Но где-то в глубине души, в самом темном ее уголке, Лейла хотела, чтобы этот взгляд снова ее обжег.
Возможно, именно этот темный уголок ее души, а вовсе не ее артистические наклонности влекли Лейлу к Эсмонду. Ведь она могла уйти в любую минуту, могла небрежно поздороваться и отвернуться, однако она этого не сделала. Не смогла. Хотела и… не хотела.
И сейчас, когда Эсмонд находился в сотнях миль от нее, Лейла не могла вытеснить его из своей головы даже работой. Он был внутри этой работы, и у Лейлы не было сил его прогнать.
У нее начало стучать в висках. Отбросив кисть, Лейла швырнула палитру о холст, сбив на пол краски и растворители. Слезы бессильной ярости потекли по ее щекам, и она начала метаться по студии, сбрасывая на пол все, что попадалось ей на пути. Лейла едва соображала, что делает, но ей было все равно. Она хотела только одного — крушить все вокруг.
— Черт побери, дорогая, твои крики, наверное, слышны на том конце города, — вдруг услышала она за спиной удивленный голос мужа.
Лейла резко обернулась. Фрэнсис стоял на пороге, держась руками за голову. Его волосы были спутаны, он был небрит.
— Ты мешаешь мне спать.
— Мне наплевать, спишь ты или нет, — со слезами в голосе крикнула Лейла. — Мне на все наплевать, а особенно на тебя.
— Подходящее же ты выбрала время для одной из своих истерик. И вообще, какого черта ты делаешь дома? Ты собиралась пробыть в Норбури-Хаусе всю неделю. Ты вернулась домой только для того, чтобы устроить скандал?
Фрэнсис вошел в студию и огляделся.
— Судя по тому, какой здесь раскардаш, сегодня у тебя один из самых удачных дней.
Прижав руку к бешено стучащему сердцу, Лейла в недоумении посмотрела на погром. Господи, у нее снова был приступ истерии.
Лейла увидела, что Фрэнсис собирается поднять мольберт.
— Не трогай! — почти взвизгнула она. — И убирайся отсюда!
— Значит, так обстоят дела? — Боумонт внимательно посмотрел на жену. — Сохнешь по красавчику графу? — Фрэнсис отбросил мольберт. — Может, думаешь вернуться в Париж и стать одним из мотыльков, которые вьются вокруг него?
Головная боль понемногу проходила, но злость и подавленность остались.
— Уходи. Оставь меня в покое, — процедила Лейла сквозь зубы.
— Боюсь, Эсмонд не справится с темпераментной художницей. И еще неизвестно, как он отнесется к истерикам мадам? И каким образом он будет тебя успокаивать? Трудно предугадать — он человек непростой. Может быть, будет тебя бить? Тебе это понравится, любовь моя? Знаешь, все может быть. Некоторым женщинам это нравится.
— Прекрати сейчас же. Оставь меня в покое. Делись своими бреднями со своими шлюхами.
— Когда-то ты была одной из моих шлюх. — Боумонт оглядел Лейлу с головы до ног. — Разве ты забыла? А вот я помню. Ты была такая молодая, такая свежая и так старалась мне угодить. А когда избавилась от своей девичьей застенчивости, стала просто ненасытной. Но этого и следовало ожидать, не так ли? Яблоко от яблони недалеко падает. Я имею в виду твоего папашу.
Лейла похолодела. Еще ни разу с тех пор, когда Фрэнсис впервые рассказал ей о темных делах отца, он так откровенно не говорил о нем.
— Я вижу, тебя это шокирует. — Боумонт ухмыльнулся. — Какой же я был дурак, что не подумал об этом раньше. Но в Париже было так мало поставлено на карту. Какое дело французам до того, кем был твой папаша и чем он занимался? А вот англичане… англичане —другое дело, не правда ли?
— Ах ты, ублюдок.
— Не надо было заставлять меня ревновать, Лейла. Тебе не следовало рисовать лицо человека, которого ты не видела уже почти год. Или видела? Может, ты встречалась с ним тайком? Он тоже был в доме у Норбури? Почему бы тебе не рассказать об этом? Впрочем, мне не составит труда самому все узнать. Так он был там? — возмущенно спросил Фрэнсис.
— Да, был, — отрезала Лейла. — И я уехала. К черту твои отвратительные подозрения! А если твоим вывернутым мозгам этого мало, расспроси своих друзей — спроси кого угодно. Граф только что приехал в Англию.
— А каким же образом он попал в Норбури-Хаус, ты мне можешь объяснить?
— Откуда мне знать? Пригласили, наверное. Почему бы и нет? Он в родстве по крайней мере с половиной аристократов. Во всяком случае, во Франции.
— Бьюсь об заклад, что его пригласила Фиона. Как всегда сводничает.
— Как ты смеешь…
— О! Я знаю, что у нее на уме. Эта волчица хочет помочь тебе сделать из меня рогоносца.
— Рогоносца? — с горечью отозвалась Лейла. — А как называется то, что ты сделал из меня? Как называют жену? А может быть, титул «жена» в таких обстоятельствах уже сам по себе шутка?
— А кем бы ты хотела быть? Может, ты желаешь развестись со мной? — Фрэнсис рассмеялся. — Даже если бы ты могла себе это позволить, тебе бы это не понравилось/Впрочем, почему бы нет? Скандал мог бы очень помочь твоей карьере.
— Моей карьере пришел бы конец, и ты это отлично понимаешь, мерзавец.
— Не думай, что я не устрою скандал, если ты попытаешься мне изменить. — Отшвырнув ногой холст, Фрэнсис подошел к Лейле. — А еще не надейся, что я не заставлю тебя расплатиться со мной наедине. Догадываешься, чем тебе придется расплачиваться, драгоценная моя?
Боумонт стоял почти рядом. Лейлу захлестывало отвращение, но она не отступила. Если ему хотя бы на мгновение покажется, что она сомневается в собственных силах и воле, он тоже в них засомневается. Гордо подняв голову, Лейла окинула Фрэнсиса ледяным взглядом.
— Ты больше его никогда не увидишь, — сказал Боумонт. — И Фиону — тоже.
— Ты не смеешь приказывать мне, кого я могу видеть, а кого — нет, — отрезала Лейла.
— Черта с два! Я буду говорить все, что захочу… а ты будешь мне повиноваться.
— Да пошел ты к дьяволу! Не смей мне указывать. Я не стану подчиняться блудливому хаму!
— Прикуси свой ядовитый язык, лицемерка! Я позволял тебе делать то, что ты хочешь, смирился с тем, что ты перестала пускать меня в свою постель — и вот награда! Ты улизнула в Норбури-Хаус, чтобы обвить ногами этого…
— Заткни свой вонючий рот! — Глаза Лейлы наполнились горячими слезами. — Убирайся! Почему бы тебе не упиться до чертиков? Тебе же так нравится этот яд. Хоть бы ты отравился своими наркотиками! И когда только ты отстанешь от меня!
— Проклятие! Если бы у меня не раскалывалась голова, я бы… — Фрэнсис поднял руку. Он был настолько взбешен, что готов был ударить Лейлу. Она знала это, но не дрогнула.
Боумонт посмотрел на свою руку и криво улыбнулся.
— Но не могу же я задушить тебя. Ведь я тебя обожаю. — Он пощекотал Лейлу под подбородком. — Капризная шлюшка. Поговорим об этом потом, когда ты успокоишься. Ты ведь не войдешь ко мне в комнату и не ударишь меня по голове каким-нибудь тупым предметом, а, любовь моя? Помни, мы не во Франции. Английские судьи не так снисходительны к женщинам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88