Я ополоснула тарелки и подала ей, чтобы она положила их в посудомоечную машину.
Но она возвратила мне тарелки со словами:
— Ты их плохо помыла.
— Только ополоснула, — сказал я, — а мыть должна машина. Она потому и называется посудомоечной.
Отец метнул строгий взгляд в мою сторону. Я готова была бросить свой пост возле раковины, но осталась ради Джулии. Я была ее щитом.
Я представила себе, будто мы находимся в оккупированном Париже и мне предстояло отвлечь внимание домохозяйки, члена нацистской партии, от Джулии, еврейки, которую мы скрывали, пока ей не удастся сбежать. Я была ее единственным шансом на спасение. Но первыми сбежали мои родители — они скрылись в своей комнате, хотя не было еще и десяти часов.
А Джулия все томилась в ожидании, когда можно будет пойти к Генри и поговорить с ним. Но я знала, что бабушка не уйдет, пока мы здесь. И тогда я предложила Джулии прогуляться.
Выйдя на крыльцо, Джулия вздохнула:
— Выпить бы сейчас!
Я ответила, что знаю место, где это можно сделать.
— О'кей, — кивнула она, — но вряд ли твои родители будут в восторге, если я приглашу тебя в кабак.
— Конечно, — сказала я, — хотя это не кабак.
Я побежала назад, в дом, и попросила у Генри ключи от его машины, объяснив, что мы с Джулией едем пьянствовать и развлекаться с мужчинами.
Он молча показал на ключи, лежавшие на письменном столе.
Дождь кончился, и Джулия опустила брезентовый верх. Когда машина тронулась с места, у меня появилось чувство, будто мы приобщились к Великому Приключению Джулии и Джейн. Но тут я в взглянула на нее и увидела жесткие складки возле ее рта. Она достала из бардачка шифоновый шарф и накинула его на голову, дважды обернув затем вокруг шеи, как обычно делают кинозвезды. Я тщетно пыталась понять, как это у нее получилось, и решила, что непременно спрошу, когда у нее будет хорошее настроение.
В ресторане мы сели за свободный столик. Я вынула пачку сигарет, и Джулия попросила у меня закурить. При этом вид у нее был такой сконфуженный, словно она была виновата в том, что я начала курить раньше нее.
Когда она заказала бокал вина и уже потягивала его, я спросила, что же все-таки случилось.
— Я и сама хотела бы знать, — ответила она. — Вечеринка была просто классная.
По словам Джулии, там была вся ее семья и давние приятели. Однако Генри, похоже, никто не понравился. Возможно, ему была неприятна встреча с ее семьей.
— Моя семья не похожа на твою, — сказала она и добавила, что каждый член ее семьи хотя бы один раз разводился и на вечеринке присутствовали всевозможные сводные братья и сестры, мачехи и отчимы. Родители Джулии тоже разводились и снова вступили в брак, что напомнило мне, как Генри работал у Брауна, потом ушел от него, а потом вернулся снова.
— Они вечно на грани развода, после которого жаждут опять сойтись.
— У них что, всегда так было?
— Когда мама ушла от нас в первый раз, я была младше тебя, — сказала Джулия. — Мы только-только въехали в прекрасный дом в Коннектикуте. Там был бассейн, окрашенный в черный цвет, и фонари висели так, что деревья отражались в воде. Когда родители устраивали приемы, я наблюдала за происходящим из окна своей спальни. Казалось, будто гости плавают в подводном лесу.
— Звучит красиво, — заметила я.
— Магия.
Она бросила взгляд на мои сигареты и спросила, можно ли еще одну. Я кивнула:
— Бери!
— Мама ушла в сентябре. Отец по ночам забирался в бассейн и плескался в нем, даже когда уже наступили холода. Вода была усеяна листьями, но он прокладывал себе путь сквозь листву. Я стояла на краю, уговаривая его выйти. Когда он выходил, посреди бассейна оставалась чистая вода, и я видела в ней отражения голых веток.
Джулия немного успокоилась. Глаза ее были сухими, хотя она по-прежнему прикрывала их ладонью.
Казалось, ей не давала покоя мысль о родителях, а тут еще и Генри со своими выходками. Я пересказала ей все приятное, что говорил о ней мой брат, все комплименты, которые запомнила, и все замечания, которые можно было истолковать как комплименты. Затем перечислила все ее достоинства и умения.
— На самом деле все обстоит гораздо сложнее, — сказала она, и я подумала, что она расскажет, как все обстоит на самом деле.
Возможно, она это почувствовала, потому что продолжила:
— Иногда тебя любят и за твои слабости. То, что ты не можешь сделать, порой привлекательнее того, что можешь.
На секунду у меня возникла надежда на свой счет. Но любовь за слабости сама по себе казалась слабостью.
— По-моему, Генри тебя любит, — сказала я, но тут же поняла, что наверняка этого не знаю.
Она выглядела усталой.
Я поведала ей то, что видела своими глазами: с ней он вел себя иначе, чем с другими подругами, которых приводил домой. С ними он держался так, будто они оказались здесь случайно. Уже произнеся эти слова, я вспомнила, что он не сидел рядом с ней за десертом. Именно так он поступал со своими прежними подругами.
Джулия посмотрела мне в глаза.
— Он никогда не говорил, что любит меня.
Казалось, она хотела узнать, не слышала ли я от него этих слов, что обеспокоило меня еще больше.
— А ты когда-нибудь сама его об этом спрашивала? — осведомилась я и подивилась своему назидательному тону. Я вела себя так, будто что-то знала, хотя ровно ничего не знала, или же так, словно досконально изучила Генри и могу посоветовать ей, как с ним поступить.
Но ее лицо прояснилось, и она закивала, словно я угодила в самую точку.
Тогда я пошла на попятный и заговорила о том, что знала на самом деле. Рассказала о девушке, которую он привез как-то из Корнуэлла. На мой вопрос, является ли она его любовницей, он ответил: «Если даешь определение, значит, заранее все ограничиваешь рамками».
Джулия улыбнулась так, словно ей стало жаль эту девушку.
Казалось, сказанное мною убедило ее, что проблемы с Генри не являются слишком серьезными, но меня беспокоила мысль, что в действительности они вполне серьезны. Под конец я проронила:
— Если не повезет с Генри, у тебя есть еще Пепел.
Она усмехнулась и сказала, что Пепел уже несколько лет как умер.
— Ничего, — утешила я ее, — на свете есть много других лошадок.
* * *
Когда мы вернулись домой, свет горел только в гостиной, и Джулия шепнула:
— Я хочу поговорить с Генри.
— Желаю удачи, — ответила я, но тут же вошла бабушка, как будто она только нас и ждала.
И Джулия вынуждена была отправиться со мной в лишенный мужчин мир коек.
* * *
Я проснулась поздно. Бабушка уже уехала.
— Она не хотела тебя будить, — объяснила мама. — У нее в Филадельфии вечеринка, на которую она боится опоздать.
— Для нее тусовки — способ существования, — констатировала я.
Мама улыбнулась.
— Видела бы ты, какой хорошенькой она была в молодости.
Это заставило меня вспомнить бабушкины слова о том, что я тоже была бы хорошенькой, если бы постаралась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50