Лара мгновенно переместила сумму в карман. И как-то знакомо взглянула на Лизавету. Только в такси, которое мгновенно появилось, Лизавета вспомнила этот взгляд. Так смотрели на нее только молоденькие женщины, презирающие ее возраст и восхищающиеся силой и мо л од остью Джошуа.
Как только Лизавета вошла в дом, зазвонил телефон.
— Лиза, Павла арестовали. Вылетай срочно — беда у нас.
Большего от Тани добиться было невозможно, потому что она ревела не переставая и несла какой то нечленораздельный бред про растление малолетних, про растрату.
Весь следующий день Лизавета подробно собирала вещи, которых набралось не мало. Заказала билет в Штаты, последнее не составило труда, поскольку с визой у нее не было проблем. И все время регулярно говорила по телефону с мужем, ничем не выдавая своих намерений.
Вечером Лизавета позвонила но телефону, написанному на мятом клочке.
— Лара, я улетаю завтра. Как зовут твоего сына?
— Сима... Серафим. А это вы к чему? — встревожено спросила Лара.
— Завтра с утра поставь ему визу в посольстве США. Там все будут в курсе, а в три пополудни вези его в аэропорт. Будем лечить твоего шестикрылого. Но условие: нашему муженьку, горе-производителю, ни слова. Вот поправим парня, тогда и отчитаемся.
Молчание повисло банановой веткой. Лизавета не торопила, уж кто-кто, а она точно знала, что значит больное дитя и детская могила. Она знала, что ей скажет Лара, потому что, когда умирал в России ее сын, она молила о чуде и день и ночь, тогда Бог не услышал и забрал ее мальчика. И Лара сказала такое понятное для Лизаветы:
— Спасибо.
И не было в этом «спасибо» обычного восклицательного знака. Как будто какая-то неведомая сила объединила двух женщин, и это единение не нуждалось в словах. Был только сын, которого одна женщина мечтала спасти, а другая точно знала, что она это сделает.
* * *
— Пристегните ремни. — Стюардесса внимательно обходила пассажиров. Лизавета, никогда не увлекавшаяся алкоголем, достала «Джеймисон», купленный в аэропорту, прямо из горлышка отпила и протянула бутылку чудаковатому молодому мулату, сидевшему рядом.
— Спасибо, мне нельзя, — сказал парень.
— Скоро напьемся, ты у меня прозреешь, как старик Паниковский.
— А кто такой Паниковский? — спросил Серафим.
— Паниковский — это такой Гердт, но до этого ты будешь доходить всю оставшуюся жизнь. Я гарантирую тебе большой остаток, а главное, чтобы ты его увидел в полном объеме и ничего не проглядел.
«Пашка то, тоже мне, растлил там кого-то. Куда ему против моего...» — преступно-радостно мелькнуло в голове Лизаветы.
Серафим, заснув, уронил голову ей на плечо, и Ли завета замерла, боясь разбудить парня, ее мальчика, теперь ее.
Глава четырнадцатая
Свидание под липами — 2
(октябрь 1995, Берлин)
В шикарном вестибюле отеля «Кемпински» жизнь шла своим чередом. Кто-то приезжал, кто-то съезжал, кто-то кого-то встречал, провожал. За стойкой суетились администраторы, сновали носильщики и коридорные, швейцары в малиновых ливреях легким наклоном головы фиксировали каждого проходящего через стеклянные вертушки дверей. Поодиночке и небольшими группами люди прохаживались по вестибюлю, стояли возле лифтов, рассматривали витрины цветочного и галантерейного бутиков, изучали выставленную на газетном стенде печатную продукцию, сидели на расставленных повсюду диванчиках, за столиками мини-кафе. В кресле неподалеку от входа расположилась девушка в светлом пиджачке из модной среди молодежи конопли. Сидела она уже довольно продолжительное время — то погружалась в изучение солидной книги под названием «Очерки немецкого садоводства», то, устав от чтения, индифферентно разглядывала зал. Должно быть, кого-то ждала.
— Да, пупсик, уже лечу, обязательно дождись меня... — Крашеная блондинка слегка за тридцать, разодетая, как картинка из модного журнала, решительным шагом двигалась от лифтов к стойке администратора, прижав к уху складной мобильный телефон.
Девушка подняла голову, реагируя на русскую речь.
— Конечно, конечно. Но только до утра. Звонил мой Савин, завтра в двенадцать он будет в Шёнефельде, я обещала встретить... — Блондинка закашлялась. — Ничего, аллергия какая то прицепилась... Ну все, целую твой стойкий хвостик. Жди.
Она убрала телефон в сумочку.
— Добри день, мадам Савин...
Портье расплылся в улыбке. Клиентов, занимающих люксовые апартаменты, полагалось знать в лицо и, по возможности, обращайся на их родном языке.
— Добрый! — Женщина небрежно бросила на стойку пластиковую карточку — ключ от номера. — Меня не будет до завтра. Разберитесь пока с холодильником, а то орет как... — Мадам Савин на секунду задумалась, подбирая сравнение, но так и не нашла. — Номер четыреста двадцать.
Ее голос, визгливый, хрипловатый, никак не гармонировал с ухоженной внешностью.
— Да, мадам...
Портье важно кивнул, хотя из всей речи, перемежаемой надсадным кашлем, разобрал только слово «холодиль». Этого было достаточно.
Блондинка между тем уже двигалась к выходу.
Девушка в кресле встала, тряхнула многочисленными косичками и направилась ей наперерез.
— Ой, это вы, здравствуйте, я совсем не ожидала вас здесь увидеть...
Блондинка чуть замедлила шаг, смерила девушку надменным взглядом.
— В чем дело? Вы вообще кто?
— Мы вам так благодарны, так благодарны! И мама, и тетя Зоя! Если бы не вы, Миша никогда не поступил бы в Строгановское...
— Простите, милочка, тут какая-то ошибка.
Блондинка ступила в отсек стеклянной вертушки. Девушка не отставала.
— Но, Светлана Яковлевна...
— Вообще то я Елена Павловнa.
Они вышли на улицу. Блондинка подняла руку. От вереницы такси, ожидающих у входа, отделилась головная машина.
— Ой, вы так похожи на Светлану Яковлевну Троепольскую из Пушкинского музея!
— Не имею никакого отношения к Пушкинскому музею...
Водитель вышел из машины, распахнул перед пассажиркой дверку.
— Битте шён!
— Извините, ради бога, я, наверное, и в самом деле ошиблась...
— Ничего, бывает...
Со снисходительной улыбкой блондинка уселась в такси, что-то коротко и повелительно бросила шоферу. Машина тронулась.
Девушка посмотрела ей вслед и пошла в противоположную сторону...
Спустя минут десять на стойке администратора зазвонил телефон.
— Отель «Кемпински», к вашим услугам...
— Алло, это Элен Савин... — прозвучал в трубке знакомый визгливый голос, сменившийся кашлем.
— Момент, мадам Савин. — Портье нажал одну из кнопок на расположенным под стойкой пульте, — Та-дек! Это Вилли. Звонит русская дама из четыреста двадцатого, разберись, пожалуйста, что ей надо...
— У, пся крев, холера ясна!.. Ладно, давай!
— Переключаю... О, херр Шнойбель, добрый день...
— Вилли, это Тадек... Сейчас подойдет племянница этой русской, дай ей ключ от номера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Как только Лизавета вошла в дом, зазвонил телефон.
— Лиза, Павла арестовали. Вылетай срочно — беда у нас.
Большего от Тани добиться было невозможно, потому что она ревела не переставая и несла какой то нечленораздельный бред про растление малолетних, про растрату.
Весь следующий день Лизавета подробно собирала вещи, которых набралось не мало. Заказала билет в Штаты, последнее не составило труда, поскольку с визой у нее не было проблем. И все время регулярно говорила по телефону с мужем, ничем не выдавая своих намерений.
Вечером Лизавета позвонила но телефону, написанному на мятом клочке.
— Лара, я улетаю завтра. Как зовут твоего сына?
— Сима... Серафим. А это вы к чему? — встревожено спросила Лара.
— Завтра с утра поставь ему визу в посольстве США. Там все будут в курсе, а в три пополудни вези его в аэропорт. Будем лечить твоего шестикрылого. Но условие: нашему муженьку, горе-производителю, ни слова. Вот поправим парня, тогда и отчитаемся.
Молчание повисло банановой веткой. Лизавета не торопила, уж кто-кто, а она точно знала, что значит больное дитя и детская могила. Она знала, что ей скажет Лара, потому что, когда умирал в России ее сын, она молила о чуде и день и ночь, тогда Бог не услышал и забрал ее мальчика. И Лара сказала такое понятное для Лизаветы:
— Спасибо.
И не было в этом «спасибо» обычного восклицательного знака. Как будто какая-то неведомая сила объединила двух женщин, и это единение не нуждалось в словах. Был только сын, которого одна женщина мечтала спасти, а другая точно знала, что она это сделает.
* * *
— Пристегните ремни. — Стюардесса внимательно обходила пассажиров. Лизавета, никогда не увлекавшаяся алкоголем, достала «Джеймисон», купленный в аэропорту, прямо из горлышка отпила и протянула бутылку чудаковатому молодому мулату, сидевшему рядом.
— Спасибо, мне нельзя, — сказал парень.
— Скоро напьемся, ты у меня прозреешь, как старик Паниковский.
— А кто такой Паниковский? — спросил Серафим.
— Паниковский — это такой Гердт, но до этого ты будешь доходить всю оставшуюся жизнь. Я гарантирую тебе большой остаток, а главное, чтобы ты его увидел в полном объеме и ничего не проглядел.
«Пашка то, тоже мне, растлил там кого-то. Куда ему против моего...» — преступно-радостно мелькнуло в голове Лизаветы.
Серафим, заснув, уронил голову ей на плечо, и Ли завета замерла, боясь разбудить парня, ее мальчика, теперь ее.
Глава четырнадцатая
Свидание под липами — 2
(октябрь 1995, Берлин)
В шикарном вестибюле отеля «Кемпински» жизнь шла своим чередом. Кто-то приезжал, кто-то съезжал, кто-то кого-то встречал, провожал. За стойкой суетились администраторы, сновали носильщики и коридорные, швейцары в малиновых ливреях легким наклоном головы фиксировали каждого проходящего через стеклянные вертушки дверей. Поодиночке и небольшими группами люди прохаживались по вестибюлю, стояли возле лифтов, рассматривали витрины цветочного и галантерейного бутиков, изучали выставленную на газетном стенде печатную продукцию, сидели на расставленных повсюду диванчиках, за столиками мини-кафе. В кресле неподалеку от входа расположилась девушка в светлом пиджачке из модной среди молодежи конопли. Сидела она уже довольно продолжительное время — то погружалась в изучение солидной книги под названием «Очерки немецкого садоводства», то, устав от чтения, индифферентно разглядывала зал. Должно быть, кого-то ждала.
— Да, пупсик, уже лечу, обязательно дождись меня... — Крашеная блондинка слегка за тридцать, разодетая, как картинка из модного журнала, решительным шагом двигалась от лифтов к стойке администратора, прижав к уху складной мобильный телефон.
Девушка подняла голову, реагируя на русскую речь.
— Конечно, конечно. Но только до утра. Звонил мой Савин, завтра в двенадцать он будет в Шёнефельде, я обещала встретить... — Блондинка закашлялась. — Ничего, аллергия какая то прицепилась... Ну все, целую твой стойкий хвостик. Жди.
Она убрала телефон в сумочку.
— Добри день, мадам Савин...
Портье расплылся в улыбке. Клиентов, занимающих люксовые апартаменты, полагалось знать в лицо и, по возможности, обращайся на их родном языке.
— Добрый! — Женщина небрежно бросила на стойку пластиковую карточку — ключ от номера. — Меня не будет до завтра. Разберитесь пока с холодильником, а то орет как... — Мадам Савин на секунду задумалась, подбирая сравнение, но так и не нашла. — Номер четыреста двадцать.
Ее голос, визгливый, хрипловатый, никак не гармонировал с ухоженной внешностью.
— Да, мадам...
Портье важно кивнул, хотя из всей речи, перемежаемой надсадным кашлем, разобрал только слово «холодиль». Этого было достаточно.
Блондинка между тем уже двигалась к выходу.
Девушка в кресле встала, тряхнула многочисленными косичками и направилась ей наперерез.
— Ой, это вы, здравствуйте, я совсем не ожидала вас здесь увидеть...
Блондинка чуть замедлила шаг, смерила девушку надменным взглядом.
— В чем дело? Вы вообще кто?
— Мы вам так благодарны, так благодарны! И мама, и тетя Зоя! Если бы не вы, Миша никогда не поступил бы в Строгановское...
— Простите, милочка, тут какая-то ошибка.
Блондинка ступила в отсек стеклянной вертушки. Девушка не отставала.
— Но, Светлана Яковлевна...
— Вообще то я Елена Павловнa.
Они вышли на улицу. Блондинка подняла руку. От вереницы такси, ожидающих у входа, отделилась головная машина.
— Ой, вы так похожи на Светлану Яковлевну Троепольскую из Пушкинского музея!
— Не имею никакого отношения к Пушкинскому музею...
Водитель вышел из машины, распахнул перед пассажиркой дверку.
— Битте шён!
— Извините, ради бога, я, наверное, и в самом деле ошиблась...
— Ничего, бывает...
Со снисходительной улыбкой блондинка уселась в такси, что-то коротко и повелительно бросила шоферу. Машина тронулась.
Девушка посмотрела ей вслед и пошла в противоположную сторону...
Спустя минут десять на стойке администратора зазвонил телефон.
— Отель «Кемпински», к вашим услугам...
— Алло, это Элен Савин... — прозвучал в трубке знакомый визгливый голос, сменившийся кашлем.
— Момент, мадам Савин. — Портье нажал одну из кнопок на расположенным под стойкой пульте, — Та-дек! Это Вилли. Звонит русская дама из четыреста двадцатого, разберись, пожалуйста, что ей надо...
— У, пся крев, холера ясна!.. Ладно, давай!
— Переключаю... О, херр Шнойбель, добрый день...
— Вилли, это Тадек... Сейчас подойдет племянница этой русской, дай ей ключ от номера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92