Сэм хотел спрятать у меня на время некий предмет — за этим и пришел.
Он был не из болтливых. К тому же спешил, страдая от боли. И знал, что отказа не встретит, а расспрашивать я не стану. Сэм пояснил, правда, что дело не вполне законное и даже, пожалуй, опасное. Мы ведь обязаны ему жизнью — жена и я, оба. Это случилось далеко отсюда, в Мексике, в 1916 году, тогда мы впервые и встретились с ним. В ходе беспорядков в Вилле мы оказались в плену и были на волосок от гибели, когда Моллой, который промышлял в тех краях контрабандой оружия и имел немалый вес среди бандитов, освободил нас.
Поэтому сейчас, когда он обратился с просьбой, задавать вопросы было неудобно. Я согласился, и он вручил мне сверток — небольшой, с буханку хлеба, но куда как тяжелее. Коричневую бумагу, в которой был сверток, мы, разумеется, развернули — сразу после ухода Сэма. Но под ней обнаружилась более основательная упаковка: парусина, стянутая шелковой бечевой и даже опечатанная. Поэтому и не довелось узнать, что внутри. Мы отнесли сверток в кладовку и завалили старыми журналами.
Позднее, примерно без четверти полночь, — я уже несколько минут лежал в постели, но еще не уснул, — до спальни донесся шум отсюда, из этой комнаты. В доме у нас никакого оружия нет, нет даже чего-нибудь вроде оружия, поэтому я достал из стенного шкафа эту вот палку, — он указал на стол, где лежала ореховая трость, — и отправился выяснять причину шума.
Прямо из дверей спальни я увидел силуэт. Мне было легче разглядеть непрошеного гостя, чем ему меня, — он стоял напротив окна. То есть находился между окном и мной и в лунном свете был виден вполне отчетливо. Я ударил его тростью, но с ног сбить не сумел. Злоумышленник пустился наутек. Совершенно необдуманно, забыв, что он может быть не один, я бросился в погоню и тут же был наказан. Как только я выбежал за дверь, второй грабитель прострелил мне ногу.
Я рухнул как подкошенный. Пока пытался подняться, двое грабителей втащили сюда же мою супругу. Всего их оказалось четверо. Они были среднего роста, смуглые, но не так чтобы слишком. Для меня само собой разумелось, что это сиамцы, так как именно о сиамцах толковал Моллой. Они зажгли в комнате свет, и один из них, по виду главарь, спросил у меня: «Где есть это?»
Он говорил с ужасающим акцентом, но понять его было несложно. Конечно же, я сообразил, что они явились за сокровищем Моллоя, но упорно придерживался роли несведущего. Их главарь настаивал, что нет никаких сомнений — Моллой мог оставить «это» только здесь, в нашем доме, правда, называл он его почему-то Доусоном. Я отвечал, что знать не знаю никакого Доусона и никто здесь ничего не оставлял, заодно пытаясь понять, что же такое они ищут. Но и здесь меня постигла неудача — предмет своих поисков они называли только словом «это».
Грабители оживленно переговаривались между собой, но естественно, я ни слова из их беседы не понял. Затем трое вышли на поиски, оставив одного головореза, вооруженного пистолетом Люгера, караулить. До нас доносились звуки обыска, затянувшегося почти на час. Наконец тот, кого я окрестил про себя главарем, вернулся и что-то сообщил нашему стражу. Оба выглядели очень довольными. «Не есть благоразумно покидать скоро эта комната», — бросил главарь напоследок, и они захлопнули за собой дверь.
Я понимал, что они уже ушли, но подняться был не в силах. Доктор говорит, я еще легко отделаюсь, если начну ходить через пару месяцев. Выпустить жену я тоже опасался: а вдруг все-таки столкнется с кем-нибудь из них — но она настояла на своем. Сиамцев действительно уже не оказалось в доме. Тогда жена позвонила в полицию, а затем поднялась в кладовую, чтобы удостовериться в пропаже свертка. Он, конечно же, исчез.
— А этот Моллой, он что, даже не намекнул вам о содержимом? — спросил О'Гар.
— Ни единым словом, разве только дал понять: в нем нечто, вожделенное для сиамцев.
— Опознал ли Моллой сиамца, который нанес ему удар? — спросил я.
— Думаю, да, — задумчиво произнес Рихтер. — Хотя не уверен, говорил ли он мне об этом.
— Попытайтесь вспомнить его слова.
— Боюсь, это будет не так просто.
— Полагаю, я их хорошо запомнила, — вмешалась миссис Рихтер. — Мой муж, мистер Рихтер, спросил его: «Что случилось, Моллой? Ты что, ушибся или болен?» Моллой выдавил из себя смешок и, прижимая руку к груди, ответил, что, мол, ничего серьезного, немного ослабил бдительность по пути сюда, напоролся на крадущегося сиамца и позволил тому поцарапать себя. Зато, мол, сверток в целости!
— Что еще он вам рассказывал о сиамцах?
— Напрямую ничего, — ответила она. — Хотя просил присматриваться к азиатам, шатающимся в окрестностях. Моллой уверял, что не оставил бы сверток в нашем доме, если бы из-за этого у нас могли случиться какие-то неприятности, но советовал все-таки быть настороже — мало ли что. И еще Сэм сказал мужу, — она кивнула в сторону Рихтера, — что сиамцы давно за ним охотятся и теперь, когда он нашел безопасный тайник, он этим дикарям устроит «прогулку с билетом в один конец». Это точное его выражение.
— Что вы вообще знаете о Моллое?
— Боюсь, не слишком много, — снова взял слово Рихтер. — Он любил рассказывать о тех местах, где побывал, о достопримечательностях, но о себе, о своих делах — ни слова из него нельзя было вытянуть. Мы познакомились с ним в Мексике в 1916-м, как я уже говорил. После нашего чудесного спасения мы не видели его почти четыре года. Однажды ночью Моллой позвонил и зашел на часок-другой. Он собирался тогда в Китай, и ему до отъезда предстояло еще уладить кучу неотложных дел.
Спустя несколько месяцев от Моллоя пришло письмо, помеченное штемпелем Куинс-отеля в Канди. Он просил прислать список экспортеров и импортеров, работающих в Сан-Франциско. Затем пришло письмо с благодарностью за присланный список, и больше мы ничего не слышали о Моллое почти год, пока он не приехал в Сан-Франциско на неделю, кажется, в 1921-м.
Моллой провел здесь еще неделю с год спустя, сообщив, что приехал из Бразилии, и как всегда опустив подробности своего пребывания там. Через несколько месяцев пришло письмо из Чикаго с обещанием навестить нас на следующей неделе, которое, впрочем, Моллой не исполнил. Спустя какое-то время он прислал извинения из Владивостока. Сегодня и произошла первая наша с ним встреча с тех пор.
— А откуда он родом? Где его близкие?
— Он уверял всегда, что совершенно одинок. Мне кажется, родился он в Англии — хотя, что натолкнуло меня на эту мысль, припомнить уже не смогу.
— У тебя есть еще вопросы? — спросил я О'Гара.
— Пока нет. Пойдем взглянем на место происшествия, может, какие-то следы сиамцев найдем.
«Взглядывали» мы долго и тщательно. Мы не стали делить территорию, все осмотрели вместе — от чердака до подвала.
1 2 3 4 5
Он был не из болтливых. К тому же спешил, страдая от боли. И знал, что отказа не встретит, а расспрашивать я не стану. Сэм пояснил, правда, что дело не вполне законное и даже, пожалуй, опасное. Мы ведь обязаны ему жизнью — жена и я, оба. Это случилось далеко отсюда, в Мексике, в 1916 году, тогда мы впервые и встретились с ним. В ходе беспорядков в Вилле мы оказались в плену и были на волосок от гибели, когда Моллой, который промышлял в тех краях контрабандой оружия и имел немалый вес среди бандитов, освободил нас.
Поэтому сейчас, когда он обратился с просьбой, задавать вопросы было неудобно. Я согласился, и он вручил мне сверток — небольшой, с буханку хлеба, но куда как тяжелее. Коричневую бумагу, в которой был сверток, мы, разумеется, развернули — сразу после ухода Сэма. Но под ней обнаружилась более основательная упаковка: парусина, стянутая шелковой бечевой и даже опечатанная. Поэтому и не довелось узнать, что внутри. Мы отнесли сверток в кладовку и завалили старыми журналами.
Позднее, примерно без четверти полночь, — я уже несколько минут лежал в постели, но еще не уснул, — до спальни донесся шум отсюда, из этой комнаты. В доме у нас никакого оружия нет, нет даже чего-нибудь вроде оружия, поэтому я достал из стенного шкафа эту вот палку, — он указал на стол, где лежала ореховая трость, — и отправился выяснять причину шума.
Прямо из дверей спальни я увидел силуэт. Мне было легче разглядеть непрошеного гостя, чем ему меня, — он стоял напротив окна. То есть находился между окном и мной и в лунном свете был виден вполне отчетливо. Я ударил его тростью, но с ног сбить не сумел. Злоумышленник пустился наутек. Совершенно необдуманно, забыв, что он может быть не один, я бросился в погоню и тут же был наказан. Как только я выбежал за дверь, второй грабитель прострелил мне ногу.
Я рухнул как подкошенный. Пока пытался подняться, двое грабителей втащили сюда же мою супругу. Всего их оказалось четверо. Они были среднего роста, смуглые, но не так чтобы слишком. Для меня само собой разумелось, что это сиамцы, так как именно о сиамцах толковал Моллой. Они зажгли в комнате свет, и один из них, по виду главарь, спросил у меня: «Где есть это?»
Он говорил с ужасающим акцентом, но понять его было несложно. Конечно же, я сообразил, что они явились за сокровищем Моллоя, но упорно придерживался роли несведущего. Их главарь настаивал, что нет никаких сомнений — Моллой мог оставить «это» только здесь, в нашем доме, правда, называл он его почему-то Доусоном. Я отвечал, что знать не знаю никакого Доусона и никто здесь ничего не оставлял, заодно пытаясь понять, что же такое они ищут. Но и здесь меня постигла неудача — предмет своих поисков они называли только словом «это».
Грабители оживленно переговаривались между собой, но естественно, я ни слова из их беседы не понял. Затем трое вышли на поиски, оставив одного головореза, вооруженного пистолетом Люгера, караулить. До нас доносились звуки обыска, затянувшегося почти на час. Наконец тот, кого я окрестил про себя главарем, вернулся и что-то сообщил нашему стражу. Оба выглядели очень довольными. «Не есть благоразумно покидать скоро эта комната», — бросил главарь напоследок, и они захлопнули за собой дверь.
Я понимал, что они уже ушли, но подняться был не в силах. Доктор говорит, я еще легко отделаюсь, если начну ходить через пару месяцев. Выпустить жену я тоже опасался: а вдруг все-таки столкнется с кем-нибудь из них — но она настояла на своем. Сиамцев действительно уже не оказалось в доме. Тогда жена позвонила в полицию, а затем поднялась в кладовую, чтобы удостовериться в пропаже свертка. Он, конечно же, исчез.
— А этот Моллой, он что, даже не намекнул вам о содержимом? — спросил О'Гар.
— Ни единым словом, разве только дал понять: в нем нечто, вожделенное для сиамцев.
— Опознал ли Моллой сиамца, который нанес ему удар? — спросил я.
— Думаю, да, — задумчиво произнес Рихтер. — Хотя не уверен, говорил ли он мне об этом.
— Попытайтесь вспомнить его слова.
— Боюсь, это будет не так просто.
— Полагаю, я их хорошо запомнила, — вмешалась миссис Рихтер. — Мой муж, мистер Рихтер, спросил его: «Что случилось, Моллой? Ты что, ушибся или болен?» Моллой выдавил из себя смешок и, прижимая руку к груди, ответил, что, мол, ничего серьезного, немного ослабил бдительность по пути сюда, напоролся на крадущегося сиамца и позволил тому поцарапать себя. Зато, мол, сверток в целости!
— Что еще он вам рассказывал о сиамцах?
— Напрямую ничего, — ответила она. — Хотя просил присматриваться к азиатам, шатающимся в окрестностях. Моллой уверял, что не оставил бы сверток в нашем доме, если бы из-за этого у нас могли случиться какие-то неприятности, но советовал все-таки быть настороже — мало ли что. И еще Сэм сказал мужу, — она кивнула в сторону Рихтера, — что сиамцы давно за ним охотятся и теперь, когда он нашел безопасный тайник, он этим дикарям устроит «прогулку с билетом в один конец». Это точное его выражение.
— Что вы вообще знаете о Моллое?
— Боюсь, не слишком много, — снова взял слово Рихтер. — Он любил рассказывать о тех местах, где побывал, о достопримечательностях, но о себе, о своих делах — ни слова из него нельзя было вытянуть. Мы познакомились с ним в Мексике в 1916-м, как я уже говорил. После нашего чудесного спасения мы не видели его почти четыре года. Однажды ночью Моллой позвонил и зашел на часок-другой. Он собирался тогда в Китай, и ему до отъезда предстояло еще уладить кучу неотложных дел.
Спустя несколько месяцев от Моллоя пришло письмо, помеченное штемпелем Куинс-отеля в Канди. Он просил прислать список экспортеров и импортеров, работающих в Сан-Франциско. Затем пришло письмо с благодарностью за присланный список, и больше мы ничего не слышали о Моллое почти год, пока он не приехал в Сан-Франциско на неделю, кажется, в 1921-м.
Моллой провел здесь еще неделю с год спустя, сообщив, что приехал из Бразилии, и как всегда опустив подробности своего пребывания там. Через несколько месяцев пришло письмо из Чикаго с обещанием навестить нас на следующей неделе, которое, впрочем, Моллой не исполнил. Спустя какое-то время он прислал извинения из Владивостока. Сегодня и произошла первая наша с ним встреча с тех пор.
— А откуда он родом? Где его близкие?
— Он уверял всегда, что совершенно одинок. Мне кажется, родился он в Англии — хотя, что натолкнуло меня на эту мысль, припомнить уже не смогу.
— У тебя есть еще вопросы? — спросил я О'Гара.
— Пока нет. Пойдем взглянем на место происшествия, может, какие-то следы сиамцев найдем.
«Взглядывали» мы долго и тщательно. Мы не стали делить территорию, все осмотрели вместе — от чердака до подвала.
1 2 3 4 5