И бракосочетание с Рэдклиффом не казалось ей чрезмерной платой за титул. Он приехал в Барберри-Хилл под предлогом «засвидетельствовать свое почтение миссис Дэнджерфилд», но его поведение мало напоминало формальный визит вежливости. Однако она не замечала, чтобы Рэдклифф восторженно глядел на нее, так, как тогда в библиотеке.
За день до того, как он должен был вернуться в свой собственный дом милях в тридцати к северу, они сидели на галерее и играли в трик-трак. Галерея на втором этаже дома — огромное помещение, протянувшееся по обеим сторонам двора, — была украшена множеством портретов, окна имели ромбовидную форму, стены покрывали панели, а потолок был расписан золотыми розами по голубому фону. Рэдклифф был в шляпе, на них обоих были длинные плащи, подбитые мехом, подле каждого стояла жаровня с горячим углем, а в камине пылали огромные бревна, но, несмотря на это, им было холодно и неуютно.
Эмбер сделала ход, передвинув колышек на доске. Потом молча сидела и ждала, пока Рэдклифф размышлял. Прошло несколько секунд, и Эмбер подняла глаза на партнера:
— Ваш ход, милорд.
Рэдклифф очень внимательно смотрел на нее: так разглядывают картину на стене, мужчина смотрит на женщину иначе.
— Да, — спокойно произнес он, не отрывая от нее взгляда, — я знаю. — Эмбер ответила ему взглядом. — Мадам, я отдаю себе отчет, что нарушаю общепризнанные нормы поведения, прося руки леди, овдовевшей лишь девять месяцев назад. И тем не менее мое восхищение вашими достоинствами столь велико, что я готов пойти на нарушение этикета. Мадам, покорнейше прошу вас оказать мне честь стать моей женой.
Эмбер ответила ему сразу:
— Согласна всем сердцем, милорд. — Она подумала, что поскольку каждый из них знал, чего хочет, то это просто глупо — жеманничать и притворяться, как куклы на ярмарке в день Святого Варфоломея.
И снова ей показалось, что она заметила улыбку на его лице, но не была уверена в этом.
— Благодарю вас, мадам. Я не достоин вашей доброты. Вскоре после первого января я должен буду вернуться в Лондон, и, если вы поедете со мной, мы сможем обвенчаться. Как я понимаю, эпидемия заканчивается и город начинает вновь оживать.
Конечно, он хотел убедиться, что ее деньги сохранились, до того как женится на ней, но Эмбер и сама хотела поскорее вернуться в Лондон, ей осточертела деревня.
Они отправились в его карете второго января, закутанные в меха и укрытые меховыми полостями. Было очень холодно, и изо рта при разговоре шел пар. Дорога стала твердой, поэтому можно было ехать гораздо быстрее, чем в дождь. Но им пришлось остановиться часа в четыре после полудня, потому что тряска утомила его светлость.
Брачный контракт был подписан в Барберри-Хилл, и Эмбер предполагала, что граф воспользуется своим правом разделить с ней брачное ложе. В восемь часов вечера он, однако, поклонился, пожелал ей доброй ночи и ушел в свою комнату. Эмбер и Нэн удивленно посмотрели ему вслед. Когда дверь за ним закрылась, женщины поглядели друг на друга и расхохотались.
— Должно быть, он импотент! — давясь от смеха, предположила Нэн.
— Надеюсь, что так оно и есть!
На пятый день с наступлением сумерек они добрались до Лондона. При приближении к городу Эмбер охватил страх, но, когда они катили по тихим темным улицам, тревога исчезла: не было ни похоронных повозок, ни трупов на улицах, на воротах лишь кое-где виднелись красные кресты. Бугры на кладбищах уже покрылись зеленой травой: души сотен тысяч усопших покинули грешную землю. В тавернах ярко горели свечи и толпился народ, мимо проезжали коляски с веселыми молодыми людьми и женщинами, из домов слышались звуки музыки.
«Того кошмара просто никогда, не было», — думала Эмбер. Действительно, не было — и все. Ее не покидало странное чувство второго рождения, будто она очнулась после ужасного сна и с облегчением поняла, что это был только сон.
Дом Рэдклиффа стоял на Олдерсгейт-стрит, выше Сент-Эннз Лейн, рядом с воротами Сити. Дома здесь не теснились, улица была широкой. Рэдклифф говорил, что его улица скорее походила на итальянскую авеню, чем на лондонскую стрит. В этом месте, у стен Сити, жили только знаменитые старые семейства.
Почти двадцать пять лет в доме не жили, оставались лишь слуги, и большинство окон было заложено кирпичами. Внутри дома было темно и пыльно, мебель покрывали грязные белые чехлы — ничто не изменилось со времени постройки дома восемьдесят пять лет назад. Одна комната анфиладой переходила в другую; кроме большой лестницы в центре дома, все коридоры и лестничные пролеты были узкими и темными. Эмбер с облегчением заметила, что отведенные ей апартаменты были убраны, вымыты и проветрены, хотя в остальном были такими же, как и весь дом.
На следующее утро она отправилась к Шадраку Ньюболду. Выяснилось, что ее деньги в сохранности Он также сообщил ей, что лорд Карлтон отплыл в Америку две недели назад. Когда Эмбер сказала Рэдклиффу, что с деньгами все в порядке, он предложил обвенчаться, как только закончатся все необходимые приготовления. Насколько ей было известно, Рэдклифф был католиком, значит, нужны две церемонии.
— Я хотела бы договориться со своей портнихой о платье. У меня нет ничего нового, я полагаю, за десять дней она управится.
— Не думаю, что это безопасно, мадам, чума еще дает о себе знать. Вы очень обяжете меня, если согласитесь надеть платье, которое я приберег. Я был бы счастлив, если бы вы были в нем.
Несколько удивленная — неужели он хранил свадебное платье на случай неожиданной женитьбы? — Эмбер все же согласилась. Ведь просьба совершенно невинная.
В тот же день он пришел к ней в комнату, неся в руках жесткое белое атласное платье, все вышитое мелким жемчугом. Когда Эмбер встряхнула его, то увидела глубокие резкие складки, будто платье лежало в сложенном виде очень давно. Тут она поняла, что платье старое: белый цвет превратился в кремовый, а покрой и стиль давно вышли из моды. Высокий лиф заканчивался расклешенной баской с разрезами в четырех местах; глубокий вырез квадратной формы, кружевной воротник и кружевные манжеты на длинных пышных рукавах; нижняя юбка из тяжелой серебристой парчи, открывающаяся, когда распахивались полы спереди.
Заметив озадаченное выражение на лице Эмбер, Рэдклифф улыбнулся:
— Как видите, платье не новое. Но оно все еще красиво, и я буду благодарен, если вы наденете его.
Эмбер взяла платье:
— С удовольствием, сэр.
Позднее они с Нэн тщательно осмотрели наряд.
— Ему не меньше двадцати лет или даже больше, — сказала Нэн. — Интересно, кто его носил в последний раз?
— Его первая жена, может быть. — Эмбер пожала плечами. — Или его старинная возлюбленная. Когда-нибудь я его спрошу.
К удивлению Эмбер, платье очень хорошо сидело на ней, будто сшитое на заказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
За день до того, как он должен был вернуться в свой собственный дом милях в тридцати к северу, они сидели на галерее и играли в трик-трак. Галерея на втором этаже дома — огромное помещение, протянувшееся по обеим сторонам двора, — была украшена множеством портретов, окна имели ромбовидную форму, стены покрывали панели, а потолок был расписан золотыми розами по голубому фону. Рэдклифф был в шляпе, на них обоих были длинные плащи, подбитые мехом, подле каждого стояла жаровня с горячим углем, а в камине пылали огромные бревна, но, несмотря на это, им было холодно и неуютно.
Эмбер сделала ход, передвинув колышек на доске. Потом молча сидела и ждала, пока Рэдклифф размышлял. Прошло несколько секунд, и Эмбер подняла глаза на партнера:
— Ваш ход, милорд.
Рэдклифф очень внимательно смотрел на нее: так разглядывают картину на стене, мужчина смотрит на женщину иначе.
— Да, — спокойно произнес он, не отрывая от нее взгляда, — я знаю. — Эмбер ответила ему взглядом. — Мадам, я отдаю себе отчет, что нарушаю общепризнанные нормы поведения, прося руки леди, овдовевшей лишь девять месяцев назад. И тем не менее мое восхищение вашими достоинствами столь велико, что я готов пойти на нарушение этикета. Мадам, покорнейше прошу вас оказать мне честь стать моей женой.
Эмбер ответила ему сразу:
— Согласна всем сердцем, милорд. — Она подумала, что поскольку каждый из них знал, чего хочет, то это просто глупо — жеманничать и притворяться, как куклы на ярмарке в день Святого Варфоломея.
И снова ей показалось, что она заметила улыбку на его лице, но не была уверена в этом.
— Благодарю вас, мадам. Я не достоин вашей доброты. Вскоре после первого января я должен буду вернуться в Лондон, и, если вы поедете со мной, мы сможем обвенчаться. Как я понимаю, эпидемия заканчивается и город начинает вновь оживать.
Конечно, он хотел убедиться, что ее деньги сохранились, до того как женится на ней, но Эмбер и сама хотела поскорее вернуться в Лондон, ей осточертела деревня.
Они отправились в его карете второго января, закутанные в меха и укрытые меховыми полостями. Было очень холодно, и изо рта при разговоре шел пар. Дорога стала твердой, поэтому можно было ехать гораздо быстрее, чем в дождь. Но им пришлось остановиться часа в четыре после полудня, потому что тряска утомила его светлость.
Брачный контракт был подписан в Барберри-Хилл, и Эмбер предполагала, что граф воспользуется своим правом разделить с ней брачное ложе. В восемь часов вечера он, однако, поклонился, пожелал ей доброй ночи и ушел в свою комнату. Эмбер и Нэн удивленно посмотрели ему вслед. Когда дверь за ним закрылась, женщины поглядели друг на друга и расхохотались.
— Должно быть, он импотент! — давясь от смеха, предположила Нэн.
— Надеюсь, что так оно и есть!
На пятый день с наступлением сумерек они добрались до Лондона. При приближении к городу Эмбер охватил страх, но, когда они катили по тихим темным улицам, тревога исчезла: не было ни похоронных повозок, ни трупов на улицах, на воротах лишь кое-где виднелись красные кресты. Бугры на кладбищах уже покрылись зеленой травой: души сотен тысяч усопших покинули грешную землю. В тавернах ярко горели свечи и толпился народ, мимо проезжали коляски с веселыми молодыми людьми и женщинами, из домов слышались звуки музыки.
«Того кошмара просто никогда, не было», — думала Эмбер. Действительно, не было — и все. Ее не покидало странное чувство второго рождения, будто она очнулась после ужасного сна и с облегчением поняла, что это был только сон.
Дом Рэдклиффа стоял на Олдерсгейт-стрит, выше Сент-Эннз Лейн, рядом с воротами Сити. Дома здесь не теснились, улица была широкой. Рэдклифф говорил, что его улица скорее походила на итальянскую авеню, чем на лондонскую стрит. В этом месте, у стен Сити, жили только знаменитые старые семейства.
Почти двадцать пять лет в доме не жили, оставались лишь слуги, и большинство окон было заложено кирпичами. Внутри дома было темно и пыльно, мебель покрывали грязные белые чехлы — ничто не изменилось со времени постройки дома восемьдесят пять лет назад. Одна комната анфиладой переходила в другую; кроме большой лестницы в центре дома, все коридоры и лестничные пролеты были узкими и темными. Эмбер с облегчением заметила, что отведенные ей апартаменты были убраны, вымыты и проветрены, хотя в остальном были такими же, как и весь дом.
На следующее утро она отправилась к Шадраку Ньюболду. Выяснилось, что ее деньги в сохранности Он также сообщил ей, что лорд Карлтон отплыл в Америку две недели назад. Когда Эмбер сказала Рэдклиффу, что с деньгами все в порядке, он предложил обвенчаться, как только закончатся все необходимые приготовления. Насколько ей было известно, Рэдклифф был католиком, значит, нужны две церемонии.
— Я хотела бы договориться со своей портнихой о платье. У меня нет ничего нового, я полагаю, за десять дней она управится.
— Не думаю, что это безопасно, мадам, чума еще дает о себе знать. Вы очень обяжете меня, если согласитесь надеть платье, которое я приберег. Я был бы счастлив, если бы вы были в нем.
Несколько удивленная — неужели он хранил свадебное платье на случай неожиданной женитьбы? — Эмбер все же согласилась. Ведь просьба совершенно невинная.
В тот же день он пришел к ней в комнату, неся в руках жесткое белое атласное платье, все вышитое мелким жемчугом. Когда Эмбер встряхнула его, то увидела глубокие резкие складки, будто платье лежало в сложенном виде очень давно. Тут она поняла, что платье старое: белый цвет превратился в кремовый, а покрой и стиль давно вышли из моды. Высокий лиф заканчивался расклешенной баской с разрезами в четырех местах; глубокий вырез квадратной формы, кружевной воротник и кружевные манжеты на длинных пышных рукавах; нижняя юбка из тяжелой серебристой парчи, открывающаяся, когда распахивались полы спереди.
Заметив озадаченное выражение на лице Эмбер, Рэдклифф улыбнулся:
— Как видите, платье не новое. Но оно все еще красиво, и я буду благодарен, если вы наденете его.
Эмбер взяла платье:
— С удовольствием, сэр.
Позднее они с Нэн тщательно осмотрели наряд.
— Ему не меньше двадцати лет или даже больше, — сказала Нэн. — Интересно, кто его носил в последний раз?
— Его первая жена, может быть. — Эмбер пожала плечами. — Или его старинная возлюбленная. Когда-нибудь я его спрошу.
К удивлению Эмбер, платье очень хорошо сидело на ней, будто сшитое на заказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145