И еще с Валерием приехал его знакомый, Сева. Это был спортивного вида человек лет тридцати пяти с красивыми седоватыми висками, черными, живыми глазами, веселый и остроумный. Он захватил с собой гитару и с таким чувством пел песни Окуджавы и Высоцкого, что все женщины почти влюбились в него, а для мужчин он стал сразу закадычным другом.
Однако ухаживал Сева исключительно за Ритой. В этом, естественно, ничего бы не было для нее удивительного, если бы не его манера ухаживать. Сева вел себя спокойно, с достоинством, как человек, умудренный немалым жизненным опытом, он не балагурил, не хохмил, не лез целоваться, как какой-нибудь ветреный мальчишка или пошляк-выпивоха. Вообще, ни о Ритиной ослепительной внешности, ни о своих чувствах Сева разговора даже не вел, не рассказывал он и о всяких далеких заморских странах, где довелось побывать, и о смертельных опасностях, которым якобы подвергался. От этих историй Рита уже изрядно устала, выслушивая их от каждого очередного поклонника. О себе Сева вообще рассказывал скупо: хирург, много оперирует, устает, как черт, кое-где побывал, кое-что повидал, конечно. Но когда они ненадолго оставались наедине, Сева не пел, не развлекал Риту анекдотами и смешными историями, он как бы превращался совсем в другого человека, больше слушал и расспрашивал Риту. Он словно вовсе не стремился «закрутить любовь», добиться взаимности и немедленного сближения, как другие.
Ему, кажется, было приятно само ее общество, интересны ее рассуждения, взгляды, оценки, ее отношение к людям, ее дела и проблемы. Это был какой-то новый способ или даже тип ухаживания, незнакомый Рите и чем-то ее пленивший. Сева, очевидно, хотел для начала ее просто узнать и понять и вовсе не шалел от ее красоты.
Постепенно Рита прониклась к нему безотчетным доверием и на второй или третий день рассказывала даже то, чего никогда не позволяла себе рассказывать своим поклонникам или подругам. Так она рассказала Севе, как трудно ей было достать этот чудный джинсовый костюм, в котором она приехала, который даже в «Березке» бывает раз в год, как уплыла от нее прелестная канадская дубленка, потому что не хватило денег, а отец помочь отказался, он ее совсем не понимает, да и трудно ему, конечно Рассказала Рита, как недавно досталось ей от ее начальника. Она и сама жутко переволновалась. Выписывала товарно-транспортную накладную одному фондодержателю и ошиблась всего на единичку. А единичка – это целая тонна лимонной кислоты.
– А сколько стоит тонна вашей кислоты? – полюбопытствовал Сева.
– Ой, чуть не пятнадцать тысяч.
– Ого! Никогда бы не подумал! – Сева искренне изумился и снова спросил: – А что такое фондодержатель?
Рита объяснила ему и это, привела всякие примеры.
Ей было приятно объяснять этому милому, внимательному, седоватому и такому умному человеку то, что он совсем не знает, а вот она знает. Он и названий-то некоторых фабрик и организаций никогда не слыхал, не знал даже об их существовании.
– Как это только в вашей головке все держится, не понимаю, – с уважением сказал Сева.
И это Рите было даже приятнее, чем обычные комплименты ее внешности, она при этом как бы сама вырастала в собственных глазах.
А вечерами они всей компанией забивались в шумный, полутемный, с «интимным» освещением бар, полный дикого магнитофонного грохота, и там веселились и смеялись «до коликов», как объявила Верка. У нее тоже был свой кавалер, который ей безумно нравился. В последнюю ночь в Суздале Верка ушла к нему, а к Рите пришел Сева.
В воскресенье, в конце дня, они вернулись в Москву.
А вскоре Рита отметила день своего рождения. Перед этим столько было суеты с продуктами, готовкой, приглашениями и новым туалетом. Рита так была захвачена начавшимся новым романом, что не сразу вспомнила, что надо позвонить домой, узнать, как там мать. Ну, а отец уже, конечно, успел угомониться.
Но отец, оказывается, не угомонился.
– Здоровье матери, как и всех нас, тебя не касается, – ледяным тоном сказал он. – И не звони больше. Поняла? Дрянь! – вдруг сорвался он и бросил трубку.
«Псих какой-то», – подумала Рита. Она не знала, что матери за эти дни стало хуже.
День рождения прошел великолепно. Рита затмила всех девчонок своим новым платьем. Огорчило только отсутствие Севы. Он накануне уехал в командировку, но прислал с Валерием очень милый и дорогой подарок: большой флакон французских духов в роскошном футляре и букет красных гвоздик.
А на следующий день, под вечер, на заводе произошла эта ужасная история. И все неожиданно обрушилось на Риту, она оказалась главной виновницей, она, видите ли, проглядела эту проклятую фальшивую доверенность. Но разве она одна ее держала в руках? А старший бухгалтер? А расчетный отдел? Рита просто растерялась в тот первый раз, когда к ним в бухгалтерию пришел этот длинный, светловолосый парень из уголовного розыска.
Но когда Лосев пришел снова, она ему все выложила.
– М-да, – согласился Виталий. – Вы правы. Ротозейство общее. А это, знаете, еще хуже. Вы не находите?
– Возможно. Но не я одна виновата, – настаивала на своем Рита.
– Почему вы говорите «возможно»? – усмехнулся Виталий. – Вы не уверены?
– Не цепляйтесь к словам, – резко ответила Рита, словно ударила его по рукам.
– Оставим пока эту тему, – сказал он. – Степень вашей ответственности пусть определяет администрация. Мне же надо поймать преступников, понимаете?
– Конечно, понимаю, – с готовностью ответила Рита.
– Они никакого отношения к той житомирской фабрике не имеют. Мы пока не знаем даже, откуда они вообще приехали.
– Тот молодой человек, который доверенность предъявил, – москвич, – безапелляционно заявила Рита.
– Откуда вы знаете?
– Уверена.
– Но почему?
– Ну, не знаю. Вот чувствую, что москвич.
– Гм. Это вполне возможно, – задумчиво согласился Виталий.
– К нам из разных городов люди приезжают. Научилась разбираться, – добавила очень довольная собой Рита и с жаром повторила: – Вот честное слово, москвич. Увидите.
– Вполне возможно, – снова согласился Виталий и улыбнулся. – Много бы дал, чтобы посмотреть. А вы его хорошо запомнили?
– Прекрасно. Я же вам его прошлый раз описала.
– Вы нам потом еще раз его опишете. А как он себя вел?
– Очень свободно. Даже… Коробку конфет нам преподнес. Все ели.
– И что он сказал при этом? Вообще, что он говорил, помните?
– Ну, что говорил? Вошел, так руки развел и говорит: «Пламенный привет, товарищи, от братской Украины». И конфеты преподнес. Украинские, между прочим. Я обратила внимание. Киевская фабрика. Называются «Червонный стяг».
– А потом?
– Ну, про погоду сказал. «У вас в Москве теплее, – говорит, – чем на Украине». А Петр Иванович его спросил: «Сегодня же назад поедете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92