Где-то он был прав, семьи у него нет, о вилле в тропиках тоже слухов не ходит, но только кто занимается таким делом без финансового жирового запаса?
В 22-м были первые серьезные конфликты с гуманистической партией. Эти ребята долго и безуспешно раскачивали общественное мнение, но в те месяцы у них получилось — только прошли увольнения брокеров, были серьезные проблемы с дворниками и художниками. Выборы тогда опять случились совсем некстати: эти крикуны в хорошо пошитых костюмах запричитали о вытеснении человека со своих рабочих мест, заохали и заголосили, что хорошо бы понизить темпы прогресса и вообще прикрутить у компьютеров мощность. Под эти разговоры провели пару законов, замахнулись на финансирование и безналоговое существование наших компаний. Потом, конечно, всплыли уши забугорных конкурентов, которые хотели иметь больше экологически чистых потребителей для сбыта своих товаров, но тогда что-то сделать было очень трудно. Самая поганая ситуация: когда противникам удается превратить людей в послушную толпу — на такую не действуют твои рациональные аргументы, и она не понимает рассуждений. Главный опять извернулся — умудрился заклинить часть шестеренок бюрократического механизма, и нашего института это дело практически не коснулось. Наверное, дал взятку, сотворил маленькую интригу. Не менее искусно прикинулся замаскированным зеленым, сочувствующим гуманистам, на каком-то митинге даже каялся, топтал последнюю модель процессора и прилюдно бил себя в грудь. Потом пропагандистский туман гуманистов слегка рассеялся, умные люди качнули маятник общественного настроения в другую сторону, прошли выборы, и все успокоились.
В остальном — обычный начальствующий субъект, с которым при хорошей работе вполне можно ужиться.
Прохожу в центральные корпуса, здесь всегда ставят лучшую технику, но плохо ремонтируют стены в коридорах. Местопребывание начальства — дело другое. Оно мало чем отличается от бункера: метрах в десяти книзу от уровня земли выстроены роскошные трехуровневые апартаменты. Не знаю, можно ли в них пережить ядерную войну, но террористам и шпионам добраться сюда будет чрезвычайно трудно.
Контрольный пост в кабинете директора оформлен в виде сказочного металлического дерева, оплетающего ветвями лутку. Ветви почти не шевелятся, но по тревоге могут спеленать входящего или качественно перегородить выход.
— А... Круглый, проходи, садись. — Среди редких недостатков Главного числится привычка именовать всех кличками, реже именами и не подавать руки абсолютно никому.
Кабинет у него, подлеца, шикарный! Без особой толкотни здесь разместятся полсотни человек. Пол залит полупрозрачным черным пластиком, так что кажется, будто идешь по черному туману. По стенам — аквариумы в рост человека. Их тогда оторвали, или обменяли, или купили по бартеру у космонавтов — идеально сбалансированная экология. Рыбки жрут водоросли, исправно размножаются и умирают. Водоросли растут ровно в том количестве, что им позволяют рыбки и освещение. Породы рыбок — самые разнообразные, есть даже разъевшийся почти до невероятных размеров карась. Все прекрасно и замечательно, вот только в одном аквариуме год назад что-то нарушилось, и сейчас там лунный ландшафт. Аристарх велел все оставить как есть: держать перед глазами напоминание о бренности мира и близости неудачи полезно для любого начальства.
Потолок — звездное небо, которое вертится раза в три быстрее, чем настоящее. Вдобавок звезды не соблюдают стройного порядка созвездий, а собираются посплетничать то в одном, то в другом углу. Бывает, что выстраиваются в шуточную фразу, один раз даже образовался анекдот. Но нам особо некогда разглядывать этот аттракцион.
Большой стол тоже весьма примечателен: эдакий спрут, голова которого — обычный письменный деревянный предмет мебели, классика канцелярии под зеленой лампой. Щупальца спрута — три нитки маленьких столиков, напичканных электроникой. Столики легковесные, пластиковые, со стеклянистым отливом, постоянно сдвигаются, и порой непонятно кто где должен сидеть. Я навечно забил за собой крайний левый столик с тусклой синей подсветкой.
Только успеваю на него приземлиться — начинают входить остальные. Безопасник всегда входит без стука и располагается сзади. С ним мало кто говорит, и обращаются не по имени, а в третьем лице.
— Охрана! — Директор почти выкрикивает это слово, остальные говорят глухо. Этого достаточно. Он услышит, поймет и не обидится. Незаметный человек на важной работе, но хочется всем, чтобы был он еще незаметней: вообще о нем бы не говорили, в глаза б его не смотрели. Не получается.
Он смог удержаться на этом посту почти так же долго, как и Главный, а это достаточная характеристика.
Сразу за ним залетает группа узловиков: Плата-Татьяна, Процессор-Алан и Провод-Андрей. Узловики самые шумные люди в институте. Они чаще всего хлопают в ладоши, вскакивают с мест, кричат «Йес!!!», хоть за это на них косо смотрят, и в припадке радости обстукивают соседские спины. Они всегда одеты по самой бесшабашной моде, в их костюмах что-то пиликает, загорается, ткань меняет цвет и покрой, из карманов выползают электронные змеюки, богомолы и твари, которых еще не успела создать природа. Охрана вечно наезжает на них по поводу увода информации из охраняемой зоны в носимых компьютерах, а они оправдываются тем, что были немного под хмельком. Узловики кажутся осколком той радостной, хакерско-романтической эпохи, еще до Гонки, когда компьютеры казались навечно обреченными быть глупее человека.
Их можно понять: если брать по количеству открытий и изобретений — они абсолютные чемпионы по институту. Они чаще всего что-то рационализируют, патентуют, кричат о своих достижениях. Они, конечно, много переваривают и осваивают, но сами не отстают от других; много просто врут публике — но эту дезу всегда одобряет Главный.
Сейчас у них за главную высокая и худая, как подиумная модель, Татьяна, но еще месяц назад главным был Алан, а год назад таковым числился Андрей. Это последствия постоянных смен декораций: неудачи сменяются головокружительными успехами, успехи трещат под угрозой разоблачения, потом опять следуют новые успехи, и такой калейдоскоп продолжается уже несколько лет. Привели такие перманентные карьерные потрясения к странным последствиям: в отделе установились очень теплые отношения, все знают, что в любой момент можно будет подняться по служебной лестнице — и это зависит только от результатов твоей работы. Дескать, к чему жалеть о проигранном, если сейчас сам будешь тасовать колоду? Иногда я им немного завидую.
Потом заходит группа нейробиологов: Симченко, Оковцев-Скрижаль и Петя Лукченко, самый молодой из высшего звена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
В 22-м были первые серьезные конфликты с гуманистической партией. Эти ребята долго и безуспешно раскачивали общественное мнение, но в те месяцы у них получилось — только прошли увольнения брокеров, были серьезные проблемы с дворниками и художниками. Выборы тогда опять случились совсем некстати: эти крикуны в хорошо пошитых костюмах запричитали о вытеснении человека со своих рабочих мест, заохали и заголосили, что хорошо бы понизить темпы прогресса и вообще прикрутить у компьютеров мощность. Под эти разговоры провели пару законов, замахнулись на финансирование и безналоговое существование наших компаний. Потом, конечно, всплыли уши забугорных конкурентов, которые хотели иметь больше экологически чистых потребителей для сбыта своих товаров, но тогда что-то сделать было очень трудно. Самая поганая ситуация: когда противникам удается превратить людей в послушную толпу — на такую не действуют твои рациональные аргументы, и она не понимает рассуждений. Главный опять извернулся — умудрился заклинить часть шестеренок бюрократического механизма, и нашего института это дело практически не коснулось. Наверное, дал взятку, сотворил маленькую интригу. Не менее искусно прикинулся замаскированным зеленым, сочувствующим гуманистам, на каком-то митинге даже каялся, топтал последнюю модель процессора и прилюдно бил себя в грудь. Потом пропагандистский туман гуманистов слегка рассеялся, умные люди качнули маятник общественного настроения в другую сторону, прошли выборы, и все успокоились.
В остальном — обычный начальствующий субъект, с которым при хорошей работе вполне можно ужиться.
Прохожу в центральные корпуса, здесь всегда ставят лучшую технику, но плохо ремонтируют стены в коридорах. Местопребывание начальства — дело другое. Оно мало чем отличается от бункера: метрах в десяти книзу от уровня земли выстроены роскошные трехуровневые апартаменты. Не знаю, можно ли в них пережить ядерную войну, но террористам и шпионам добраться сюда будет чрезвычайно трудно.
Контрольный пост в кабинете директора оформлен в виде сказочного металлического дерева, оплетающего ветвями лутку. Ветви почти не шевелятся, но по тревоге могут спеленать входящего или качественно перегородить выход.
— А... Круглый, проходи, садись. — Среди редких недостатков Главного числится привычка именовать всех кличками, реже именами и не подавать руки абсолютно никому.
Кабинет у него, подлеца, шикарный! Без особой толкотни здесь разместятся полсотни человек. Пол залит полупрозрачным черным пластиком, так что кажется, будто идешь по черному туману. По стенам — аквариумы в рост человека. Их тогда оторвали, или обменяли, или купили по бартеру у космонавтов — идеально сбалансированная экология. Рыбки жрут водоросли, исправно размножаются и умирают. Водоросли растут ровно в том количестве, что им позволяют рыбки и освещение. Породы рыбок — самые разнообразные, есть даже разъевшийся почти до невероятных размеров карась. Все прекрасно и замечательно, вот только в одном аквариуме год назад что-то нарушилось, и сейчас там лунный ландшафт. Аристарх велел все оставить как есть: держать перед глазами напоминание о бренности мира и близости неудачи полезно для любого начальства.
Потолок — звездное небо, которое вертится раза в три быстрее, чем настоящее. Вдобавок звезды не соблюдают стройного порядка созвездий, а собираются посплетничать то в одном, то в другом углу. Бывает, что выстраиваются в шуточную фразу, один раз даже образовался анекдот. Но нам особо некогда разглядывать этот аттракцион.
Большой стол тоже весьма примечателен: эдакий спрут, голова которого — обычный письменный деревянный предмет мебели, классика канцелярии под зеленой лампой. Щупальца спрута — три нитки маленьких столиков, напичканных электроникой. Столики легковесные, пластиковые, со стеклянистым отливом, постоянно сдвигаются, и порой непонятно кто где должен сидеть. Я навечно забил за собой крайний левый столик с тусклой синей подсветкой.
Только успеваю на него приземлиться — начинают входить остальные. Безопасник всегда входит без стука и располагается сзади. С ним мало кто говорит, и обращаются не по имени, а в третьем лице.
— Охрана! — Директор почти выкрикивает это слово, остальные говорят глухо. Этого достаточно. Он услышит, поймет и не обидится. Незаметный человек на важной работе, но хочется всем, чтобы был он еще незаметней: вообще о нем бы не говорили, в глаза б его не смотрели. Не получается.
Он смог удержаться на этом посту почти так же долго, как и Главный, а это достаточная характеристика.
Сразу за ним залетает группа узловиков: Плата-Татьяна, Процессор-Алан и Провод-Андрей. Узловики самые шумные люди в институте. Они чаще всего хлопают в ладоши, вскакивают с мест, кричат «Йес!!!», хоть за это на них косо смотрят, и в припадке радости обстукивают соседские спины. Они всегда одеты по самой бесшабашной моде, в их костюмах что-то пиликает, загорается, ткань меняет цвет и покрой, из карманов выползают электронные змеюки, богомолы и твари, которых еще не успела создать природа. Охрана вечно наезжает на них по поводу увода информации из охраняемой зоны в носимых компьютерах, а они оправдываются тем, что были немного под хмельком. Узловики кажутся осколком той радостной, хакерско-романтической эпохи, еще до Гонки, когда компьютеры казались навечно обреченными быть глупее человека.
Их можно понять: если брать по количеству открытий и изобретений — они абсолютные чемпионы по институту. Они чаще всего что-то рационализируют, патентуют, кричат о своих достижениях. Они, конечно, много переваривают и осваивают, но сами не отстают от других; много просто врут публике — но эту дезу всегда одобряет Главный.
Сейчас у них за главную высокая и худая, как подиумная модель, Татьяна, но еще месяц назад главным был Алан, а год назад таковым числился Андрей. Это последствия постоянных смен декораций: неудачи сменяются головокружительными успехами, успехи трещат под угрозой разоблачения, потом опять следуют новые успехи, и такой калейдоскоп продолжается уже несколько лет. Привели такие перманентные карьерные потрясения к странным последствиям: в отделе установились очень теплые отношения, все знают, что в любой момент можно будет подняться по служебной лестнице — и это зависит только от результатов твоей работы. Дескать, к чему жалеть о проигранном, если сейчас сам будешь тасовать колоду? Иногда я им немного завидую.
Потом заходит группа нейробиологов: Симченко, Оковцев-Скрижаль и Петя Лукченко, самый молодой из высшего звена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92