Эта любовная история продлилась недолго, и в одном из прощальных писем, помеченных «Среда. Полночь», она пишет: «Вы нужны мне не для того, чтобы говорить с Вами о моей любви или привязанности. Вам они известны. Но о чем Вы не знаете, это о моих печалях. И Вы не можете разделить со мной то, что бесконечно дорого моему сердцу. И я думаю, что покой и счастье моей души мало Вас трогают. Я обычно не очень охотно говорю об этом, но в последний раз могу себе это позволить. Голова у меня ясная, а на сердце тяжело. Однако с огромным усилием удается мне укротить его. Задача тяжелая и болезненная, но это необходимо. И это последняя жертва, которую я должна принести... ведь мое сердце уже принесло все остальные...»
С годами эти тягостные переживания поблекли и превратились в горьковато-сладкие воспоминания, а жизнь ее продолжалась в окружении высокопоставленных и высокородных иностранцев, ее старых и вновь приобретенных друзей, в привычной для нее роскоши и со всеми привязанностями и занятиями, свойственными ее жизненной философии, и учитывая ее новые условия жизни. Но со временем друзья умирали и уезжали, посетители становились все реже, а уединенность маленького замка – все глубже...
Теперь только редкие гости нарушали ее одиночество, и очень часто Жанна, погруженная в воспоминания, прогуливалась в одиночестве по парку и окрестностям, где она частенько занималась благотворительностью.
А по вечерам, придвинув кресло к камину, она рассказывала знаменитой Виже-Лебрен, которая ее рисовала, о давно прошедших временах, когда она была «самой почитаемой красавицей королевского двора»: «В этом зале Людовик XV оказал мне честь, отобедав со мной...» И через некоторое время, как будто обращаясь к самой себе, она продолжала: «А наверху была трибуна для музыкантов и певцов...»
Постепенно люди и события прошедших времен стали казаться ей сновидениями, и сам маленький, приходящий в упадок дворец со своими пустынными галереями, в которых были собраны будущие шедевры мирового искусства, стал напоминать сказочный замок, погруженный феей в вечный сон...
Однако и замок, и сама его хозяйка еще были разбужены неумолимым ходом истории. Пришел 1789 год и взятие Бастилии, а когда гром орудий достигал Люсьенна, Жанна с грустью повторяла: «Если бы Людовик XV был жив, ничего такого бы не произошло!»
Революция все громче заявляла о себе, и вскоре Жанна начала испытывать опасения за себя и свое имущество, к тому же она совершенно не относилась к очень умным и осторожным женщинам, готовым тотчас приспособиться к новым смутным временам. Она не стремилась скрывать свое богатство и свои взгляды, придерживать язык и изменять свой легкомысленный характер. Она могла бы своевременно оказаться в безопасности, как многие и поступили, но она так сроднилась со своей страной и своим Люсьенном, что не представляла себя в роли беглянки.
Она не стала прятать портреты Людовика XV и Марии-Антуанетты, как и прежде выписывала аристократические меморандумы и газеты, предлагала королеве услуги, укрывала у себя в замке раненых гвардейцев и, сообщив об этом Марии-Антуанетте, была очень рада, получив от нее потом благодарственное письмо: «Раненые сожалеют только о том, что не смогли отдать жизнь за их повелительницу, которая достойна этой жертвы так же, как Ваше Величество. То, что я в состоянии сделать для этих храбрецов, далеко от того, что они заслуживают. Я как могу стараюсь облегчить их страдания мыслью, что без их преданности и жертвенности Вашего Величества, может быть, уже не было бы в живых. Люсьенн в Вашем распоряжении. Разве я теперь не заслужила Вашу благосклонность? Все, чем я располагаю, происходит от королевской семьи, и я в достаточной мере благодарный человек, чтобы когда-либо забыть это. Усопший король, прежде чем покинул нас, вынудил меня принять от него тысячу ценных предметов. И я имею честь в наши смутные времена предложить их Вам и передать в полное распоряжение. Ведь перед Вами стоят невероятно сложные задачи, требующие неограниченных расходов. И я заклинаю Вас согласиться на то, чтобы кесарь принял кесарево обратно».
Отсутствие у Жанны осторожности и понимания того, что времена изменились, лишний раз подтверждает ее поведение после крупной кражи у нее драгоценностей в январе 1791 г.
В это время в лице пожилого герцога де Бриссака, дворянина, как будто сошедшего с рыцарского портрета XVII века, командира королевской охраны, она нашла страстного почитателя, который, к сожалению, не смог по достоинству оценить ее красоту, доброту и сердечность...
Как раз во время одного из ее визитов к герцогу и произошло ограбление в Люсьенне, и вскоре после этого на стенах домов появилось объявление с точным описанием украденных драгоценностей и обещанием крупного вознаграждения за помощь в поиске преступника. Именно это привело к тому, что революционные власти обратили внимание на нее, и ее гибель была предрешена...
Довольно быстро воры были обнаружены в Лондоне, и драгоценности были найдены, но Жанна еще не могла получить их, так как бюрократическое английское правосудие все вопросы решало очень медленно. Жанна была вынуждена неоднократно ездить в Англию, так как процесс был начат совершенно некомпетентно и точно так же неудовлетворительно продолжался.
Эти поездки в дальнейшем послужили поводом для обвинения графини в незаконном выезде из страны, передаче тайных посланий и сношении с врагами Республики. В самом деле, в Лондоне она встречалась со многими изгнанниками-эмигрантами, и не только они, но и английский премьер-министр Питт, настоятельно советовали ей остаться в Англии. Однако она отказалась, так как с полным основанием полагала, что потеряет из-за этого свое имущество.
И когда до нее дошли слухи, что ее имущество в Люсьенне должно быть опечатано, она тотчас возвратилась обратно, хотя процесс в Лондоне еще не закончился. Оказалось, что все изменилось к худшему, в Люсьенне был организован клуб революционеров, во главе которого стоял англичанин Гриви, называвший себя писателем, а кроме того, «Защитником отважных санкюлотов Люсьенна, другом Франклина и Марата, Вождем и Анархистом высшего порядка и Ниспровергателем деспотизма на обоих полушариях». Поддерживаемый некоторыми бывшими слугами Жанны, которых она в свое время уволила за кражи и доносы, он стал выступать с гневными памфлетами против «Аспанзии французского Сарданапала», которая, занимаясь открытой враждебной государству деятельностью посредством своих капиталов и погрязших тиранов, употребила все свое коварство на ущемление гражданских прав народа... И что ее замок стал местом сосредоточения всех направленных против Парижа интриг, задуманных де Бриссаком и поддержанных аристократами всех мастей, с которыми графиня состояла в постоянной переписке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79