И ругайся сколько хочешь, все равно ты скоро будешь кричать от наслаждения.
София прекратила ругаться, она теперь только стонала, все громче, все короче, а Райдер, зная причину этих стонов, еще быстрее задвигал пальцем и языком. Внезапно он почувствовал, как напряглось тело Софии, мгновение — и оно, изогнувшись, уже содрогалось в конвульсиях, а он, не прекращая ласк, усиливал наслаждение жены, пока она наконец не успокоилась, не обмякла и не перестала кричать, и тогда он, раздвинув ей ноги, вошел в нее как можно глубже. Он ощутил, как сокращаются внутренние стенки ее лона, и чуть не сошел с ума. В следующий миг он уже кончал, причем извержение было таким бурным и сильным, как никогда, и Райдер стонал, и кричал, и был счастлив, потому что произошло то событие, о котором он мечтал, к которому стремился.
Успокоившись, он остался лежать сверху на жене, не выходя из нее, упиваясь удивительным чувством единения с ней, чувствуя ее, любя ее. София лежала с закрытыми глазами, волосы и лицо ее были влажными от пота, дышала она тяжело и прерывисто. Райдер долго смотрел на нее, пока она наконец не открыла глаза. И в этих глазах он увидел изумление и испуг. София никак не могла собраться с мыслями, никак не могла понять, что случилось с ее телом, почему оно так желало лежащего рядом с ней мужчину, который все время знал, что он делает, к чему стремится, который наблюдал за ней, слушал ее стоны и крики, а она… Она потеряла контроль над собой, она ненавидела Райдера, а ее тело любило его.
— Как у тебя сердце бьется, Софи, — сказал Райдер.
Она посмотрела на мужа и подумала, что он сейчас начнет подшучивать над ней, издеваться, упиваться своей победой над ней, но он откинул с ее лба влажные волосы, поцеловал и неожиданно заявил:
— Я люблю тебя, Софи. Я думал, что любви нет, а она, оказывается, есть. Я люблю тебя и буду любить, пока живу на этом свете. И ты рано или поздно полюбишь меня, любовь войдет в твое сердце, и тогда мы будем принадлежать друг другу не только физически, но и духовно.
Райдер внезапно замолчал, и в его взгляде появилось удивление. Софи поняла, почему муж удивился, она почувствовала, что его плоть снова твердеет, и, к своему ужасу, не только не испытала по этому поводу отвращения, но, наоборот, обрадовалась, и тело ее снова сладко заныло! Райдер не смеялся, не шутил, он, откинув назад голову, тихо застонал и глухо спросил:
— Тебе приятно, Софи? Я с ума схожу от твоего тела, отдайся мне, отдайся мне снова, не думай ни о чем, только обо мне и о том, что я — внутри тебя и что мы — единое целое. Думай о моих руках, которые тебя ласкают, о моем языке, который касается твоего языка…
София, сама себе удивляясь, раздвинула шире ноги и приподняла их, чтобы он погрузился в нее как можно глубже, и через секунду уже забыла, что чему-то удивлялась. Когда Райдер попросил ее поднять ноги еще выше и упереться ими ему в плечи, она с готовностью выполнила его просьбу, застонав от удовольствия; окружающий мир перестал для нее существовать, дикая, необузданная, острая, как боль, страсть охватила ее, все потеряло свое значение, все, кроме нее и Райдера и их слившихся воедино тел. Райдер отыскал над ее лоном крохотный узелок плоти и принялся ласкать эту горошинку, в которой разгорался неистовый огонь, не отрывая своих губ от ее и своего языка — от ее языка, и она стремилась к нему каждой клеточкой своего тела. Райдер хвалил жену, подбадривал, подсказывал, что и как делать, описывал свои ощущения. Чувствуя, что близится желанный момент, он сильнее прижал к себе Софию, вошел в нее еще глубже, заполнив ее лоно до последнего миллиметра, и София, закричав и вздрогнув всем телом, забилась в судорогах экстаза; Райдер достиг кульминации следом за ней и, не переставая целовать ей лицо, уши, шею, повторял, что любит ее, свою дорогую, несравненную, желанную Софи.
София вдруг слегка поморщилась, и он спросил:
— Что такое? Тебе тяжело держать меня?
— Нет, не тяжело. Развяжи мне руки.
— Сейчас, любимая, — ответил Райдер, приподнявшись на локтях и целуя Софию в нос. — Я с ума от тебя схожу, сердечко мое, ты — словно волшебный источник, из которого пьешь, пьешь и никак не можешь напиться.
— О, благодарю, — сказала София, когда Райдер отвязал ее руки от изголовья кровати, — ты очень любезен.
— Извини меня, Софи, я не хотел делать тебе больно. — Райдер взял в руки ладошки жены и стал растирать покрасневшие запястья.
— Руки — это не страшно, — успокоила мужа София, — не стоит переживать.
— А что страшно?
— То, что я вела себя как животное.
— А-а, ты снова ощущаешь себя грязной, развратной женщиной? И совесть мучит тебя? Слушай, что я тебе скажу, Софи: мы все становимся животными в момент физической близости, понимаешь? Инстинкт, чувства управляют нашей плотью, а не разум. Все мы — дети Евы, все мы — грешные, но такими нас создал Бог, и я буду молить Его о том, чтобы каждую ночь ты отдавалась мне так, как сегодня, и кричала от наслаждения, и извивалась, корчилась подо мной, всецело отдаваясь страсти… — Райдер на мгновение задумался. — Возможно, мы будем заниматься этим не только по ночам, но и утром, а еще… Есть время после обеда, когда ты не очень устала и…
София не дала ему договорить, весело рассмеявшись. Для Райдера ее смех прозвучал настолько неожиданно, что он растерялся, а потом сам засмеялся и ласково поцеловал жену в полуоткрытые губы, и она ответила ему таким же нежным поцелуем. Тело ее все ныло и ломило от усталости, и Софи была уверена, что даже если за дверью раздастся крик миссис Смизерс: «Пожар!» — она не сдвинется с места.
— Ты правда любишь меня, Райдер?
— Да.
— Ты никогда не говорил мне о любви. Может быть, твои признания вызваны влиянием момента, ну, ты понимаешь.
— Да, я понимаю. И я говорю тебе сейчас, когда я просто лежу рядом с тобой, измученный и выжатый как лимон, и не испытываю физического желания, что я люблю тебя. Я не понимал этого раньше. И я люблю тебя давно, наверное, с тех самых пор, когда впервые увидел тебя. И я счастлив, что судьба распорядилась так, что я женился на тебе. Ты нужна мне, без тебя я никто.
— Но почему? Теперь у тебя, между прочим, есть собственный дом, в котором ты — хозяин.
— Ты права, сердечко мое, и я скажу тебе даже больше. Мне нравится быть хозяином. Нортклифф-холл принадлежит моему брату и, поэтому там распоряжается Дуглас, а я, понятно, не испытываю никакой ответственности за наше родовое гнездо. Совсем другое дело — здесь. Чедвик-хаус — мой дом, наш дом, в нем будут жить наши дети, ты только представь себе, Софи! Мы состаримся здесь, умрем здесь. Кстати, как ты смотришь на то, что по средам и пятницам я буду превращаться в заядлого фермера?
— Я думаю, в этой роли ты будешь смотреться великолепно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
София прекратила ругаться, она теперь только стонала, все громче, все короче, а Райдер, зная причину этих стонов, еще быстрее задвигал пальцем и языком. Внезапно он почувствовал, как напряглось тело Софии, мгновение — и оно, изогнувшись, уже содрогалось в конвульсиях, а он, не прекращая ласк, усиливал наслаждение жены, пока она наконец не успокоилась, не обмякла и не перестала кричать, и тогда он, раздвинув ей ноги, вошел в нее как можно глубже. Он ощутил, как сокращаются внутренние стенки ее лона, и чуть не сошел с ума. В следующий миг он уже кончал, причем извержение было таким бурным и сильным, как никогда, и Райдер стонал, и кричал, и был счастлив, потому что произошло то событие, о котором он мечтал, к которому стремился.
Успокоившись, он остался лежать сверху на жене, не выходя из нее, упиваясь удивительным чувством единения с ней, чувствуя ее, любя ее. София лежала с закрытыми глазами, волосы и лицо ее были влажными от пота, дышала она тяжело и прерывисто. Райдер долго смотрел на нее, пока она наконец не открыла глаза. И в этих глазах он увидел изумление и испуг. София никак не могла собраться с мыслями, никак не могла понять, что случилось с ее телом, почему оно так желало лежащего рядом с ней мужчину, который все время знал, что он делает, к чему стремится, который наблюдал за ней, слушал ее стоны и крики, а она… Она потеряла контроль над собой, она ненавидела Райдера, а ее тело любило его.
— Как у тебя сердце бьется, Софи, — сказал Райдер.
Она посмотрела на мужа и подумала, что он сейчас начнет подшучивать над ней, издеваться, упиваться своей победой над ней, но он откинул с ее лба влажные волосы, поцеловал и неожиданно заявил:
— Я люблю тебя, Софи. Я думал, что любви нет, а она, оказывается, есть. Я люблю тебя и буду любить, пока живу на этом свете. И ты рано или поздно полюбишь меня, любовь войдет в твое сердце, и тогда мы будем принадлежать друг другу не только физически, но и духовно.
Райдер внезапно замолчал, и в его взгляде появилось удивление. Софи поняла, почему муж удивился, она почувствовала, что его плоть снова твердеет, и, к своему ужасу, не только не испытала по этому поводу отвращения, но, наоборот, обрадовалась, и тело ее снова сладко заныло! Райдер не смеялся, не шутил, он, откинув назад голову, тихо застонал и глухо спросил:
— Тебе приятно, Софи? Я с ума схожу от твоего тела, отдайся мне, отдайся мне снова, не думай ни о чем, только обо мне и о том, что я — внутри тебя и что мы — единое целое. Думай о моих руках, которые тебя ласкают, о моем языке, который касается твоего языка…
София, сама себе удивляясь, раздвинула шире ноги и приподняла их, чтобы он погрузился в нее как можно глубже, и через секунду уже забыла, что чему-то удивлялась. Когда Райдер попросил ее поднять ноги еще выше и упереться ими ему в плечи, она с готовностью выполнила его просьбу, застонав от удовольствия; окружающий мир перестал для нее существовать, дикая, необузданная, острая, как боль, страсть охватила ее, все потеряло свое значение, все, кроме нее и Райдера и их слившихся воедино тел. Райдер отыскал над ее лоном крохотный узелок плоти и принялся ласкать эту горошинку, в которой разгорался неистовый огонь, не отрывая своих губ от ее и своего языка — от ее языка, и она стремилась к нему каждой клеточкой своего тела. Райдер хвалил жену, подбадривал, подсказывал, что и как делать, описывал свои ощущения. Чувствуя, что близится желанный момент, он сильнее прижал к себе Софию, вошел в нее еще глубже, заполнив ее лоно до последнего миллиметра, и София, закричав и вздрогнув всем телом, забилась в судорогах экстаза; Райдер достиг кульминации следом за ней и, не переставая целовать ей лицо, уши, шею, повторял, что любит ее, свою дорогую, несравненную, желанную Софи.
София вдруг слегка поморщилась, и он спросил:
— Что такое? Тебе тяжело держать меня?
— Нет, не тяжело. Развяжи мне руки.
— Сейчас, любимая, — ответил Райдер, приподнявшись на локтях и целуя Софию в нос. — Я с ума от тебя схожу, сердечко мое, ты — словно волшебный источник, из которого пьешь, пьешь и никак не можешь напиться.
— О, благодарю, — сказала София, когда Райдер отвязал ее руки от изголовья кровати, — ты очень любезен.
— Извини меня, Софи, я не хотел делать тебе больно. — Райдер взял в руки ладошки жены и стал растирать покрасневшие запястья.
— Руки — это не страшно, — успокоила мужа София, — не стоит переживать.
— А что страшно?
— То, что я вела себя как животное.
— А-а, ты снова ощущаешь себя грязной, развратной женщиной? И совесть мучит тебя? Слушай, что я тебе скажу, Софи: мы все становимся животными в момент физической близости, понимаешь? Инстинкт, чувства управляют нашей плотью, а не разум. Все мы — дети Евы, все мы — грешные, но такими нас создал Бог, и я буду молить Его о том, чтобы каждую ночь ты отдавалась мне так, как сегодня, и кричала от наслаждения, и извивалась, корчилась подо мной, всецело отдаваясь страсти… — Райдер на мгновение задумался. — Возможно, мы будем заниматься этим не только по ночам, но и утром, а еще… Есть время после обеда, когда ты не очень устала и…
София не дала ему договорить, весело рассмеявшись. Для Райдера ее смех прозвучал настолько неожиданно, что он растерялся, а потом сам засмеялся и ласково поцеловал жену в полуоткрытые губы, и она ответила ему таким же нежным поцелуем. Тело ее все ныло и ломило от усталости, и Софи была уверена, что даже если за дверью раздастся крик миссис Смизерс: «Пожар!» — она не сдвинется с места.
— Ты правда любишь меня, Райдер?
— Да.
— Ты никогда не говорил мне о любви. Может быть, твои признания вызваны влиянием момента, ну, ты понимаешь.
— Да, я понимаю. И я говорю тебе сейчас, когда я просто лежу рядом с тобой, измученный и выжатый как лимон, и не испытываю физического желания, что я люблю тебя. Я не понимал этого раньше. И я люблю тебя давно, наверное, с тех самых пор, когда впервые увидел тебя. И я счастлив, что судьба распорядилась так, что я женился на тебе. Ты нужна мне, без тебя я никто.
— Но почему? Теперь у тебя, между прочим, есть собственный дом, в котором ты — хозяин.
— Ты права, сердечко мое, и я скажу тебе даже больше. Мне нравится быть хозяином. Нортклифф-холл принадлежит моему брату и, поэтому там распоряжается Дуглас, а я, понятно, не испытываю никакой ответственности за наше родовое гнездо. Совсем другое дело — здесь. Чедвик-хаус — мой дом, наш дом, в нем будут жить наши дети, ты только представь себе, Софи! Мы состаримся здесь, умрем здесь. Кстати, как ты смотришь на то, что по средам и пятницам я буду превращаться в заядлого фермера?
— Я думаю, в этой роли ты будешь смотреться великолепно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99