Справедливость была для нее важнее собственной жизни.
В конце октября я снова приехала в Кале, на этот раз вдвоем с Генриеттой. Передавая мне очередной саквояж с деньгами для эмигрантов, месье Неф предупредил, что портовые инспектора получили приказ приложить все усилия, чтобы сдержать отток аристократов. Подозрительными считались все. Он посоветовал мне путешествовать под псевдонимом. У меня были документы на имя баронессы вон Памклек, но бравада бедного Эркюля передалась и мне. Я с гордостью сообщила властям, что я, графиня дю Барри, направляюсь в Лондон, дабы вернуть себе похищенное имущество. Меня долго допрашивали. От горя и ужаса последних месяцев я сильно похудела, и узнать меня было трудно. На вопрос, сколько мне лет, я ответила, что сорок два. На самом деле я готовилась разменять шестой десяток, а потому порадовалась, что ни один чиновник не усомнился в моих словах. В конце концов мне позволили подняться на борт.
Первую неделю в Лондоне я провела с Натаном. Ночами мы спали вместе. Я решила провести в Лондоне зиму. В ноябре я сняла большой дом на Беркли-сквер. Натан направил ко мне свою служанку по имени Бланш. Она в совершенстве владела французским, хорошо знала Лондон и очень помогла мне с обустройством на новом месте.
В начале декабря я устроила бал для эмигрантов. Среди гостей был герцог Луи де Роэн. Этот двадцатидвухлетний щеночек был видным деятелем контрреволюции. Молодой, красивый, отважный и учтивый, он пришелся мне по душе. Подобно доблестным рыцарям прошлого, он был безоговорочно предан даме сердца и королю и готов был умереть за них обоих. Роэн будил во мне желание, но мне казалось, что, принимая во внимание разницу в возрасте и мою утрату, окружающие не одобрят наш альянс. Более того, мне казалось, что за мной следят. Роэн признался, что его тоже преследует это ощущение. Я пригласила его в гости ранним вечером, сразу как стемнеет.
Моему истерзанному сердцу необходимо было отвлечься. Роэну хватило сил доставить мне удовольствие. Я бросилась в его объятия, словно голодный зверь, отдавалась спереди, сзади, сбоку и вверх ногами.
Помимо любви нас связывала общая тайна. Когда мы не занимались любовью, мы плели заговор против революции. Поручившись драгоценностями, которые хранились в Банке Англии, я получила солидную ссуду в Ванкуверском банке и внесла крупную сумму в движение роялистов под залог имения Роэна в Бретани.
Настроение мое улучшилось, как и мой английский. Я швыряла деньги направо и налево.
С тех пор как в моей постели появился страстный партнер, ко мне вернулся аппетит. Я ела и пила так, словно это было в последний раз. В декабре лорд Марч представил меня Элизабет Фитцерберт, любовнице принца Уэльского. В Элизабет я нашла родственную душу. Целыми днями мы бродили по магазинам Сент-Джеймс-стрит, обедали вместе, обсуждая наши дела.
Лорд Марч пригласил меня в Букингемский дворец на новогодний бал. В синем бархатном платье с длинным, расшитым золотом шлейфом я произвела фурор. Ко мне вернулся здоровый цвет лица, а фигура вновь налилась. Внешне я была полна жизни и очарования, но боль, поселившаяся в душе после смерти Эркюля, терзала меня еще сильнее, чем раньше. Я была напугана, и я была одна. 1792 год был кошмаром. Что-то подсказывало мне, что следующий будет еще хуже.
Не прошло и двух недель, как мои страхи начали становиться реальностью.
Промозглым январским утром стоило мне погрузиться в ванну, как пришла Генриетта и сказала, что прибыл Роэн.
– Так рано, – удивилась я. – Что он тебе сказал?
– Он очень взволнован, – ответила Генриетта. – Боюсь, он принес дурные вести.
– Впусти его, – распорядилась я. Вошел Роэн. На нем не было лица.
– Король Луи обезглавлен, – выпалил он. Сердце мое упало, но я, сдерживая бушующие во мне эмоции, встала и окатила себя водой.
– Можешь вытереть меня, – сказала я Роэну. Я увлекла его в постель, и боль охватила меня с новой силой. В наших объятиях страсть сплеталась с отчаянием, и пик наслаждения был похож на предсмертную агонию. Я кричала и плакала от боли.
У меня всегда был нерегулярный цикл, а после страшного шока, каким стала для меня смерть Эркюля, месячные и вовсе прекратились. Я стала замечать и другие признаки старения. Февраль выдался холодным и промозглым, но я потела, словно в летнюю жару. Участились приступы головокружения, я стала сварливой. Нет ничего хуже старой стервы. Но мой юный любовник обожал меня, несмотря ни на что.
В конце февраля я получила письмо от Полин де Бриссак. Ее не арестовали, но полиция не давала ей покоя. Она скрывалась в Кале – жила в гостинице под именем мадам де Мерсье. Ей удалось найти чиновника, согласного за взятку помочь ей, но возникли сложности с продажей имущества, и она не могла расплатиться с ним. Я написала ответ, обещая при первой же возможности приехать к ней.
Первого марта Роэн сообщил мне, что, как член роялистского движения, он должен вернуться во Францию. Я потребовала взять меня с собой. Он пытался отговорить меня, напоминал об опасности, которой я себя подвергаю, но я была полна решимости, и ничто не могло остановить меня.
Я понимала, что обязана сделать все, что в моих силах, чтобы вывезти Полин де Бриссак из страны, но были и другие причины вернуться во Францию. Во-первых, я любила свой дом. Никто не имеет права лишить меня его. Я хотела встретить весну в замке в Лувисьене. Во-вторых, я была очень привязана к Роэну. Было в нем что-то, что не оставит без внимания ни одна женщина, а я ему в матери годилась и потому не хотела надолго отпускать любовника из своих коготков. И наконец, я совсем потеряла голову. Мне хотелось доказать самой себе, что я прожила красивую жизнь. Революционеры могут арестовывать кого угодно, меня им не достать.
Итак, чтобы не вызывать лишних подозрений о нашей связи, мы с Роэном пересекли Ла-Манш на разных кораблях. Я отправилась в путь одиннадцатого мая, на день раньше его. Чиновник, который мучил меня вопросами о причинах моего возвращения во Францию, был самым настоящим тираном и деспотом. Он забрал мои документы, сказав, что я не смогу выехать из Кале до тех пор, пока они не пройдут проверку на подлинность. Я долго с ним спорила, но потом поняла, что этим могу лишь навредить себе, и отправилась на поиски гостиницы. Желающих покинуть Францию было великое множество, и свободных комнат практически не осталось. Поговаривали, что даже в окрестных лесах полно бегущих аристократов. Обнаружив единственный свободный номер в обшарпанной гостинице на грязных задворках города, мы с Генриеттой решили, что нам сильно повезло. Лежа в постели и прислушиваясь к ее похрапыванию, я колотила кулаком по подушке в бессильной ярости.
На следующий день мы нашли Полин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
В конце октября я снова приехала в Кале, на этот раз вдвоем с Генриеттой. Передавая мне очередной саквояж с деньгами для эмигрантов, месье Неф предупредил, что портовые инспектора получили приказ приложить все усилия, чтобы сдержать отток аристократов. Подозрительными считались все. Он посоветовал мне путешествовать под псевдонимом. У меня были документы на имя баронессы вон Памклек, но бравада бедного Эркюля передалась и мне. Я с гордостью сообщила властям, что я, графиня дю Барри, направляюсь в Лондон, дабы вернуть себе похищенное имущество. Меня долго допрашивали. От горя и ужаса последних месяцев я сильно похудела, и узнать меня было трудно. На вопрос, сколько мне лет, я ответила, что сорок два. На самом деле я готовилась разменять шестой десяток, а потому порадовалась, что ни один чиновник не усомнился в моих словах. В конце концов мне позволили подняться на борт.
Первую неделю в Лондоне я провела с Натаном. Ночами мы спали вместе. Я решила провести в Лондоне зиму. В ноябре я сняла большой дом на Беркли-сквер. Натан направил ко мне свою служанку по имени Бланш. Она в совершенстве владела французским, хорошо знала Лондон и очень помогла мне с обустройством на новом месте.
В начале декабря я устроила бал для эмигрантов. Среди гостей был герцог Луи де Роэн. Этот двадцатидвухлетний щеночек был видным деятелем контрреволюции. Молодой, красивый, отважный и учтивый, он пришелся мне по душе. Подобно доблестным рыцарям прошлого, он был безоговорочно предан даме сердца и королю и готов был умереть за них обоих. Роэн будил во мне желание, но мне казалось, что, принимая во внимание разницу в возрасте и мою утрату, окружающие не одобрят наш альянс. Более того, мне казалось, что за мной следят. Роэн признался, что его тоже преследует это ощущение. Я пригласила его в гости ранним вечером, сразу как стемнеет.
Моему истерзанному сердцу необходимо было отвлечься. Роэну хватило сил доставить мне удовольствие. Я бросилась в его объятия, словно голодный зверь, отдавалась спереди, сзади, сбоку и вверх ногами.
Помимо любви нас связывала общая тайна. Когда мы не занимались любовью, мы плели заговор против революции. Поручившись драгоценностями, которые хранились в Банке Англии, я получила солидную ссуду в Ванкуверском банке и внесла крупную сумму в движение роялистов под залог имения Роэна в Бретани.
Настроение мое улучшилось, как и мой английский. Я швыряла деньги направо и налево.
С тех пор как в моей постели появился страстный партнер, ко мне вернулся аппетит. Я ела и пила так, словно это было в последний раз. В декабре лорд Марч представил меня Элизабет Фитцерберт, любовнице принца Уэльского. В Элизабет я нашла родственную душу. Целыми днями мы бродили по магазинам Сент-Джеймс-стрит, обедали вместе, обсуждая наши дела.
Лорд Марч пригласил меня в Букингемский дворец на новогодний бал. В синем бархатном платье с длинным, расшитым золотом шлейфом я произвела фурор. Ко мне вернулся здоровый цвет лица, а фигура вновь налилась. Внешне я была полна жизни и очарования, но боль, поселившаяся в душе после смерти Эркюля, терзала меня еще сильнее, чем раньше. Я была напугана, и я была одна. 1792 год был кошмаром. Что-то подсказывало мне, что следующий будет еще хуже.
Не прошло и двух недель, как мои страхи начали становиться реальностью.
Промозглым январским утром стоило мне погрузиться в ванну, как пришла Генриетта и сказала, что прибыл Роэн.
– Так рано, – удивилась я. – Что он тебе сказал?
– Он очень взволнован, – ответила Генриетта. – Боюсь, он принес дурные вести.
– Впусти его, – распорядилась я. Вошел Роэн. На нем не было лица.
– Король Луи обезглавлен, – выпалил он. Сердце мое упало, но я, сдерживая бушующие во мне эмоции, встала и окатила себя водой.
– Можешь вытереть меня, – сказала я Роэну. Я увлекла его в постель, и боль охватила меня с новой силой. В наших объятиях страсть сплеталась с отчаянием, и пик наслаждения был похож на предсмертную агонию. Я кричала и плакала от боли.
У меня всегда был нерегулярный цикл, а после страшного шока, каким стала для меня смерть Эркюля, месячные и вовсе прекратились. Я стала замечать и другие признаки старения. Февраль выдался холодным и промозглым, но я потела, словно в летнюю жару. Участились приступы головокружения, я стала сварливой. Нет ничего хуже старой стервы. Но мой юный любовник обожал меня, несмотря ни на что.
В конце февраля я получила письмо от Полин де Бриссак. Ее не арестовали, но полиция не давала ей покоя. Она скрывалась в Кале – жила в гостинице под именем мадам де Мерсье. Ей удалось найти чиновника, согласного за взятку помочь ей, но возникли сложности с продажей имущества, и она не могла расплатиться с ним. Я написала ответ, обещая при первой же возможности приехать к ней.
Первого марта Роэн сообщил мне, что, как член роялистского движения, он должен вернуться во Францию. Я потребовала взять меня с собой. Он пытался отговорить меня, напоминал об опасности, которой я себя подвергаю, но я была полна решимости, и ничто не могло остановить меня.
Я понимала, что обязана сделать все, что в моих силах, чтобы вывезти Полин де Бриссак из страны, но были и другие причины вернуться во Францию. Во-первых, я любила свой дом. Никто не имеет права лишить меня его. Я хотела встретить весну в замке в Лувисьене. Во-вторых, я была очень привязана к Роэну. Было в нем что-то, что не оставит без внимания ни одна женщина, а я ему в матери годилась и потому не хотела надолго отпускать любовника из своих коготков. И наконец, я совсем потеряла голову. Мне хотелось доказать самой себе, что я прожила красивую жизнь. Революционеры могут арестовывать кого угодно, меня им не достать.
Итак, чтобы не вызывать лишних подозрений о нашей связи, мы с Роэном пересекли Ла-Манш на разных кораблях. Я отправилась в путь одиннадцатого мая, на день раньше его. Чиновник, который мучил меня вопросами о причинах моего возвращения во Францию, был самым настоящим тираном и деспотом. Он забрал мои документы, сказав, что я не смогу выехать из Кале до тех пор, пока они не пройдут проверку на подлинность. Я долго с ним спорила, но потом поняла, что этим могу лишь навредить себе, и отправилась на поиски гостиницы. Желающих покинуть Францию было великое множество, и свободных комнат практически не осталось. Поговаривали, что даже в окрестных лесах полно бегущих аристократов. Обнаружив единственный свободный номер в обшарпанной гостинице на грязных задворках города, мы с Генриеттой решили, что нам сильно повезло. Лежа в постели и прислушиваясь к ее похрапыванию, я колотила кулаком по подушке в бессильной ярости.
На следующий день мы нашли Полин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72