Особенно старался хорват из ЮНЕСКО.
Напор был такой, что «нейтральные» эксперты были просто ошарашены. Один из них, друг и сотрудник Джона Бернала, который очень тепло относился к СССР и меня поначалу чуть не обнимал — и то смутился и стал поминать Лысенко. Суть этой многослойной истории войны двух сообществ биологов в СССР знают на Западе (да и у нас) только в форме примитивного идеологического мифа. Излагать суть там было некогда, пришлось взять за основу этот миф и представить проблему в виде модели. Она сводилась к тому, что для СССР стало исторической необходимостью развитие всего научного фронта при недостатке средств. Значит, допускать конкуренцию двух больших сообществ на одном направлении было невозможно. Это породило методологическую задачу: как делать выбор между враждующими группами ученых при распределении средств? При том, что более или менее острая вражда научных школ из-за острой нехватки средств имела в СССР 30-х годов место практически на всех направлениях. Справилась ли с задачей советская научная система? Тот факт, что лишь в одной из полутора сотен больших областей науки возник конфликт типа «дела Лысенко», позволяет признать эффективным выработанный в научной политике СССР подход к разрешению конфликтов и согласованию усилий17. Вот такую «теорему» я изложил, и никто не возразил.
Когда начался жесткий обмен утверждениями именно по сути темы конференции, но в связи с опытом СССР, индийцы, не имевшие права выступления, очень разволновались. В каждом перерыве они подходили ко мне и просили обязательно высказываться по всем существенным вопросам, не отступать . Именно такой термин применили — не отступать. «Вы же видите, — говорили они — как империалисты хотят отвлечь нас от большой науки. Поэтому они опыт СССР так ненавидят»18.
На третий день я рассказал об опыте создания в 20-30-е годы Академии наук Монголии — даже при очень малых средствах она послужила важным «окном в мировую науку», а потом и костяком небольшой, но жизнеспособной национальной науки. Историю эту я знал, в 1931 г. в Монголии работал мой отец, а потом и дядя, специалист по экономике кочевого хозяйства. У меня был аспирант-монгол, изложивший этот опыт в своей диссертации, а сам я какое-то время был консультантом АН МНР по проблемам организации науки, много беседовал с руководителями их Академии.
Насколько необычен опыт создания базы для фундаментальной науки в условиях Монголии того времени, говорит уже тот факт, что там практически на было грамотных людей, и посланные туда советские ученые вместе с руководством страны пошли на то, чтобы заполнить штаты институтов Академии наук буддийскими монахами, ламами. Когда я был в Монголии в 1978 г., я познакомился с этими уже пожилыми людьми, ставшими видными учеными — и математиками, и биологами, и гуманитариями.
Когда я изложил этот опыт как почти чистую модель, меня активно поддержал седой индийский историк. Стал задавать очень помогающие мне вопросы, развивать мысль. Но ему не дали кончить, его оборвали с небывалой для научного уклада грубостью. А для Индии, думаю, это вообще была немыслимая вещь — так обойтись со старым и почтенным человеком. Сам он был просто в изумлении.
Зато он со мной подружился и потом прислал мне в Москву свою книгу, которая мне очень помогла в жизни — о том, как в Индии развивалась под эгидой централизованного государства эффективная «рыночная экономика» в масштабах субконтинента. Так сказать, национальный капитализм незападного типа. И как английские колонизаторы первым делом целенаправленно уничтожили структуры этого национального капитализма, искусственно вернув Индию к феодальной раздробленности и архаическому хозяйству. Я эту книгу все время держал в уме, слушая Горбачева и Гавриила Попова — о том, как Запад нам поможет построить современную рыночную экономику.
В последний день каждый делегат мог сделать большое выступление по итогам обсуждения. Доклад в первый день я делал в чисто позитивном ключе, как изложение советской доктрины, без полемики. А теперь, после такой агрессии, я пошел на прямое сравнение двух доктрин. Чтобы выразиться точнее, со всеми нюансами и акцентами, я стал говорить не по-английски, в котором мои познания позволяли выражать лишь «простые истины», а по-испански. Попросил переводить эксперта из Венесуэлы, директора (и, поговаривали, владельца) большого исследовательского центра в области нефтедобычи и переработки. Я ему как-то переводил его лекцию в Москве — теперь, говорю, отдавайте долг. Не хотелось ему ввязываться, но делать нечего, перевел все точно, так что я выглядел как настоящий советский делегат, с переводчиком.
Венгр перед моим выступлением предусмотрительно вышел — «я не я, и она не моя». Злились посланцы мировой цивилизации сильно. Я потом спросил сотрудницу из Института востоковедения, что же она ни слова не сказала, хотя бы нейтрального? Все-таки психологически было бы полегче. «Я испугалась, — ответила она. — Никогда в жизни не видела такой злобы, куда уж было соваться».
Я тогда подумал, как нелегко было работать нашим дипломатам на Западе — тем, кто не вилял. Ни Марчук, ни Овчинников не поехали — мудро поступили тогда. А если кто из начальства ездил на подобные конференции, то, похоже, никакого конфликта уже не и возникало — зачитают свои обтекаемые доклады, похвалят ленинскую политику, а потом делают вид, что не замечают сути докладов и реплик из «команды Голдсмита». А то стали уже браться обстряпать и такие неблаговидные дела, которые без согласия советской делегации никакого шанса пройти в международных организациях не имели. Существенной части советских начальников тоже понадобились стипендии — для сына или дочки.
Так шла к тяжелому для СССР исходу холодная война.
Глава 4. Уравнительный принцип и советская уравниловка
Чуть ли не главным принципом, который надо было сломать в советском человеке, чтобы подорвать легитимность советского жизнеустройства и совершить «перестройку», была идея равенства людей.
Эта идея, лежащая в самой основе христианства, стала в СССР объектом «официально предписанной» фальсификации задолго до 1985 года — как только престарелого генерального секретаря КПСС Л.И.Брежнева окружила интеллектуальная бригада «новой волны». Одна из первых песен, которые запел идеолог КПСС А.Н.Яковлев, была о «поpожденной нашей системой антиценности — пpимитивнейшей идее уpавнительства». Идея равенства была представлена в виде уравниловки , из которой создали такое пугало, что человек, услышав это слово, терял дар мышления. Избивая это изобретенное идеологами чучело, на деле разрушали важный духовный стержень.
Вот депутат Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282