Солдаты удачи из Иностранного легиона
Позволю сделать «бросок» через 30 лет и посмотрю на события с «высоты времени».
…В Кортина Д’Ампеццо – фешенебельном североитальянском зимнем курорте, в одном из баров у меня состоялись две странные встречи. Подвыпивший тиролец, узнав, что я – русский, возгорел ко мне самыми добрыми чувствами и стал настоятельно требовать, чтобы я завтра же продал ему для коллекции боевой советский вертолет, на худой конец транспортник, участвовавший в войне в Афганистане и в Индокитае.
– Нет у меня даже куска от фюзеляжа, – отбивался я от собеседника, а тот наступал:
– Почему же нет. Должен быть! «Ан-24» (конечно, обломки) я покупаю вон у того синьора. Он – из Африки, приехал в Европу кататься на лыжах. А вообще-то он из России, бывший военный, прошедший Афганистан, служил в Африке в Иностранном легионе…
– Чепуха какая-то. Странный набор. Но впрочем… Мало ли что бывает?
. – Не веришь? Тогда познакомлю с русским – поверишь. И познакомил.
– Игорь Петров, – представился мужчина с короткой прической. Лет тридцати – тридцати пяти с виду.
Мы быстро нашли общий язык. Ведь и у меня за спиной был Вьетнам и тоже Афганистан.
– Ты знаешь, – доверился парень, – Петров – не моя настоящая фамилия. Один из псевдонимов, которые я получил на базе в Джибути, на Африканском Роге. О том, как выбрался из Афгана, остался жив, оказался в Западной Европе, а затем в Иностранном легионе – сюжет для романа, фильма, стечение тяжелейших, самых невероятных обстоятельств. Но рассказывать пока обо всем этом не имею права: тайна Иностранного легиона и требование присяги легионера.
…Об Иностранном легионе я кое-что знал и, пытаясь «разговорить» собеседника, рассказал ему о судьбе моего давнишнего друга – Платона Скр. (ныне живущего в Москве у Речного вокзала. Фамилию тоже не называю из разных соображений, хотя скрывать-то нечего.) Хотя история очень сложная. Платон в первые дни Отечественной войны попал в плен. Несколько побегов из концлагерей. Каждый раз его настигали, снова плен, колючая проволока, овчарки… Окончание войны застало С. в Париже. Надеялся вернуться в СССР, но стало известно, что на Родине ему грозили трибунал, каторга, Сибирь, а может быть и… Ведь последние месяцы, спасая товарищей, он был «капо». Испугался Платон. Бежал. Отправился на юг Франции, записался в Иностранный легион.
В 1946-м началась война в Индокитае, и двадцатидвухлетний парень отправился воевать во Вьетнам, воевать за колониальные интересы Парижа. Прибыв в Сайгон, он при первой же возможности ушел к партизанам.
– Но если хочешь быть с нами, то оставайся в рядах Иностранного легиона. Ты – офицер, будешь нашим разведчиком в тылу противника, – предложил партизанский командир.
И русский солдат, бывший узник фашистских лагерей, которому грозила несправедливая расправа на Родине, снова оказался в «ловушке». Платон принял предложение Вьетминя, пробыл «двойняком» в течение долгих семи лет войны Сопротивления, дослужился до звания майора Иностранного легиона, а за свою деятельность в тылу противника был удостоен Золотой звезды Героя Вьетнамской Народной армии.
– А как же в Россию? Тогда в СССР? Как добрался он до Родины? – с болью в голосе спросил «Игорь Петров» и осушил рюмку с русской водкой. (Пью только нашу. Хлебную, – словно оправдываясь, заметил он.)
– Трудно добирался П.С. Родина неласково открывала двери. Потребовалось вмешательство самого Хо Ши Мина, других руководителей Демократического Вьетнама, согласие высших лидеров Кремля – Ворошилова, Хрущева, – чтобы П.С. оказался в Москве, снял угол в «коммуналке», обил не один порог, пока получил достойную работу, где прослужил затем верой и правдой более тридцати лет (на Пятницкой улице), воспитал дочь Ж., родившуюся во Вьетнаме, затем стал дедом. Мать Ж. мне довелось увидеть в Сайгоне после освобождения в 1975-м (но это другая сложнейшая и трагическая история). Хоа – пожилая вьетнамка – поняла Платона и свою жизнь увидела в новом «чтении»…
– А кто поможет нам? – спросил Игорь. – Хотя аэропорт Москвы открыт, и «нам туда бы надо», но возвращаться пока ни я, ни такие как я, не собираемся. Мы – это те, кто в легионе или ушел из легиона, – свободные птицы, но хорошо было бы постоянно и свободно приезжать в Россию.
– Вы пробовали? Может быть, вам не запрещено возвращение, а визы если и требуются, то будут легко выданы?
– Не знаю. Но время рисковать не пришло. Надо быть на 100 процентов уверенным, что не окажешься за решеткой.
…Я уже слышал примерно такие же слова во Вьетнаме, в 60-х годах. Шла война. Под Хонгаем, на угольных шахтах работала группа европейцев. Все говорили по-французски. Одни с сильным акцентом, другие – без, но ясно, что были выходцами из метрополии. Мы были в добрых отношениях, и я часами слушал их рассказы о старых военных временах. О том, как после второй мировой войны вступили они в Иностранный легион, приехали во Вьетнам.
– Французов были единицы, – рассказывал баск Пьер. – Немцы, бельгийцы, португальцы, североафриканцы, испанцы…
Были и русские. Я попал в плен к Вьетнамской Народной армии. После 1954-го остался в Ханое. Значит, предал Францию. Возвращаться было некуда. В тюрьму что-то не хотелось… Вернусь в Испанию, – решил я. (Это было, напомню, в 60-х, до смерти генералиссимуса Франко в ноябре 1975 года.) Но как? Денег на дорогу не было. Женюсь (фиктивно) на вьетнамке – одной из шести тысяч уроженок Новой Каледонии, пользовавшихся в ДРВ особым положением. Они, каледонийки, – женщины богатые…
Пьер так и сделал. Я помню, как провожал его с подругой-каледонийкой (он бы женился и на Жанне Д’Арк, если бы та прописалась в военном Вьетнаме, в июле 1968-го). Так выехала из бурного военного Вьетнама вся группа военнопленных из бывшего Иностранного легиона.
У меня остались в записной книжке их имена. Знаю, что все они вымышленные. И никого теперь не найти. Живы ли они?
…Особым положением пользовались бывшие легионеры в королевском Лаосе в 60–70 годах. Каждый вечер они собирались в отеле «Констелласьон», в холле и баре, играли в кости. Хозяин гостиницы, француз с большой примесью китайской и вьетнамской крови Морис Кавалери, с которым я был в дружбе более десяти лет, рассказывал мне о каждом из присутствовавших, чтобы не дать мне сделать ложный и опасный шаг. В бар, например, приходила каждый день пожилая дама в черных очках, с черной собакой – огромным пуделем. В руках дамы – черная трость с металлическим наконечником. Она улыбалась, пыталась заговорить со мной по-русски. Морис успел предупредить: «Поступай, как знаешь. Но это – бывшая гестаповка, начальник женского концлагеря в Чехии. С ней не общаются даже легионеры… Береги честь… Легионеры, конечно, тоже убивали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145