– Харруш, – отвечал буддист. – Вот уже в третий раз ты искушаешь меня, и сегодня, как и на дороге в большом городе, как и во дворце Цермая, ты увидишь, что я верен законам Будды.
– Но ведь я сказал тебе, что тот, кого должно настичь возмездие, – бакасахам, один из тех нечистых духов, что соблазняют людей, поощряют их пороки и добиваются своего бессмертия, сея кругом себя отчаяние и стыд?
– Ты сказал мне это.
– Знал ли ты, что тот, кого сегодня называют Нунгалом, недавно был доктором Базилиусом? Знаешь ли, что это он похитил твою дочь? Знаешь, что он продал ее Цермаю?
Буддист встал; все его тело сотрясала судорожная дрожь.
– Что ты собираешься делать? – спросил Харруш.
– Гебр, – глухо произнес Аргаленка. – Оставив за собой правосудие, Будда сделал одно исключение для отцов; на лице того, кто дал жизнь, лежит отсвет лика Создателя; подобно ему, он должен судить и наказывать.
Харруш с жалостью смотрел на него. Но когда старик поднес руки к лицу, Харруш заметил на рукавах его платья большие темные влажные пятна.
– Буддист, – сказал он. – У тебя кровь на саронге. Услышав это, Аргаленка словно проснулся; его глаза расширились и обвели все кругом блуждающим взглядом; казалось, мертвец вышел из своей гробницы.
Внезапно взгляд его упал на кинжал, который он выронил, приближаясь к Харрушу; Аргаленка испустил страшный вопль, закрыл лицо руками и бросился бежать с криком:
– Я убил свое дитя! Я убил свое дитя!
Бегство и крики буддиста привлекли внимание малайцев; они с шумом вскочили и устремились к пленнику.
Но он уже успел, извиваясь по-змеиному, скользнуть к кинжалу, указанному ему взглядом Аргаленки, и улечься на оружие, которое могло дать ему не только свободу.
– Что ты сделал с этим стариком? – спросил один из малайцев у Харруша, сопроводив свой вопрос пинком, пока другие пираты внимательно осматривали его путы.
– Я попытался подражать вашему рассказчику; только у меня получилось лучше, чем у него, потому что моя история наполнила ужасом душу старика, а тот, кого слушаете вы, заставляет вас только зевать.
– Значит, и ты в свою очередь должен показать нам свое умение, – произнес рассказчик, несколько уязвленный в своем самолюбии импровизатора.
– Я только этого и хочу, но что взамен я получу от вас?
– Скажи, чего ты хочешь.
– Чтобы вы приблизили час моей смерти. Костер готов, и я тоже; едва история, которую я собираюсь рассказать вам, будет закончена, ведите меня на казнь, потому что ожидание страшнее пытки.
– Твоя просьба будет исполнена, – ответил один из пиратов. – Как только твоя сказка кончится, мы подожжем кучу дров, что станет твоим смертным ложем, и, как только ты произнесешь последнее слово, ты увидишь: то, что заставляет тебя трусливо дрожать, на самом деле пустяк.
– Хорошо, – согласился Харруш. Малайцы столпились вокруг него.
Харруш повернулся на бок так, чтобы быть к ним лицом, но при этом иметь возможность прижать к острому лезвию кинжала веревки, связавшие ему руки.
Гебр начал говорить:
– Среди первых правителей Инда и Синда никто не мог сравняться властью с раджой Сураном.
Все раджи Востока и Запада платили ему дань, кроме китайского.
Это исключение очень не нравилось монарху и заставило его поднять десять бесчисленных армий и отправиться завоевывать эту страну.
Он всюду входил победителем, своей рукой убил многих султанов, взял в жены их дочерей и быстро приближался к желанной цели…
– Как называется твоя сказка? – спросил прежний рассказчик-импровизатор.
– «Хитрость побеждает силу», – ответил Харруш и продолжал прерванный рассказ. – Когда в Китае стало известно, что раджа Суран уже дошел до Тамсака, китайский раджа впал в глубокое уныние, созвал своих мандаринов и полководцев и сказал им: «Раджа Суран грозит разорить мою империю; какой совет дадите вы мне, чтобы я мог противиться его продвижению?»
И тогда выступил вперед один мудрый мандарин.
«Повелитель мира, – сказал он. – Твоему рабу известен способ это сделать».
«Так воспользуйся им», – отвечал раджа Китая.
И мандарин приказал снарядить корабль, нагрузить его множеством тонких, но совершенно ржавых иголок и посадить на нем деревья каама и бирада.
Он взял на борт одних стариков, и поплыл к Тамсаку, и вскоре пристал к берегу…
– На этом твоя сказка кончается? – насмешливо спросил импровизатор, видя, что гебр прервал свой рассказ.
– Нет, – отвечал тот, – но веревки, связывающие мне ноги, врезаются в тело и причиняют жестокие страдания; вскоре вам придется развязать меня, чтобы вести на костер; не могли бы вы принести сейчас небольшое облегчение моим наболевшим конечностям?
Один из малайцев отделился от группы и оказал гебру услугу, о которой тот просил. Харруш продолжал:
– Когда раджа Суран услышал, что прибыл корабль из Китая, он отправил гонцов, желая узнать, на каком расстоянии находится эта страна.
Гонцы расспросили китайцев, и те ответили: «Когда мы вышли в море, мы были молодыми людьми. Тоскуя по зелени наших лесов, посреди моря мы посадили семена. Сегодня мы стары и немощны и семена превратились в деревья, которые принесли плоды задолго до нашего прибытия в эти края».
Затем они показали несколько ржавых иголок и сказали:
«Смотрите, это были железные бруски толщиной в руку, когда мы покинули Китай; теперь ржавчина источила их почти полностью. Не знаем, сколько лет протекло с тех пор, как мы отправились в путь, но вы можете сосчитать это по тем событиям, о коих мы вам только что рассказали»…
Харруш снова замолчал.
– И как же поступил раджа Суран? – вскричало десять голосов в нетерпении.
– Увы! – сказал Харруш. – Приближается миг, когда моя сказка, как и моя жизнь, подойдет к концу; пора вам исполнить обещание.
Несколько слушателей, не вставая с места, подали рабам знак зажечь костер.
С того места, где находился Харруш, он мог слышать потрескивание веток и тростника, положенных вокруг кучи дров, чтобы усилить горение…
Он продолжал, и голос его не обнаружил ни малейшего волнения:
– Гонцы передали то, что услышали, радже Сурану.
«Если правда то, что говорят китайцы, – произнес завоеватель, – должно быть, их страна находится неизмеримо далеко. Когда же мы достигнем ее? Благоразумнее отказаться от этого похода…»
На этом месте Харруша прервал глухой шум, словно отдаленный гром, катившийся с океана.
Малайцы, все одновременно, вскочили; тревога, вызванная услышанным ими шумом, победила их страсть к историям, подобным той, что рассказывал Харруш; все взгляды повернулись в сторону моря.
Пламя костра несколько минут извивалось, затем высвободилось из дыма и теперь поднималось в высоту на двадцать футов, бросая на воду кровавые отблески.
Еще один звук, похожий на первый и тоже пришедший со стороны горизонта, раздался посреди тишины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97