– Ты бы не изменила ничего важного!
– Изменила бы, если бы болезнь изменила характер протекания, моментально возразила Вилсон. Она встала и подошла, чтобы опуститься на колени перед Ухурой. – Я помню, что видела одно интервью с композитором, у которого был абсолютный слух. Он сказал, что ему понравилась новая аранжировка его старой песни, потому что в новом виде она звучала для него абсолютно по-новому, как другая песня. Это так?
Ухура нахмурилась и посмотрела на доктора.
– В определенной степени, – призналась она, – Но, Эван, это все еще та же самая песня… – Вдруг ее рука метнулась и схватила запястье Эван. Возможно, – сказала она. – Это возможно.
– Тогда сделай так, чтобы Несчастье могла узнать песню, – сказала доктор.
Ухура повернулась к cиваоанке и сказала;
– Несчастье, слушай очень внимательно. В моем мире существует много способов петь одну и ту же песню. Все это вариации основной мелодии. Я спою тебе столько вариаций песни о «Долгой Смерти», сколько смогу. Я хочу знать, слышала ли ты какую-нибудь из версий этой песни раньше.
– Абсолютный слух, абсолютная память, – снова сказала Вилсон.
– Даже слова могут быть другими, только мелодия, Найета.
Ухура начала дрожащим голосом, но скоро запела почти с обычной своей силой те же самые четыре строчки, каждый раз в разном ключе, то быстро, то медленно. Кирк наблюдал, и ему казалось, что он видит древний ритуал шаманов: три врачевателя собрались вместе, чтобы спасти жизнь Чехова.
Уши Несчастья выгнулись вперед и замерли в таком отличном от их обычного положения состоянии в продолжении всего пения, словно она пыталась уловить звуки, идущие со всех сторон. Ее большие медные глаза смотрели не моргая. Когда Ухура закончила, Несчастье какой-то момент сидела молча, затем сказала:
– Да, я понимаю. Для вас, – она спела несколько начальных нот песни Ухуры и спела те же ноты в более высоком ключе, – это то же самое.
Вилсон не сводила своего взгляда с Несчастья, но ничего не сказала.
Беря с нее пример, остальные тоже молчали. Наконец, Несчастье произнесла:
– Я не знаю. Это кажется таким глупым… – Она осеклась, затем начала снова. – Я не знаю, имеет ли это какой-нибудь смысл… это так не похоже.
Слова совершенно другие, но это та же мелодия, вернее, то, что вы могли бы назвать той же самой мелодией.
– Спой ее, – сказала Вилсон.
Казалось, что сиваоанка чувствовала себя неловко, но она спела. Даже Джеймс Кирк, незнакомый с сиваоанской музыкой, мог слышать, что это была вариация песни Ухуры. Эта версия была яркой, почти радостной, быстрой.
Если Джеймс Кирк и ожидал чуда, то был страшно разочарован и понял неловкость Несчастья: в песне говорилось о детской болезни, не опасной и уж точно не имеющей ничего общего с синдромом АДФ. Симптомы, описанные там, были совершенно непохожи на случай с Чеховым никакой потери волосяного покрова, никаких нарывов, состояния комы… симптомы, о которых говорилось в песне, были настолько безвредны, что единственное что предписывала песня, так это дать ребенку возможность резвиться и спать, если он устанет.
На лице Вилсон было написано полное разочарование, и Несчастье отвернулась, изгибая хвост от огорчения за неудачу.
– Я не могу вспомнить никакую другую песню, похожую на песню Ухуры, сказала она.
– Для этого нет специального лечения, – печально сказала Вилсон.
Несчастье повернулась, удивленная до предела – Для этого? – переспросила она. – Есть лечение… это может быть очень опасным, если заболеет взрослый. Но в большинстве случаев болеют дети, и если они переболеют, то больше никогда не получают эту болезнь снова.
– «Как коры», – подумал Кирк.
– Это не помогло, не так ли? – продолжила Несчастье. – Я видела взрослого, который болел этим. Но его состояние совсем не похоже на АДФ.
– Мелодии те же самые, – сказала Вилсон. – Мистер Спок?
– Как вы сами до этого заметили, доктор Вилсон, симптомы одной и той же болезни могут быть до крайности разными… даже до неузнаваемости… в зависимости от многих условий, например, вида, среды обитания, планеты…
– Да, – Вилсон повернулась и сказала. – Несчастье, болел ли кто-нибудь в лагере Жесткого Хвоста болезнью, которую описывает твоя песня?
– У Ногохвата был «Шумный Ребенок», – сказала Несчастье, не задумываясь, – и возможно, все остальные дети Цепкого Когтя были заражены.
Эван, это значит что-нибудь?
Эван Вилсон глубоко вздохнула. Игнорируя вопрос Несчастья, она сказала:
– Несчастье, может ли Цепкий Коготь вылечить взрослого, страдающего «Шумным Ребенком»?
– Конечно, – ответила Несчастье, – я тоже могу.
Звук, похожий на всхлип, вырвался из горла Вилсон, но когда она заговорила, слова звучали спокойно и ровно.
– Что тебе необходимо, чтобы вылечить? Несчастье уставилась на нее расширенными глазами, затем повертела головой и указала на заросли рядом.
– Вот это растение, вон там, – сказала она.
– Ну так давай, лечи, – сказала Вилсон таким же спокойным голосом.
Шерсть Несчастья встала дыбом.
– Ты имеешь в виду, что я должна лечить мистера Чехова от «Шумного Ребенка»? Эван, это сумасшествие! Даже если… Я не могу! Мне нужно ввести лекарство в его артерию, а у меня нет приспособлений, чтобы очистить раствор до безопасной консистенции, и у меня нет шприца. И разве у него «Шумный Ребенок»?!
– Делай свое дело, – сказала резко Вилсон – Не волнуйся об остальном.
Спок, Яркое Пятно, мне необходим полый тростник или что-нибудь подобное, около шести дюймов длины и узкое.
Спок и Яркое Пятно ринулись исполнять ее команду, и Вилсон снова хмуро посмотрела на Несчастье, та метнулась к зарослям и начала обрывать листья с растения, на которое указала недавно.
Поняв, что Вилсон предлагает сделать, Кирк вскочил на ноги.
Шокированный, он гневно направился к ней.
– Нет, Эван!
– Заткнитесь, капитан, – сказала она. – Мы говорим сейчас о жизни моего пациента.
– Именно это я и имею в виду, доктор Вилсон. Вы можете убить его.
Кирк посмотрел на нее сверху вниз, но увидел Чехова… его нарывы стали значительно хуже. Когда капитан отвел глаза от этого зрелища и взглянул на доктора, он увидел всю правду в ее глазах. Во время всей их дискуссии пальцы Эван Вилсон сжимали запястье Чехова, и она следила за пульсом. «Вторая стадия комы. Он сейчас умирает. Он не сможет продержаться до Среталлеса, – подумал Кирк, ему не нужны были слова Эван, чтобы понять это. – Это может быть абсолютно другая болезнь, тогда лечение убьет его, или болезнь Чехова слишком далеко зашла, чтобы ее вылечить… Но Несчастье – его единственная надежда».
Поэтому он сказал таким спокойным голосом, каким только смог:
– Да, Несчастье, пожалуйста, делай, как говорит Эван. И, пожалуйста, поспеши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118