— Ты Со-нора? Этого быть не может!
— Хи-хи-хи! Почему быть не может? Хи-хи-хи! Потому что Сонора была прекрасна, как утренняя заря, как звезда полуночи, а я безобразна, как смертный грех?
Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
Да, я звалась Сонорой! Да, я царила!
А потом — потом я сошла с ума!
Я бежала с человеком, который сулил мне блаженство рая и любовь до гроба. И он бил меня, и он топтал мое тело ногами, и он держал меня в тюрьме. Моей тюрьмой он сделал дом, купленный на мои же деньги!
Ну, а потом пришла болезнь и съела мою красоту.
И тогда он, тот, погубивший меня, — он бежал, а я, опозоренная, разоренная, а главное, потерявшая красоту и молодость, — я осталась на мостовой.
Видишь, красотка, что бывает с такими, как мы с тобой? Хи-хи-хи!
Это всегда бывает так: если цыганка покидает свой род и хочет уйти к людям другого, чуждого, вражеского племени, — это всегда кончается так! Так, так, так!
Ибо — проклятие на дочери древнего племени гор Гинду, если цыганка отдает свое сердце людям, рожденным в равнинах! Проклятье! Трижды проклятье!
Заморра вздрогнула, но сейчас же оправилась.
— Я не боюсь твоих проклятий, старая ведьма! — вымолвила она гордо. — Кто проклинает, не имея права, — да падет проклятие на его голову!
— Хи-хи-хи! — смеялась старуха. — Я проклинаю тебя, ты проклинаешь меня! Но ведь я тебя люблю, красотка! Я тебя боготворю!.. Ты, укравшая мою славу, ты, заставившая людей позабыть о красоте и чарах Соноры…
У меня праздник, большой праздник сегодня!
Я увидела, я узнала ту, которая похитила сердца толпы! Ты в моих руках, красавица Заморра! И ты не уйдешь от меня, нет, ты не уйдешь! Хи-хи-хи!
Но я добра, как ангел. Я гостеприимна! Таков старый закон! И у меня праздник! Я накормлю и напою тебя! Я угощу тебя вином, которое зажигает огнем кровь в жилах и заставляет так сладко биться сердце!
Хи-хи-хи!
Пей, красавица!
И старуха, кружившаяся по убогой комнате, добыв из какого-то угла странной формы бутылку темного стекла, поднесла ее к устам девушки. Заморра с отвращением оттолкнула горлышко бутылки. Часть жидкости пролилась ей на грудь. Сразу воздух хижины насытился одуряющим, туманящим голову пряным запахом.
— Ты отказываешься? — взвизгнула старуха с негодованием. — Может, ты думаешь, что это отрава? Так нет же! Ну да, это яд. Но это — сладкий яд, который не убивает тела, яд, который дарит забвение и оживляет грезы!
Смотри! Я пью!
И она опорожнила полбутылки.
— Когда мне удается отыскать травы, дающие волшебный сок, — я ликую! — продолжала старуха — Смотри! Я на твоих глазах делаюсь снова молодой! Я снова становлюсь красавицей, какой была раньше!
Разве ты не видишь, как разглаживаются морщины на моем челе, на моих щеках, как огнем вспыхивают мои взоры, как гибки и стройны делаются члены моего тела?
Заморра с ужасом и отвращением глядела на быстро пьяневшую ведьму. А та, приплясывая, кружилась по комнате. Ее взор горел, и лицо становилось багровым, но, разумеется, делалось еще более отвратительным.
— Видишь, как я хорошею? — кривлялась старуха. — Я снова молода, я снова прекрасна, как утренняя зорька, как звезда полуночи! Тра-ла-ла!
Я снова «Прекрасная Сонора», владычица сердец! Тра-ла-ла!
С тихим хихиканьем старуха свалилась на пол и переползала из угла в угол, как змея, не выпуская опустошенной бутылки из костлявых пальцев.
— Скоро придет мой сыночек! — выпевала она. — Мой сыночек, мой красавчик Джурба-Янко! Он увидит нас обеих и удивится, и не будет знать, кто лучше: Заморра или Сабба-Сонора! Хи-хи-хи!
Внезапно мысли старухи приняли другое направление. Гнев овладел ею.
— Ты воровка! — кричала она. — Ты похитила мою красоту! но подожди, подожди, змея!
Я выдавлю твои глаза вот этими пальцами! Я оболью твое прекрасное лицо ядом, который сожжет твою атласную кожу! Я вырву все волосы с твоей головы! Ха!
Старуха, шатаясь, приподнялась и пошла по направлению к Заморре.
Все это время девушка напрягала свои силы, чтобы избавиться от веревки, которой были связаны ее руки. Ей удалось несколько ослабить петли. Когда старуха не видела, Заморра попросту грызла свои узлы, и теперь веревка еле держалась.
Сознание близящейся опасности придало нечеловеческие силы хитане, и, рванувшись, она освободилась от уз. Старуха увидела, что пленница освобождается, и с воплем кинулась на девушку, пытаясь выколоть ей глаза острыми кривыми когтями.
Но Заморра успела уклониться и сильным толчком в грудь сбить с ног ведьму. Сабба, как кошка, злобно фыркая, снова прыгнула на соперницу и уцепилась за нее.
Хитана сознавала, что тут, в хижине, где было так тесно, борьба становится опасной, и кинулась к дверям. Старуха вцепилась в ее платье и волочилась за ней. На площадке перед хижиной Сабба внезапно обвилась, как змея, вокруг тела Заморры. Ее костлявые руки с невероятной силой охватили горло хитаны, и девушка, полузадушенная, упала на землю.
Но, падая, она подмяла под себя старуху.
Отчаянная борьба закипела между двумя женщинами.
Заморра защищала свое право на жизнь. Обезумевшая от действия дурмана старуха хрипела и шипела, извивалась как змея, ее зубы впились в руку Заморры.
Потом обе женщины очутились на краю пропасти.
Миг — и тело Саббы покатилось туда, в пропасть, как ком грязного тряпья, оставляя на росших по скату кустах клочья одежды и пятна крови.
Заморра, шатаясь, постояла несколько мгновений над обрывом. Потом она ринулась в хижину старухи, с лихорадочной быстротой принялась рыться там: она искала оружие.
Прошло еще несколько минут.
И тогда по горным тропинкам, по лесной чаще пронесся призрак: стройная женщина с развевающимися за плечами черными волосами неслась вихрем на белом коне. В ее руке блестел кривой ятаган. За поясом был второй.
Это мчалась по знакомой дороге Заморра, которая думала об одном:
— Спасти Карминильо или отомстить за него, а потом…
Потом — хоть смерть, хоть ад!
Все равно!
IV
Молчали горы, молчал лес. Спал ветер, днем носившийся над горами Эр-Риф. Только море, неугомонное, вечно тоскующее и вечно мятущееся море волновалось и катило к скалистым берегам волны с седыми верхушками. В эту ночь в лесах около ущелья Гран-Лупо, казалось, жила только вода.
Небо было ясно и чисто. Воздух сух. А в то же время тому, кто находился возле ущелья, казалось, что он ясно слышит шум дождя, шум, производимый дождевыми каплями при падении с небесных высот на сухую листву изнывающего от зноя леса.
И этот шум все нарастал и нарастал.
Незадолго до полуночи при входе в ущелье уже как будто угрюмо рокотал целый поток.
Трое людей брели в это время по почти непроходимой чаще над ущельем.
— Тише! — предостерег один из них остальных товарищей. — Ради всего святого, тише! Враги рядом!
— Что ты видишь, Карминильо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Хи-хи-хи! Почему быть не может? Хи-хи-хи! Потому что Сонора была прекрасна, как утренняя заря, как звезда полуночи, а я безобразна, как смертный грех?
Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
Да, я звалась Сонорой! Да, я царила!
А потом — потом я сошла с ума!
Я бежала с человеком, который сулил мне блаженство рая и любовь до гроба. И он бил меня, и он топтал мое тело ногами, и он держал меня в тюрьме. Моей тюрьмой он сделал дом, купленный на мои же деньги!
Ну, а потом пришла болезнь и съела мою красоту.
И тогда он, тот, погубивший меня, — он бежал, а я, опозоренная, разоренная, а главное, потерявшая красоту и молодость, — я осталась на мостовой.
Видишь, красотка, что бывает с такими, как мы с тобой? Хи-хи-хи!
Это всегда бывает так: если цыганка покидает свой род и хочет уйти к людям другого, чуждого, вражеского племени, — это всегда кончается так! Так, так, так!
Ибо — проклятие на дочери древнего племени гор Гинду, если цыганка отдает свое сердце людям, рожденным в равнинах! Проклятье! Трижды проклятье!
Заморра вздрогнула, но сейчас же оправилась.
— Я не боюсь твоих проклятий, старая ведьма! — вымолвила она гордо. — Кто проклинает, не имея права, — да падет проклятие на его голову!
— Хи-хи-хи! — смеялась старуха. — Я проклинаю тебя, ты проклинаешь меня! Но ведь я тебя люблю, красотка! Я тебя боготворю!.. Ты, укравшая мою славу, ты, заставившая людей позабыть о красоте и чарах Соноры…
У меня праздник, большой праздник сегодня!
Я увидела, я узнала ту, которая похитила сердца толпы! Ты в моих руках, красавица Заморра! И ты не уйдешь от меня, нет, ты не уйдешь! Хи-хи-хи!
Но я добра, как ангел. Я гостеприимна! Таков старый закон! И у меня праздник! Я накормлю и напою тебя! Я угощу тебя вином, которое зажигает огнем кровь в жилах и заставляет так сладко биться сердце!
Хи-хи-хи!
Пей, красавица!
И старуха, кружившаяся по убогой комнате, добыв из какого-то угла странной формы бутылку темного стекла, поднесла ее к устам девушки. Заморра с отвращением оттолкнула горлышко бутылки. Часть жидкости пролилась ей на грудь. Сразу воздух хижины насытился одуряющим, туманящим голову пряным запахом.
— Ты отказываешься? — взвизгнула старуха с негодованием. — Может, ты думаешь, что это отрава? Так нет же! Ну да, это яд. Но это — сладкий яд, который не убивает тела, яд, который дарит забвение и оживляет грезы!
Смотри! Я пью!
И она опорожнила полбутылки.
— Когда мне удается отыскать травы, дающие волшебный сок, — я ликую! — продолжала старуха — Смотри! Я на твоих глазах делаюсь снова молодой! Я снова становлюсь красавицей, какой была раньше!
Разве ты не видишь, как разглаживаются морщины на моем челе, на моих щеках, как огнем вспыхивают мои взоры, как гибки и стройны делаются члены моего тела?
Заморра с ужасом и отвращением глядела на быстро пьяневшую ведьму. А та, приплясывая, кружилась по комнате. Ее взор горел, и лицо становилось багровым, но, разумеется, делалось еще более отвратительным.
— Видишь, как я хорошею? — кривлялась старуха. — Я снова молода, я снова прекрасна, как утренняя зорька, как звезда полуночи! Тра-ла-ла!
Я снова «Прекрасная Сонора», владычица сердец! Тра-ла-ла!
С тихим хихиканьем старуха свалилась на пол и переползала из угла в угол, как змея, не выпуская опустошенной бутылки из костлявых пальцев.
— Скоро придет мой сыночек! — выпевала она. — Мой сыночек, мой красавчик Джурба-Янко! Он увидит нас обеих и удивится, и не будет знать, кто лучше: Заморра или Сабба-Сонора! Хи-хи-хи!
Внезапно мысли старухи приняли другое направление. Гнев овладел ею.
— Ты воровка! — кричала она. — Ты похитила мою красоту! но подожди, подожди, змея!
Я выдавлю твои глаза вот этими пальцами! Я оболью твое прекрасное лицо ядом, который сожжет твою атласную кожу! Я вырву все волосы с твоей головы! Ха!
Старуха, шатаясь, приподнялась и пошла по направлению к Заморре.
Все это время девушка напрягала свои силы, чтобы избавиться от веревки, которой были связаны ее руки. Ей удалось несколько ослабить петли. Когда старуха не видела, Заморра попросту грызла свои узлы, и теперь веревка еле держалась.
Сознание близящейся опасности придало нечеловеческие силы хитане, и, рванувшись, она освободилась от уз. Старуха увидела, что пленница освобождается, и с воплем кинулась на девушку, пытаясь выколоть ей глаза острыми кривыми когтями.
Но Заморра успела уклониться и сильным толчком в грудь сбить с ног ведьму. Сабба, как кошка, злобно фыркая, снова прыгнула на соперницу и уцепилась за нее.
Хитана сознавала, что тут, в хижине, где было так тесно, борьба становится опасной, и кинулась к дверям. Старуха вцепилась в ее платье и волочилась за ней. На площадке перед хижиной Сабба внезапно обвилась, как змея, вокруг тела Заморры. Ее костлявые руки с невероятной силой охватили горло хитаны, и девушка, полузадушенная, упала на землю.
Но, падая, она подмяла под себя старуху.
Отчаянная борьба закипела между двумя женщинами.
Заморра защищала свое право на жизнь. Обезумевшая от действия дурмана старуха хрипела и шипела, извивалась как змея, ее зубы впились в руку Заморры.
Потом обе женщины очутились на краю пропасти.
Миг — и тело Саббы покатилось туда, в пропасть, как ком грязного тряпья, оставляя на росших по скату кустах клочья одежды и пятна крови.
Заморра, шатаясь, постояла несколько мгновений над обрывом. Потом она ринулась в хижину старухи, с лихорадочной быстротой принялась рыться там: она искала оружие.
Прошло еще несколько минут.
И тогда по горным тропинкам, по лесной чаще пронесся призрак: стройная женщина с развевающимися за плечами черными волосами неслась вихрем на белом коне. В ее руке блестел кривой ятаган. За поясом был второй.
Это мчалась по знакомой дороге Заморра, которая думала об одном:
— Спасти Карминильо или отомстить за него, а потом…
Потом — хоть смерть, хоть ад!
Все равно!
IV
Молчали горы, молчал лес. Спал ветер, днем носившийся над горами Эр-Риф. Только море, неугомонное, вечно тоскующее и вечно мятущееся море волновалось и катило к скалистым берегам волны с седыми верхушками. В эту ночь в лесах около ущелья Гран-Лупо, казалось, жила только вода.
Небо было ясно и чисто. Воздух сух. А в то же время тому, кто находился возле ущелья, казалось, что он ясно слышит шум дождя, шум, производимый дождевыми каплями при падении с небесных высот на сухую листву изнывающего от зноя леса.
И этот шум все нарастал и нарастал.
Незадолго до полуночи при входе в ущелье уже как будто угрюмо рокотал целый поток.
Трое людей брели в это время по почти непроходимой чаще над ущельем.
— Тише! — предостерег один из них остальных товарищей. — Ради всего святого, тише! Враги рядом!
— Что ты видишь, Карминильо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26