял, чтобы внук бросил медицинский факультет и пошел по традиционному пути Стилменов. Все доводы были тщетны - старик оставался неумолим, и пришлось Ричарду вместо диплома врача, о котором он мечтал, получить после трех утомительно скучных лет учения диплом юриста. Затем он в 1906 году начал работать в Бостоне и работал там четыре года.
Но профессия эта была ему не по душе. С первых лет студенчества он увлекался бактериологией, в особенности микробиологией, и в мансарде их дома в Бикон-хилле устроил себе маленькую лабораторию, взял в помощники своего клерка и всякую свободную минуту посвящал своей страсти. Лаборатория на чердаке, собственно, была началом знаменитого Института Стилмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121