На террасе «Кафе дю Дом» со мной здоровается Феликс, издатель – удивительно похожий на Эррио, – при этом очень дружески:
– ?a va toujours? Как дела?
– Mersi. Что случилось, нет ни одного места?
– Я сейчас освобожу столик. Attendez, vous allez voir…
– Выбросьте вон того старика. Он будет вам только благодарен за отсрочку от геморроя…
Вечером я предпринимаю рейд по неизведанной местности. Мне нравится пробираться совсем незнакомыми улочками, заглядывать в подворотни чужих домов и представлять себе жизнь здешних обитателей.
Во время прогулки я случайно выхожу на рю Тольбиак.
Издали я вижу церковь Святой Анны, в которой мы слушали рождественскую мессу. Я сворачиваю на рю Бобийо и иду к площади Италии. Все люди проходят здесь торопливо. Только больные передвигаются медленно. Апаши с красными шарфами и в спортивных шапочках ведут под руки элегантных аппетитных дам. В этом городе по внешности нельзя судить, кто перед вами и чем он занимается. А в случае с женщинами и подавно. Это подлинная культура.
Если я не ошибаюсь, там впереди идет быстрым, деловым шагом… Анн-Клер. Да, это она. Я догоняю ее и хватаю сзади за руку.
Она вскрикивает.
– Ты меня так напугал. Как ты очутился в этом районе?
Она выглядит смущенной.
– Я здесь гулял.
– Ты шпионил за мной?
– Зачем ты так, говоришь?
– Не хочу, чтобы ты меня унижал.
– Я провожу тебя.
– Нет, нет, ничего не получится. Нас могут увидеть. У нас гости. Который сейчас может быть час? Я жутко спешу.
Она говорит подозрительно быстро. Почему она говорит так быстро?
– Ты не рада, что мы встретились?
– Конечно, глупенький. Mais oui. Проводи меня.
– Перед этим ты сказала, что я не должен провожать тебя.
– Ничего. Может быть, нас не увидят.
– Но если это тебе неприятно…
– Да идем же. Лучше, если ты пойдешь со мной, иначе Бог знает что подумаешь.
Я провожаю ее до улицы Пяти Алмазов, там она оглядывается и украдкой целует меня.
– Servus. Завтра в полдень перед бюро!
Я смотрю ей вслед, она исчезает в дверях дома. В последний момент она еще дружески кивает мне.
Она так странно вела себя. Разумеется, она не обязана быть всегда в хорошем настроении. Но все же…
Я хочу закурить сигарету. Спичек, оказывается, нет. Дальше наверху есть киоск. Я куплю спички. Кроме меня здесь уже два клиента, придется подождать. Наконец я получаю свои спички. Прикуриваю сигарету и возвращаюсь на улицу Пяти Алмазов. А дальше внизу я вижу, как Анн-Клер, которая со мной перед этим распрощалась, снова выходит из дому.
Она осторожно озирается и переходит на другую сторону улицы. Куда она направляется? Что-нибудь срочно дозакупить? Но ведь у них есть горничная.
Она снова осторожно оглядывает улицу, на которой мы простились. Сердце у меня стучит как сумасшедшее.
Что это значит? Она шпионит за мной?
Я осторожно иду за ней и слежу, чтобы не попасться ей на глаза. Она ни разу не оборачивается. Лишь на углу снова высматривает обстановку – хочет удостовериться, что я уже ушел.
Зачем?
Вот она пересекает площадь Поля Верлена и снова сворачивает в одну из улочек. Здесь она идет уже быстрее и увереннее. Я осмотрительно иду за ней в соответствующем отдалении, по другой стороне улицы. Неожиданно ее проглатывает какая-то дверь.
Я читаю название улочки: переулок Луговых Мельниц.
Дохожу до двери: это гостиница. Отель «Виктория». Сюда она вошла.
Боль охватывает меня так внезапно, что я боюсь здесь же, на месте, рухнуть на тротуар! Анн-Клер!.. Анн-Клер…
Сомнений нет, она пришла к кому-то… Возможно, к своему любовнику… Определенно. К кому еще она могла бы прийти? К подружке? Тогда почему она так опасливо озиралась? Кроме того, она всегда говорила, что в Париже у нее нет ни одной подруги.
Я стою перед дверью разбитый и оцепенелый.
Это очень больно.
Может быть, она скоро сойдет вниз. Она навещала подругу. По-другому быть просто не может. Но отчего она вышла из дому сразу, как только мы простились, и зачем она высматривала меня? Почему она тайно навещает свою подругу? Да она же сказала, что сама ждет гостей. В таких случаях не уходят из дома.
Где она может сейчас быть? За каким из множества окон?
Здесь живет ее возлюбленный. Ее хахаль живет здесь. Сейчас он ее обнимает… держит в объятиях, прижимает гибкое тело девушки к себе, и я не в силах этому помешать.
Я совсем не знаю, сколько времени стою перед входом в гостиницу и чего я, собственно, жду. Она не вернется. А если бы вернулась? Она тут же стала бы мне втолковывать, что я не прав. Иногда, правда, за простейшими событиями видятся призраки. Нет, нет. Здесь все не так просто. Девяносто процентов обманутых мужей никогда не могли бы представить, что жена… В театре, в кино неверная жена – тысячу раз обыгранный персонаж. Никто не удивляется тому, что так бывает. Но каждый муж считает себя исключением. Он твердо убежден в том, что его жена или подруга по кривой дорожке не пойдет. Тогда где же эти неверные жены? Повсюду. Я тоже никогда не подумал бы, что Анн-Клер… Чего же я жду здесь? Я только унижаю себя, если после всего еще жду ее, еще привязан к ней, еще хочу услышать, как она новой ложью будет мне втирать очки. Она всегда лгала. Не забудем это: всегда. Нужно по-мужски поставить точку на всей этой авантюре. Если бы я мог стереть из моей памяти все, что имело к ней какое-нибудь отношение, если бы удалось никогда больше не вспоминать о ней. Я принял решение.
В первой попавшейся бумажной лавке я покупаю почтовую бумагу и конверт. Карандашом я царапаю несколько слов: «Я видел тебя – после того, как мы расстались». Конверт надписывается, я иду обратно на улицу Пяти Алмазов. Домовладелец передаст ей письмо. Я смотрю наверх, на окна ее дома. Всюду темно. Нет ни одного огня, балконная комната тоже темна. Значит, ни одного слова правды не было в болтовне о гостях. А своим домашним она так же солгала, как и мне. Она использовала обстоятельство, родители, видимо, уехали. Ну и смотрят же они потрясающе за своей единственной доченькой! Она может отсутствовать столько, сколько захочет. Один раз у меня, один раз у любовника. Она не должна отчитываться в том, где она проводит время после работы? Тоже мне прекрасные парижские нравы. Греховный Вавилон! «Я дам горничной пять франков, и она не скажет, когда я пришла домой. У моей комнаты отдельный вход». Ну и милая семейка, должно быть! Так, это письмо я отдаю домовладельцу, и точка. Finis coronat opus. Каково начало, таков и конец. Как я познакомился с ней? Она мне улыбалась. Конечно, я был не первый, кому она улыбалась.
Уличное знакомство. Вот так!
Грязная история! Лишь бы мне счастливо отделаться. Это был серьезный урок. Лучше одиночество, лучше нищета, лучше тысяча мук. Все бабы – канальи; некоторые особенно изощренны, но абсолютно ничем внешне это не выдают – в этом вся разница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75