«не запугаете!» (6 марта 1907 г.). Россия «сумеет отличить… кровь на руках палачей от крови на руках добросовестных врачей» (13 марта 1907 г.). «…Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия» (10 мая 1907 г.). «… Историческая самодержавная власть и свободная воля монарха являются драгоценнейшим достоянием русской государственности» (18 ноября 1907 г.). «…Мы… строим только леса… Противники наши указывают на эти леса как на возведенное нами безобразное здание и яростно бросаются рубить их основание. И леса эти неминуемо рухнут… но пусть, пусть это случится тогда, когда из-за этих обломков будет уже видно… здание обновленной, свободной от нищеты, от невежества, от бесправия… России» (11 февраля 1909 г.). Это звучит почти как речь революционера, правда, Столыпин оговорился, что речь идет о России, «преданной, как один человек, своему государю».
В 1909 году Столыпин сказал: «Дайте правительству двадцать лет покоя… и вы не узнаете нынешней России!» Той России оставалось восемь лет, самому Столыпину — два года. Если взять не проектируемые им реформы и благородные речи, но то, что реально было сделано им, то окажется, что он не развязал, а скорее еще более связал три болезненных проблемы.
Во-первых, проблему правопорядка. Понимая необходимость сотрудничества между правительством и обществом, он, возможно, хотя бы ценой третьеиюньской кастрации хотел сохранить Думу. Возможно, чрезвычайными положениями и военно-полевыми судами, т.е. террором справа, он хотел прекратить террор слева. Однако, положив в основу власти нарушение закона и злоупотребление законом, соображения целесообразности, а не законности, он не мог рассчитывать на создание правового государства, в «третьеиюньской монархии» власть могла держаться только на силе. По словам И.Г.Щегловитова, столыпинского министра юстиции, Столыпин считал, что «когда в государственной жизни создается необходимость какой-нибудь меры — для таких случаев закона нет… если для него какая-нибудь мера представлялась необходимой, то он никаких препятствий не усматривал…». Да и его предшественник, а затем преемник Горемыкин считал, что «закон и незакон трудно чрезвычайно различить». Это вполне по-большевистски, и никакое прочное сотрудничество между властью и обществом на такой основе невозможно.
Во-вторых, крестьянскую проблему. 9 ноября 1906 года был распубликован указ, разрешающий свободный выход крестьян из общины с наделением землей, которая обращалась в их личную собственность. После одобрения указа обеими палатами он превратился в закон 14 июня 1910 года, который дополнительно установил обязательность перехода к личной собственности в тех общинах, где не было земельных переделов с 1861 года. Планы разрушения общины и уравнения крестьян в правах с другими сословиями были разработаны еще Сельскохозяйственным совещанием во главе с Витте. Столыпинский указ не уравнивал крестьян в правах, а разрушение общины исходило не столько из интересов крестьян, сколько из попытки оградить дворянское землевладение: превращая крестьян в частных собственников, Столыпин рассчитывал, что он привьет им уважение к принципу собственности и они, желая сохранить свою землю, не посягнут и на дворянскую. Конечно, раздел 130 тысяч поместий все равно не дал бы достаточно земли на 13 миллионов крестьянских дворов, в то же время погубив часть наиболее производительных хозяйств. Конечно, дворянское землевладение и без насильственного отчуждения сокращалось и могло бы практически исчезнуть к сороковым годам. Но спокойных десятилетий быть не могло — и лишь отчуждение дворянских земель могло психологически успокоить крестьян, снять в деревне болезненное противопоставление «нашего» и «барского», после чего только могло сельское хозяйство пойти по фермерскому пути. Без этого ни разрушение общины, ни поощрение переселенческого движения, ни продажа дворянской земли проблему не снимали. Не прошло и девяти лет, как «разумные и сильные» новые собственники чуть ли не впереди «слабых и пьяных» общинников бросились разорять дворянские усадьбы.
В-третьих, национальную проблему. Любой строй ищет надежную идеологическую опору — не удивительно, что по мере ослабления монархического принципа в России стал к началу XX века выдвигаться националистический. Опыт Столыпина в западных губерниях с сильным польским, литовским и еврейским элементом заставил его острее это почувствовать. Он выдвигал русский национализм как основу государственной политики, выступая против поляков и финнов, устранив всю Среднюю Азию от выборов в Думу и урезав представительство Кавказа и Польши. Его желание постепенно расширить права евреев этому не противоречило: он считал, что равноправие повело бы к ассимиляции евреев; как и для остальных «инородцев», путь к равноправию должен был идти через обрусение. Политика «Россия для русских», однако, и за «двадцать лет покоя» не превратила бы поляков или татар в русских, как она их за двести лет не превратила, но в то беспокойное время она только накалила национальные страсти и усилила центробежные силы. Скорее политика постепенной автономизации и федерализации — под общей властью царя — могла если не решить, то смягчить национальную проблему.
8 июля 1906 года в Петербурге и губернии вместо уже существующего положения об усиленной охране было введено положение о чрезвычайной. 12 августа, в три часа пополудни, у дачи министра внутренних дел на Аптекарском острове остановилась коляска, «жандармский генерал» остался в коляске, «ротмистр» подошел к крыльцу, штатский вошел в дом — и почти тут же последовал взрыв. Находящийся в приемной Преображенский офицер не слышал взрыва, но вдруг увидел, как его собеседнику снесло голову. Выходящие в сад стены дома рухнули, было убито 27 человек, 32 тяжело ранены, двое из них скончались в ближайшие дни. Террорист в штатском был убит, двое в военной форме скончались от ран. У маленького сына Столыпина было сломано бедро, у дочери раздроблены обе ноги. Когда солдаты выкопали ее из-под досок и мусора, она спросила: «Это сон?» «Мои бедные дети, мои бедные дети», — повторял Столыпин, сам не получивший ни одной царапины. Сын его поправился и дожил до преклонных лет — я встречался с ним в 1978 году в Париже, дочь навсегда осталась калекой. У ее постели он пригласил помолиться срочно вызванного из Покровского Григория Распутина.
Глава IX
ЦАРЬ И РАСПУТИН
Столыпин пригласил Распутина по совету царя или царицы, которые все более увлекались сибирским старцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
В 1909 году Столыпин сказал: «Дайте правительству двадцать лет покоя… и вы не узнаете нынешней России!» Той России оставалось восемь лет, самому Столыпину — два года. Если взять не проектируемые им реформы и благородные речи, но то, что реально было сделано им, то окажется, что он не развязал, а скорее еще более связал три болезненных проблемы.
Во-первых, проблему правопорядка. Понимая необходимость сотрудничества между правительством и обществом, он, возможно, хотя бы ценой третьеиюньской кастрации хотел сохранить Думу. Возможно, чрезвычайными положениями и военно-полевыми судами, т.е. террором справа, он хотел прекратить террор слева. Однако, положив в основу власти нарушение закона и злоупотребление законом, соображения целесообразности, а не законности, он не мог рассчитывать на создание правового государства, в «третьеиюньской монархии» власть могла держаться только на силе. По словам И.Г.Щегловитова, столыпинского министра юстиции, Столыпин считал, что «когда в государственной жизни создается необходимость какой-нибудь меры — для таких случаев закона нет… если для него какая-нибудь мера представлялась необходимой, то он никаких препятствий не усматривал…». Да и его предшественник, а затем преемник Горемыкин считал, что «закон и незакон трудно чрезвычайно различить». Это вполне по-большевистски, и никакое прочное сотрудничество между властью и обществом на такой основе невозможно.
Во-вторых, крестьянскую проблему. 9 ноября 1906 года был распубликован указ, разрешающий свободный выход крестьян из общины с наделением землей, которая обращалась в их личную собственность. После одобрения указа обеими палатами он превратился в закон 14 июня 1910 года, который дополнительно установил обязательность перехода к личной собственности в тех общинах, где не было земельных переделов с 1861 года. Планы разрушения общины и уравнения крестьян в правах с другими сословиями были разработаны еще Сельскохозяйственным совещанием во главе с Витте. Столыпинский указ не уравнивал крестьян в правах, а разрушение общины исходило не столько из интересов крестьян, сколько из попытки оградить дворянское землевладение: превращая крестьян в частных собственников, Столыпин рассчитывал, что он привьет им уважение к принципу собственности и они, желая сохранить свою землю, не посягнут и на дворянскую. Конечно, раздел 130 тысяч поместий все равно не дал бы достаточно земли на 13 миллионов крестьянских дворов, в то же время погубив часть наиболее производительных хозяйств. Конечно, дворянское землевладение и без насильственного отчуждения сокращалось и могло бы практически исчезнуть к сороковым годам. Но спокойных десятилетий быть не могло — и лишь отчуждение дворянских земель могло психологически успокоить крестьян, снять в деревне болезненное противопоставление «нашего» и «барского», после чего только могло сельское хозяйство пойти по фермерскому пути. Без этого ни разрушение общины, ни поощрение переселенческого движения, ни продажа дворянской земли проблему не снимали. Не прошло и девяти лет, как «разумные и сильные» новые собственники чуть ли не впереди «слабых и пьяных» общинников бросились разорять дворянские усадьбы.
В-третьих, национальную проблему. Любой строй ищет надежную идеологическую опору — не удивительно, что по мере ослабления монархического принципа в России стал к началу XX века выдвигаться националистический. Опыт Столыпина в западных губерниях с сильным польским, литовским и еврейским элементом заставил его острее это почувствовать. Он выдвигал русский национализм как основу государственной политики, выступая против поляков и финнов, устранив всю Среднюю Азию от выборов в Думу и урезав представительство Кавказа и Польши. Его желание постепенно расширить права евреев этому не противоречило: он считал, что равноправие повело бы к ассимиляции евреев; как и для остальных «инородцев», путь к равноправию должен был идти через обрусение. Политика «Россия для русских», однако, и за «двадцать лет покоя» не превратила бы поляков или татар в русских, как она их за двести лет не превратила, но в то беспокойное время она только накалила национальные страсти и усилила центробежные силы. Скорее политика постепенной автономизации и федерализации — под общей властью царя — могла если не решить, то смягчить национальную проблему.
8 июля 1906 года в Петербурге и губернии вместо уже существующего положения об усиленной охране было введено положение о чрезвычайной. 12 августа, в три часа пополудни, у дачи министра внутренних дел на Аптекарском острове остановилась коляска, «жандармский генерал» остался в коляске, «ротмистр» подошел к крыльцу, штатский вошел в дом — и почти тут же последовал взрыв. Находящийся в приемной Преображенский офицер не слышал взрыва, но вдруг увидел, как его собеседнику снесло голову. Выходящие в сад стены дома рухнули, было убито 27 человек, 32 тяжело ранены, двое из них скончались в ближайшие дни. Террорист в штатском был убит, двое в военной форме скончались от ран. У маленького сына Столыпина было сломано бедро, у дочери раздроблены обе ноги. Когда солдаты выкопали ее из-под досок и мусора, она спросила: «Это сон?» «Мои бедные дети, мои бедные дети», — повторял Столыпин, сам не получивший ни одной царапины. Сын его поправился и дожил до преклонных лет — я встречался с ним в 1978 году в Париже, дочь навсегда осталась калекой. У ее постели он пригласил помолиться срочно вызванного из Покровского Григория Распутина.
Глава IX
ЦАРЬ И РАСПУТИН
Столыпин пригласил Распутина по совету царя или царицы, которые все более увлекались сибирским старцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81