Затем вытянутой рукой описал круг в воздухе:
– Как здесь хорошо! Там, в гостиной, совершенно нечем дышать от облаков пудры и запахов духов. Кто-то сказал, что всю парижскую чернь можно накормить мукой, которой знать посыпает себе головы. Я начинаю в это верить!
Арно говорил очень небрежным тоном, и Мишель поняла, как глубоко он презирает гостей из салона мадам Дюбуа. Это еще более разожгло ее любопытство.
– Мне кажется, что вы не очень-то жалуете светскую жизнь, месье, – сказала она, скорчив довольно кислую мину.
Мишель еще не была до конца уверена в том, что может говорить на равных с этим человеком. Но Арно лишь рассмеялся:
– Вы имеете в виду светскую жизнь, которую символизирует этот салон? Да!
– Но в таком случае зачем вы сюда пришли?
– Потому что вечная борьба за выживание сделала меня трусом. Мне нужна поддержка мадам Дюбуа, других подобных ей дам или высокопоставленных особ мужского пола, без которой содержание моей труппы и балетной школы станет невозможным. Может быть, подобное подобострастие и не делает мне чести, но труппа и студия – часть моей жизни. Я сделаю все возможное, чтобы не дать им погибнуть. Видите ли, мадемуазель, мое несчастье заключается в том, что я люблю балет больше, чем ненавижу сборища знатных вельмож и их жен. Я – раб своего искусства!
В этом человеке было что-то завораживающее. И Мишель смотрела на него с восхищением. Но иногда, почувствовав непонятное смущение, отводила глаза. Заметив это, Арно взял ее за руку:
– Пойдемте. Я не должен был говорить с вами обо всем этом. Ведь это ваш первый выход в свет. Простите меня. Наверное, это старость.
– Старость, месье? Это вы-то говорите о старости? С вашей энергией и живостью? Мне кажется…
Но Арно не дал ей договорить и залился громким смехом:
– Благодарю, дорогая Мишель! Но иногда я все же кажусь себе чуть ли не стариком, ископаемым. Сколько вам лет? Семнадцать? Значит, я вам в отцы гожусь! Ну, ладно! Довольно об этом. Есть куда более приятные вещи, о которых можно поговорить. Скажите лучше, как вам нравится наш замечательный город, который все называют столицей мира? Только честно!
Мишель не могла выдержать подобного напора. Ее язык, казалось, стал заплетаться, дыхание сперло. Она почти с отчаянием смотрела на Димпьера.
– Да вы никак боитесь! – воскликнул он. – Вот уж никогда бы не заподозрил Мишель Вернер в робости!
Последняя фраза и вовсе выбила Мишель из колеи. Заикаясь и нервно потирая руки, она ответила дрожащим голосом:
– Париж очень интересен… И…
Тут Мишель постаралась взять себя в руки и ни в коем случае не показывать Арно, что с ней на самом деле происходит.
– И? – переспросил Арно.
– И вместе с тем он кажется мне каким-то странным… чужим… Парижане ведут очень расточительную и даже легкомысленную жизнь. Во всяком случае, большинство тех, с кем мне уже довелось познакомиться, не выглядят серьезными людьми. Они больше всего на свете интересуются удовольствиями… Простите, но у меня на родине отношение к жизни совсем другое.
Арно мрачно покачал головой:
– Это потому, что вы вращаетесь в кругу так называемых «сливок общества». Этих людей нельзя назвать настоящими парижанами.
– Наверное, это так. Но в Виргинии меня также окружали сливки тамошнего общества. И в то же время все они работали. Управляли поместьями, занимались делами. Безделье было им чуждо. Разумеется, в Америке нет королевского двора. А ведь именно среди приближенных монарха больше всего бездельников. Разве не так?
– Ах, вот оно что! Право, вы очень точно все подметили. И я убежден, что ваша страна в целом ведет куда более здоровую жизнь, нежели наше отечество. Это наша болезнь, несчастье нации. Мы уже перезрели и загниваем, как упавшая с дерева груша. Все началось с того самого дня, когда король Людовик взошел на французский престол. Его отец знал, что означает быть настоящим королем. Этот же думает только об удовольствиях.
– А я слышала кое от кого совсем другое мнение. Говорили, что нынешний Людовик неплохо руководит страной.
– Некоторые и впрямь так считают. Поскольку это им выгодно. Но заметьте: в отличие от отца его никто не называет «Король-солнце».
– Вы встречались с ним?
– Я был представлен ко двору и танцевал перед королем в Фонтенбло, а также в Версале. После выступлений у меня была возможность наблюдать как самого короля, так и его придворных. Признаться, нигде я не встречал такого сборища хамелеонов и распутников. Это настоящие паразиты, они не приносят никакой пользы стране, обществу, а занимаются только низкопоклонством перед королем.
– А как он выглядит, ваш король?
– Он недурен собой. Черные глаза. Нос типичного Бурбона. Чуть припухлое лицо. Впрочем, дело совсем не в лице. Гораздо хуже то, что наш король психически неуравновешен, крайне жесток и по большому счету лишен такого необходимого для любого монарха качества, как храбрость.
Любопытство Мишель достигло предела:
– В чем же проявляется его жестокость?
– Ему доставляет удовольствие причинять страдания другим. Например, он нередко жестоко обращается со своими придворными. Король Людовик питает нездоровый интерес к смерти: ему нравится наблюдать, как наступает смерть и отлетает жизнь. Кроме того, если бы он уделял управлению страной столько же внимания, сколько своим многочисленным любовницам! Боже всемилостивый… Впрочем, довольно об этом! Вам, наверное, уже стало холодно. Давайте-ка вернемся в гостиную. – И он бросил на Мишель странный взгляд. – Не знаю, зачем я завел с вами этот разговор. Честное слово, у меня не было намерения омрачить ваш первый званый вечер!
– Я получила огромное удовольствие от нашего разговора, месье, – с улыбкой ответила Мишель.
– Тогда, может быть, вы окажете мне честь, разрешив сесть подле вас во время ужина?
– Это было бы большой честью для меня, месье. Они вернулись в салон. Все оставшееся до ужина время Мишель уже не помнила, с кем разговаривала, и даже не замечала того, что происходило вокруг. Все ее мысли были заняты Арно Димпьером, а в ушах звучал только его голос…
На следующий день, в понедельник, предстояли обычные занятия в студии. Мишель с бьющимся от волнения сердцем поднялась по ступеням и на несколько мгновений задержалась у двери. Сейчас она снова увидит Арно Димпьера. Как он ее встретит?
Накануне за ужином Арно был очарователен и невероятно остроумен. От цинизма и раздражения, прорвавшихся у него во время прогулки по саду, не осталось и следа. Мишель наслаждалась его обществом, а также изысканными яствами, от которых ломился стол.
После застолья Арно учтиво поклонился ей и сказал, что должен уйти. Хотя Мишель жаль было с ним расставаться, она не очень грустила. Ведь как-никак, а именно ей Димпьер уделял внимание большую часть вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Как здесь хорошо! Там, в гостиной, совершенно нечем дышать от облаков пудры и запахов духов. Кто-то сказал, что всю парижскую чернь можно накормить мукой, которой знать посыпает себе головы. Я начинаю в это верить!
Арно говорил очень небрежным тоном, и Мишель поняла, как глубоко он презирает гостей из салона мадам Дюбуа. Это еще более разожгло ее любопытство.
– Мне кажется, что вы не очень-то жалуете светскую жизнь, месье, – сказала она, скорчив довольно кислую мину.
Мишель еще не была до конца уверена в том, что может говорить на равных с этим человеком. Но Арно лишь рассмеялся:
– Вы имеете в виду светскую жизнь, которую символизирует этот салон? Да!
– Но в таком случае зачем вы сюда пришли?
– Потому что вечная борьба за выживание сделала меня трусом. Мне нужна поддержка мадам Дюбуа, других подобных ей дам или высокопоставленных особ мужского пола, без которой содержание моей труппы и балетной школы станет невозможным. Может быть, подобное подобострастие и не делает мне чести, но труппа и студия – часть моей жизни. Я сделаю все возможное, чтобы не дать им погибнуть. Видите ли, мадемуазель, мое несчастье заключается в том, что я люблю балет больше, чем ненавижу сборища знатных вельмож и их жен. Я – раб своего искусства!
В этом человеке было что-то завораживающее. И Мишель смотрела на него с восхищением. Но иногда, почувствовав непонятное смущение, отводила глаза. Заметив это, Арно взял ее за руку:
– Пойдемте. Я не должен был говорить с вами обо всем этом. Ведь это ваш первый выход в свет. Простите меня. Наверное, это старость.
– Старость, месье? Это вы-то говорите о старости? С вашей энергией и живостью? Мне кажется…
Но Арно не дал ей договорить и залился громким смехом:
– Благодарю, дорогая Мишель! Но иногда я все же кажусь себе чуть ли не стариком, ископаемым. Сколько вам лет? Семнадцать? Значит, я вам в отцы гожусь! Ну, ладно! Довольно об этом. Есть куда более приятные вещи, о которых можно поговорить. Скажите лучше, как вам нравится наш замечательный город, который все называют столицей мира? Только честно!
Мишель не могла выдержать подобного напора. Ее язык, казалось, стал заплетаться, дыхание сперло. Она почти с отчаянием смотрела на Димпьера.
– Да вы никак боитесь! – воскликнул он. – Вот уж никогда бы не заподозрил Мишель Вернер в робости!
Последняя фраза и вовсе выбила Мишель из колеи. Заикаясь и нервно потирая руки, она ответила дрожащим голосом:
– Париж очень интересен… И…
Тут Мишель постаралась взять себя в руки и ни в коем случае не показывать Арно, что с ней на самом деле происходит.
– И? – переспросил Арно.
– И вместе с тем он кажется мне каким-то странным… чужим… Парижане ведут очень расточительную и даже легкомысленную жизнь. Во всяком случае, большинство тех, с кем мне уже довелось познакомиться, не выглядят серьезными людьми. Они больше всего на свете интересуются удовольствиями… Простите, но у меня на родине отношение к жизни совсем другое.
Арно мрачно покачал головой:
– Это потому, что вы вращаетесь в кругу так называемых «сливок общества». Этих людей нельзя назвать настоящими парижанами.
– Наверное, это так. Но в Виргинии меня также окружали сливки тамошнего общества. И в то же время все они работали. Управляли поместьями, занимались делами. Безделье было им чуждо. Разумеется, в Америке нет королевского двора. А ведь именно среди приближенных монарха больше всего бездельников. Разве не так?
– Ах, вот оно что! Право, вы очень точно все подметили. И я убежден, что ваша страна в целом ведет куда более здоровую жизнь, нежели наше отечество. Это наша болезнь, несчастье нации. Мы уже перезрели и загниваем, как упавшая с дерева груша. Все началось с того самого дня, когда король Людовик взошел на французский престол. Его отец знал, что означает быть настоящим королем. Этот же думает только об удовольствиях.
– А я слышала кое от кого совсем другое мнение. Говорили, что нынешний Людовик неплохо руководит страной.
– Некоторые и впрямь так считают. Поскольку это им выгодно. Но заметьте: в отличие от отца его никто не называет «Король-солнце».
– Вы встречались с ним?
– Я был представлен ко двору и танцевал перед королем в Фонтенбло, а также в Версале. После выступлений у меня была возможность наблюдать как самого короля, так и его придворных. Признаться, нигде я не встречал такого сборища хамелеонов и распутников. Это настоящие паразиты, они не приносят никакой пользы стране, обществу, а занимаются только низкопоклонством перед королем.
– А как он выглядит, ваш король?
– Он недурен собой. Черные глаза. Нос типичного Бурбона. Чуть припухлое лицо. Впрочем, дело совсем не в лице. Гораздо хуже то, что наш король психически неуравновешен, крайне жесток и по большому счету лишен такого необходимого для любого монарха качества, как храбрость.
Любопытство Мишель достигло предела:
– В чем же проявляется его жестокость?
– Ему доставляет удовольствие причинять страдания другим. Например, он нередко жестоко обращается со своими придворными. Король Людовик питает нездоровый интерес к смерти: ему нравится наблюдать, как наступает смерть и отлетает жизнь. Кроме того, если бы он уделял управлению страной столько же внимания, сколько своим многочисленным любовницам! Боже всемилостивый… Впрочем, довольно об этом! Вам, наверное, уже стало холодно. Давайте-ка вернемся в гостиную. – И он бросил на Мишель странный взгляд. – Не знаю, зачем я завел с вами этот разговор. Честное слово, у меня не было намерения омрачить ваш первый званый вечер!
– Я получила огромное удовольствие от нашего разговора, месье, – с улыбкой ответила Мишель.
– Тогда, может быть, вы окажете мне честь, разрешив сесть подле вас во время ужина?
– Это было бы большой честью для меня, месье. Они вернулись в салон. Все оставшееся до ужина время Мишель уже не помнила, с кем разговаривала, и даже не замечала того, что происходило вокруг. Все ее мысли были заняты Арно Димпьером, а в ушах звучал только его голос…
На следующий день, в понедельник, предстояли обычные занятия в студии. Мишель с бьющимся от волнения сердцем поднялась по ступеням и на несколько мгновений задержалась у двери. Сейчас она снова увидит Арно Димпьера. Как он ее встретит?
Накануне за ужином Арно был очарователен и невероятно остроумен. От цинизма и раздражения, прорвавшихся у него во время прогулки по саду, не осталось и следа. Мишель наслаждалась его обществом, а также изысканными яствами, от которых ломился стол.
После застолья Арно учтиво поклонился ей и сказал, что должен уйти. Хотя Мишель жаль было с ним расставаться, она не очень грустила. Ведь как-никак, а именно ей Димпьер уделял внимание большую часть вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77