«В любом случае, плохой рекламы не бывает», – заключила я, безрадостно усмехнувшись.
На самом деле моя жизнь превратилась в кошмар. Я очень переживала. Мало того, что я видела Джо с другой, и страдала от разницы во времени – на меня навалилась бессонница. В одну из ночей, проворочавшись до трех часов с открытыми глазами, я включила радио на прикроватном столике и услышала знакомый голос:
– Это полное девьмо! – спорила Мелинда с одним из тех ненормальных, что звонят на радио по ночам. – Все только и твевдят что о дельфинах! – возмущалась она. – Но никто не подумал о тунце!
– О тунце? – оторопел звонивший.
– Их же едят, потому что они несимпатичные. У них рот до ушей и лоб покатый. Но кого это волнует? – воскликнула она.
Я застонала и зарылась лицом в подушку. Через несколько минут развернулась новая дискуссия – о специальных дверях для инвалидов в лондонских автобусах.
– Какой бвед, зачем устваивать в каждом автобусе вход для инвалидов? – вопрошала она.
– Как это зачем? – изумился собеседник.
– Ведь инвалиды не ездят на автобусах! Даже вебенок знает. Скажите, когда в последний ваз вы видели инвалида, входящего в автобус?
Боже, она грубит звонящим! Невероятно. Чуть что не по ней, сыплет оскорблениями!
– Дай отдых своим голосовым связкам! – огрызнулась она на Кевина из Форест-Хилла. – Заткни вот, недоумок! – досталось Биллу из Бекенхэма.
«Слава богу, в такое время нас почти никто не слушает», – подумала я, погружаясь в сон. Никто, кроме нескольких тысяч полуночников, психов и возвращающихся с рейв-пати деток под кайфом.
Следующие несколько дней прошли в томительном ожидании: выдвинут ли «Голодающие Камеруна» обвинения против мамы? Другие благотворительные организации получили доступ к ее банковскому счету, чтобы проверить, не «перераспределяла» ли она и их средства. Будущее не сулило ничего утешительного. К тому же Пердита выглядела так, словно вот-вот лопнет. Ее раздувшийся живот болтался из стороны в сторону, как мешок; она едва могла передвигаться. Мы устроили ей гнездо под лестницей, выложив большую картонную коробку кухонными полотенцами. Прошло два дня, три, а котята все не появлялись. Напряжение стало невыносимым. На четвертый день, вернувшись с работы, я застала Эмбер в истерике.
– Кажется, у нее начались схватки! – стонала кузина.
Пердита вопила так, что уши закладывало. Она вся извертелась, боялась оставаться одна, оглушительно мяукала и таращилась на нас. Такого мы не ожидали.
– Лори уверял, что она спрячется и спокойно родит.
– Нет. Я только что ему позвонила, – ответила Эмбер. – Он сказал, что Пердите нужна помощь. Молодые самки иногда начинают нервничать.
Мы сели и стали ее наглаживать. Сидеть нам пришлось долго. И вой становился все громче.
– Как ты думаешь, скоро все закончится? – спросила Эмбер.
– Полагаю, часа через два.
Чтобы убить время, мы таращились в переносной телевизор и ждали. Посмотрели «Голубого Питера», шестичасовые новости, переключились на «Улицу Коронации» и досмотрели до конца. За этим последовал «Бруксайд» и прямой эфир национальной лотереи. Котят все не было. Прошли девятичасовые новости, «Секретные материалы», но ничего не происходило. Когда по экрану побежали титры ночных новостей, у Пердиты начались мощные схватки. То она лежала безмятежно, то корчилась в конвульсиях, а в перерывах урчала, как газонокосилка, чем несказанно нас удивила.
К полуночи схватки участились. Судороги раздирали пасть несчастного животного, исторгая из нее безмолвный стон. Было страшно наблюдать, как силы природы неумолимо делают свое. Стоило нам с Эмбер пошевелиться, как Пердиту охватывала паника, и она начинала вопить. К двум часам ночи кошка вконец вымоталась и легла на бок, тяжело дыша и вывалив розовый язычок.
– Она уже полумертвая, а ведь ей еще рожать, – в отчаянии произнесла Эмбер.
– Может, поймать какую-нибудь музыку? – предложила я и щелкнула выключателем.
По радио вещала Мелинда. Послушав минутку, мы оцепенели. Если раньше главным ее пороком была некомпетентность, то теперь она прямым текстом посылала слушателей: «Вешай твубку занудный ставый певдун!.. Заткни пасть!.. Кончай мямлить, импотент несчастный!.. Отсохни, ставикан!»
– Почему она так грубит? – ужаснулась Эмбер.
– Наверное, ненавидит работать в ночную смену, – предположила я. – Злится, что больше не ведет «События», и вымещает злобу на слушателях.
– На нее могут пожаловаться в Комиссию стандартов радиовещания, – сказала Эмбер.
«А сейчас векламная пауза», – произнесла Мелинда.
Ландшафтное садоводство – это искусство. Позвоните в компанию «Сад и огород». У нас работают опытные специалисты...
Я выключила радио. Было уже три часа ночи, а Пердита так и не родила. И вдруг мы кое-что увидели. Появился маленький пузырик, потом что-то белое, и на газету выскользнуло крохотное, влажное, пушистое существо, напоминающее утонувшего мышонка. Пердита быстро повернулась, раскусила оболочку и начала облизывать новорожденного котенка шершавым язычком.
– Это был трехцветный кот из квартиры 31, – убежденно произнесла я, увидев тигровые полоски.
– Слава богу, не рыжий, – с улыбкой облегчения проговорила Эмбер. Котенок вытянул передние лапы – они были не больше бумажных скрепок – и вслепую стал нащупывать дорогу.
– Ой! – вскрикнула Эмбер, когда котенок нашел сосок и стал пить молоко.
Пердита урчала и мяукала, потом ее снова пронзила судорога, и, через несколько минут, появился еще один котенок, тоже в мешочке. Пердита энергично его облизала, и он тоже присосался к ее животу.
– Близняшки! – воскликнула я. И тут мы услышали странный хруст.
– Ой, смотри! – восторгалась Эмбер. – Она съедает послед! Правда здорово, Минти?
– Не знаю, – поежившись, произнесла я.
– Мудрость матери-природы, – проворковала Эмбер, глядя, как Пердита хрумкает плацентой. – Там полно витаминов.
Поразительно: как Эмбер, испытывающая глубокое отвращение к человеческим родам, может с таким восторгом принимать роды у кошки? Котята попискивали, как игрушечные крысы, а Пердита вылизывала сморщенные тельца и нежно похлопывала их передними лапами, чтобы они ели. И все урчала и урчала. Потом ее тело снова напряглось.
– Три! – закричали мы через две минуты.
– Тройняшек ей не осилить, – сказала Эмбер. – Придется помочь.
Через двадцать минут все вроде бы закончилось. У живота Пердиты слепо толклись три мокрых котенка, будто плыли брассом сквозь ее мех. Только мы собрались накрыть коробку одеялом, чтобы им было уютно, темно и спокойно, как началось копошение. Пердиту снова пронзил спазм, и появился четвертый котенок. Он был не похож на других – черный и щуплый. И как-то странно двигался. Крошечные лапки лихорадочно дергались, голова заваливалась на бок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115