Или на десять-пятнадцать меньше, а возможно, и больше. Потому что, — тут следователь поднял голову и с нескрываемой иронией посмотрел на Фэрымэ, — насколько точны даты жизни других персонажей ваших историй, даже из далекого прошлого, настолько возраст Марины варьируется в показаниях самым невероятным образом.
— Это правда, — задумчиво подтвердил Фэрымэ. — Для меня Марина до сих пор остается великой загадкой.
— Значит, перейдем к этой загадке и, возможно, разгадаем ее. Я уже сказал, что систематизировать все факты, связанные с Каломфирами, очень трудно: вы постоянно перескакиваете из одного века в другой, от Каломфира и Аргиры — к Драгомиру и его двоюродной сестре Марине и только вскользь упомянули о Мынтулясе...
Сам того не замечая, Фэрымэ принялся нервно растирать колени.
— Все, что вы сказали, а потом повторяли много раз, сводится к тому, что Аргира выдала Замфиру замуж за дворового человека по фамилии Мынтуляса и дала за ней в приданое землю, на которой была потом проложена одноименная улица. Возможно, вы так мало рассказываете о Мынтулясе, потому что он ближе вам, чем боярин Каломфир и Драгомир Каломфиреску?
— О Мынтулясе мне ничего больше не известно, — пробормотал Фэрымэ, опуская глаза. — Видите ли, для меня имели значение школа и ее окрестности: дома, сады, скверики...
Редкозубый следователь грустно усмехнулся, пожал плечами и вновь протянул Фэрымэ пачку сигарет.
— Оставим пока этот вопрос, — проговорили темные очки, рассеянно глядя в досье. — Вернемся к свадьбе Оаны... Но до этого я хотел бы спросить вас о Мынтулясе. Когда вы в последний раз виделись с товарищем министром Фогель, то говорили что-нибудь о Мынтулясе? Или, возможно, об улице Мынтулясы? — уточнил он.
Лицо старика озарила мечтательная улыбка.
— Она не только говорила об улице Мынтулясы, — произнес он с нескрываемой гордостью, — но и приготовила мне сюрприз: предложила в три часа утра вместе прокатиться на машине, чтобы самой ощутить все очарование этой улицы... Конечно же, я ей сказал, что теперь, в преддверии зимы, мало что можно увидеть. И предложил прогуляться по нашей улице, когда цветут абрикосы или когда зреют вишни и румянятся персики.
На этот раз в глазах переглянувшихся следователей можно было уловить какой-то интерес и даже подобие волнения.
— Однако вы так и не отправились на прогулку. Почему? — спросил следователь в очках.
— Товарищ министр сказала, что этой ночью не удастся совершить прогулку по улице Мынтулясы, по крайней мере нам вдвоем.
— Вполне очевидно, что сказала она это после телефонного разговора. А больше она ничего не говорила?
— Нет. Больше ничего.
— Хорошо. Тогда вернемся к свадьбе Оаны. Есть два момента, интересующие нас: сон, о котором рассказала тогда Оана, и странное поведение Марины. Три ваших рассказа об этом, следовавшие 0 интервалом в несколько месяцев, разнятся весьма ощутимо. Начнем со сна Оаны. Вы однажды обмолвились, — тут сквозь дымчатые стекла Фврымэ пронзил испытующий взгляд, — что никогда не рассказывали о нем ни Василе Эконому, ни товарищу Фогель. Прежде чем проанализировать его, я бы хотел, чтобы вы еще раз пересказали этот сон, и как можно точнее, со всеми подробностями, какие помните. Потому что для нас в первую очередь важны детали.
Фэрымэ вздохнул н опустил руки на колени.
— Только сон? — шепотом переспросил он.
— Только сон. Что было до этого, для нас не представляет интереса.
Фэрымэ сидел, напряженно глядя в пространство, и думал.
— Дело было так, — наконец заговорил он. — В субботу перед свадьбой Оане приснился сон, о котором она рассказала гостям в воскресенье вечером. Все сидели за столом, слева от нее — жених, эстонский профессор, с правой стороны — отец, и вдруг Оана воскликнула, обращаясь к Ликсандру: «Послушай, Ликсандру, растолкуй мне сон. Мне снилось, что я плыву по Дунаю, но плыву вверх по течению и, не знаю уж через сколько времени, доплываю до самого истока. И вдруг попадаю под землю, в бесконечную пещеру, где все блестит от драгоценных камней и бессчетных свечей. А священник, который оказался возле меня, шепчет: „Теперь Пасха, потому и столько свечей зажгли». Но в этот момент я услышала другой, неведомый голос: „Здесь нет Пасхи, потому что в этом подземном мире мы живем еще по Ветхому Завету». И я почувствовала великую радость, глядя на все эти свечи, огни и переливающиеся камни. И сказала себе: я тоже удостоилась узнать, каков же он, святой Ветхий Завет, и за что возлюбил Господь тех людей, которые жили во времена Ветхого Завета. И тут проснулась...» Таков был сон, о котором поведала нам Оана.
— Рассказывайте дальше, — попросил редкозубый, поскольку Фэрымэ замолчал, — все происходившее после тоже важно для нас.
— После... — задумчиво повторил Фэрымэ. — Многое случилось в ту ночь.
— Нам интересно знать во всех подробностях, как реагировали Ликсандру, Дарвари и Марина.
— Именно с этого я и думал начать, — подхватил старик. — Я сидел рядом с Ликсандру, и меня поразила сначала его бледность, а потом его возбуждение. Он как ошпаренный выскочил из-за стола, бросился к Оане и схватил ее за руку. «И тебе тоже явились знаки! — воскликнул он. — Они предстали пред тобой во сне. Это та пещера под водой, которую давным-давно видел или где теперь живет Йози. Если бы ты не проснулась, вы бы с ним встретились! И он сказал бы тебе, как нам найти туда ход...» Потом, словно спохватившись, что не следовало говорить все это на свадьбе, перед таким количеством людей, он смутился и сел на свое место возле меня. Зато он не мог отделаться от Марины, которая как зачарованная выслушала и Оану, и Ликсандру, а потом с другого конца стола принялась выспрашивать, что это за знаки. Но поскольку Ликсандру молчал, Марина с обворожительной улыбкой уселась рядом с ним и обняла за талию. Она всю ночь просидела возле Ликсандру, хотя прекрасно видела, что для Дарвари это нож острый. Друзья думали, что именно эта ночь разрушила дружбу между Дарвари и Ликсандру. Но это неверно…
— Мы потом послушаем, как вы будете объяснять, почему это неверно, хотя из ваших собственных показаний следует обратное, — остановили Фэрымэ дымчатые очки. — В данный момент я хотел бы подчеркнуть следующее. Из трех версий, которые имеются в деле, а также ни наших устных показаний выделяются следующие важнейшие моменты: первое — ярко освещенная пещера, второе — ссылка на Ветхий Завет и третье — что сон был рассказан в монастыре Пасеря. Вот и получается: если знать то, что знаем мы, тогда даже представить невозможно, будто сон не был известен Эконому и он в свою очередь не пересказал его товарищу Фогель, понуждая ее тем самым вызвать вас, чтобы вы ей тоже все рассказали, в связи с чем могут обнаружиться и другие подробности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Это правда, — задумчиво подтвердил Фэрымэ. — Для меня Марина до сих пор остается великой загадкой.
— Значит, перейдем к этой загадке и, возможно, разгадаем ее. Я уже сказал, что систематизировать все факты, связанные с Каломфирами, очень трудно: вы постоянно перескакиваете из одного века в другой, от Каломфира и Аргиры — к Драгомиру и его двоюродной сестре Марине и только вскользь упомянули о Мынтулясе...
Сам того не замечая, Фэрымэ принялся нервно растирать колени.
— Все, что вы сказали, а потом повторяли много раз, сводится к тому, что Аргира выдала Замфиру замуж за дворового человека по фамилии Мынтуляса и дала за ней в приданое землю, на которой была потом проложена одноименная улица. Возможно, вы так мало рассказываете о Мынтулясе, потому что он ближе вам, чем боярин Каломфир и Драгомир Каломфиреску?
— О Мынтулясе мне ничего больше не известно, — пробормотал Фэрымэ, опуская глаза. — Видите ли, для меня имели значение школа и ее окрестности: дома, сады, скверики...
Редкозубый следователь грустно усмехнулся, пожал плечами и вновь протянул Фэрымэ пачку сигарет.
— Оставим пока этот вопрос, — проговорили темные очки, рассеянно глядя в досье. — Вернемся к свадьбе Оаны... Но до этого я хотел бы спросить вас о Мынтулясе. Когда вы в последний раз виделись с товарищем министром Фогель, то говорили что-нибудь о Мынтулясе? Или, возможно, об улице Мынтулясы? — уточнил он.
Лицо старика озарила мечтательная улыбка.
— Она не только говорила об улице Мынтулясы, — произнес он с нескрываемой гордостью, — но и приготовила мне сюрприз: предложила в три часа утра вместе прокатиться на машине, чтобы самой ощутить все очарование этой улицы... Конечно же, я ей сказал, что теперь, в преддверии зимы, мало что можно увидеть. И предложил прогуляться по нашей улице, когда цветут абрикосы или когда зреют вишни и румянятся персики.
На этот раз в глазах переглянувшихся следователей можно было уловить какой-то интерес и даже подобие волнения.
— Однако вы так и не отправились на прогулку. Почему? — спросил следователь в очках.
— Товарищ министр сказала, что этой ночью не удастся совершить прогулку по улице Мынтулясы, по крайней мере нам вдвоем.
— Вполне очевидно, что сказала она это после телефонного разговора. А больше она ничего не говорила?
— Нет. Больше ничего.
— Хорошо. Тогда вернемся к свадьбе Оаны. Есть два момента, интересующие нас: сон, о котором рассказала тогда Оана, и странное поведение Марины. Три ваших рассказа об этом, следовавшие 0 интервалом в несколько месяцев, разнятся весьма ощутимо. Начнем со сна Оаны. Вы однажды обмолвились, — тут сквозь дымчатые стекла Фврымэ пронзил испытующий взгляд, — что никогда не рассказывали о нем ни Василе Эконому, ни товарищу Фогель. Прежде чем проанализировать его, я бы хотел, чтобы вы еще раз пересказали этот сон, и как можно точнее, со всеми подробностями, какие помните. Потому что для нас в первую очередь важны детали.
Фэрымэ вздохнул н опустил руки на колени.
— Только сон? — шепотом переспросил он.
— Только сон. Что было до этого, для нас не представляет интереса.
Фэрымэ сидел, напряженно глядя в пространство, и думал.
— Дело было так, — наконец заговорил он. — В субботу перед свадьбой Оане приснился сон, о котором она рассказала гостям в воскресенье вечером. Все сидели за столом, слева от нее — жених, эстонский профессор, с правой стороны — отец, и вдруг Оана воскликнула, обращаясь к Ликсандру: «Послушай, Ликсандру, растолкуй мне сон. Мне снилось, что я плыву по Дунаю, но плыву вверх по течению и, не знаю уж через сколько времени, доплываю до самого истока. И вдруг попадаю под землю, в бесконечную пещеру, где все блестит от драгоценных камней и бессчетных свечей. А священник, который оказался возле меня, шепчет: „Теперь Пасха, потому и столько свечей зажгли». Но в этот момент я услышала другой, неведомый голос: „Здесь нет Пасхи, потому что в этом подземном мире мы живем еще по Ветхому Завету». И я почувствовала великую радость, глядя на все эти свечи, огни и переливающиеся камни. И сказала себе: я тоже удостоилась узнать, каков же он, святой Ветхий Завет, и за что возлюбил Господь тех людей, которые жили во времена Ветхого Завета. И тут проснулась...» Таков был сон, о котором поведала нам Оана.
— Рассказывайте дальше, — попросил редкозубый, поскольку Фэрымэ замолчал, — все происходившее после тоже важно для нас.
— После... — задумчиво повторил Фэрымэ. — Многое случилось в ту ночь.
— Нам интересно знать во всех подробностях, как реагировали Ликсандру, Дарвари и Марина.
— Именно с этого я и думал начать, — подхватил старик. — Я сидел рядом с Ликсандру, и меня поразила сначала его бледность, а потом его возбуждение. Он как ошпаренный выскочил из-за стола, бросился к Оане и схватил ее за руку. «И тебе тоже явились знаки! — воскликнул он. — Они предстали пред тобой во сне. Это та пещера под водой, которую давным-давно видел или где теперь живет Йози. Если бы ты не проснулась, вы бы с ним встретились! И он сказал бы тебе, как нам найти туда ход...» Потом, словно спохватившись, что не следовало говорить все это на свадьбе, перед таким количеством людей, он смутился и сел на свое место возле меня. Зато он не мог отделаться от Марины, которая как зачарованная выслушала и Оану, и Ликсандру, а потом с другого конца стола принялась выспрашивать, что это за знаки. Но поскольку Ликсандру молчал, Марина с обворожительной улыбкой уселась рядом с ним и обняла за талию. Она всю ночь просидела возле Ликсандру, хотя прекрасно видела, что для Дарвари это нож острый. Друзья думали, что именно эта ночь разрушила дружбу между Дарвари и Ликсандру. Но это неверно…
— Мы потом послушаем, как вы будете объяснять, почему это неверно, хотя из ваших собственных показаний следует обратное, — остановили Фэрымэ дымчатые очки. — В данный момент я хотел бы подчеркнуть следующее. Из трех версий, которые имеются в деле, а также ни наших устных показаний выделяются следующие важнейшие моменты: первое — ярко освещенная пещера, второе — ссылка на Ветхий Завет и третье — что сон был рассказан в монастыре Пасеря. Вот и получается: если знать то, что знаем мы, тогда даже представить невозможно, будто сон не был известен Эконому и он в свою очередь не пересказал его товарищу Фогель, понуждая ее тем самым вызвать вас, чтобы вы ей тоже все рассказали, в связи с чем могут обнаружиться и другие подробности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27