— спросила его Тоня, до конца не понимая, что Элины больше нет. С чего бы вдруг? Нормальная здоровая женщина. Она никогда не жаловалась на сердце или там на что-нибудь еще.
— Как раз наоборот, она умерла вследствие чьих-то насильственных действий.
Он рассказывал ей о происшествии, словно втихомолку потешался над Тониной наивностью. Ведь она верила всему, что он ей говорил.
— Квартиру ограбили, хотя я, признаться, думал, что все ценное Элина успела снести в ломбард…
Теперь Тоня могла бы спросить Михаила, а не замаскировали ли ее убийство под нечаянное? Якобы грабители пришли, а хозяйка случайно оказалась в квартире. Нет, пожалуй, она побоялась бы так сказать.
Даже потом, когда Тоня была на похоронах и видела Элину лежащей в гробу, она все не могла поверить, что это правда. Пусть они и были не слишком близки, но это для Тони была первая смерть знакомого человека, с которой она столкнулась так близко.
Воспоминание о лежащей в гробу Элине не способствовало укреплению ее и без того расшатанной психики.
Теперь Тоня почти перестала спать. Лежала в постели рядом с Михаилом и только притворялась спящей. Старательно дышала, как спящая, если он вдруг поворачивался во сне, а когда муж привычно затихал, начинал ровно дышать, расслаблялась, не переставая думать — что же ей делать?
В один прекрасный день она не выдержала. Зашла в агентство недвижимости и сказала, что хочет продать квартиру, завещанную ей покойной бабушкой. А поскольку просила она за нее совсем мало, как потом поняла, то и риелторы заторопились. Оформили ей продажу в момент, и на другой день она уже получила деньги…
Десять месяцев жизни в поселке Раздольном привели ее нервы в полный порядок, и Тоня с каждым днем все реже думала о том, что она когда-нибудь вернется в свой родной город.
То есть, возможно, когда-нибудь она затоскует по цивилизации, как Тоня называла свою прежнюю жизнь со всеми удобствами. Но если дело только в удобствах, то в своем доме она сможет иметь все, для этого просто нужны деньги.
Если уж на то пошло, Тоня никогда не ставила перед собой задачу заработать побольше, но теперь для улучшения качества жизни можно было и постараться. Оформить наконец зал в ресторане Димы. Он обещал хорошо заплатить…
Чем еще отличалась ее жизнь в поселке от той ее прошлой жизни?
Раньше у нее, например, никогда не было резиновых сапог. В Раздольном она впервые их надела. Да только потому, что прежде в резиновых сапогах не было нужды. Она и по улицам просто так подолгу редко ходила, не то что по горам.
Если было время у соседки Маши, она сопровождала Тоню. И заодно рассказывала о пользе трав, которые им встречались. Показывала, где растут грибы. Между прочим, свои заветные места. Они, оказывается, были у всех посельчан.
Но чаще Тоне приходилось путешествовать и самой. Тогда она брала с собой Джека. Однажды она этого не сделала, заблудилась и почти дотемна бродила по горным тропинкам, пока наконец случайно не спустилась к шоссе.
И теплого платка у нее прежде не было. Правда, серый пуховый, какой был у всех женщин Раздольного, она покупать не стала. Нашла себе цветной, почти модный, и носила его наподобие банданы. Все же совсем сливаться с массами отчего-то не хотелось.
Собственно, эта непохожесть была ее сутью. Она и живя в большом городе выделялась из толпы знакомых женщин своим внешним видом. Вроде и носила то же, что и они, но с каким-то особым шиком. С какими-то деталями, которые она не ленилась изобретать.
Правда, в городе женщины это не без зависти отмечали, но и только, а в Раздольном ее копировали. Останавливали на улице, спрашивали:
— Антонина Сергеевна, где вы такое купили?
— В районе, — отвечала она честно.
Или:
— Представляете, случайно в секонд-хэнде наткнулась.
При этом не чуралась пойти к заинтересованной женщине домой и вместе с той покопаться у нее в гардеробе, посоветовать, как лучше носить то или другое. То ушить, это переделать.
Так и превратилась потихоньку в поселкового модельера.
Что-то она сегодня сама перед собой расхвасталась. Наверное, чтобы заглушить странную тревогу, которая с утра не давала ей покоя. Ее интуиция, столько дней молчавшая, вдруг подняла голову. Неужели вокруг Тони опять творилось нечто необъяснимое?
Казалось бы, чего ей бояться? Мишка вряд ли найдет ее здесь, ему и в голову не придет, что она так удачно спряталась. Тогда, кроме него, кто бы стал за ней следить или проникать в ее отсутствие в дом? Не хотелось бы опять испытать на себе влияние проснувшихся от страха фобий.
А вот что делать здесь Надежде? Смешно сказать, если она решила прятаться от американской полиции. Тоне трудно судить, как она работает. Но если у отечественной милиции своих «глухарей» хватает, то станут ли они разыскивать женщину, которая в чем-то там подозревается американцами? Да и подозревается ли?
Неизвестно, проснулся ли ее муж после такой лошадиной дозы снотворного. Наверное, это ее преступление вполне может остаться безнаказанным. Ведь в Раздольном Надя может проживать даже не прописываясь…
Только вот непонятно, почему Тоня с некоторого времени стала проводить параллель между собой и Надей. Одна уже совершила преступление, а другая — еще нет? А что, собирается? Или теперь они будут вместе бояться?
И потом, одно дело — Тоню бы стал искать муж, и совсем другое Надежду — законники. Например, Интерпол… Конечно, Интерполу больше делать нечего! Надеждину злую волю еще доказать нужно.
А как раньше все у Нади было хорошо. Пока она не надумала ехать в другую страну процветать. Хотела доказать своему бывшему мужу, что он сделал большую ошибку, изменив ей однажды?
Тоня помнила то время, когда Надежда, такая неуверенная в себе, вдруг сказала ей как-то:
— Вот бы и мне выйти замуж за иностранца, да только кто меня возьмет?
Тоня тогда в сердцах произнесла:
— Опять?!
Сколько времени они дружили, столько Тоне приходилось опровергать заявления Нади, что она не заслуживает любви.
Будто бы с детства она была гадким утенком.
Родная мать, случалось, прижимала ее к себе и говорила нараспев:
— Бедная ты моя, бедная! Кто же тебя такую серенькую замуж-то возьмет?
Тоня уже не первый раз сталкивалась с подобными случаями. Даже стала подумывать, а не написать ли ей брошюру «Как не надо воспитывать дочерей». Но потом поняла, что для этого у нее не хватает ни знаний, ни тяги к такой наукообразной работе.
Зато теперь Надя взяла все, что недобрала в детстве и юности. Она позволила себе распорядиться не только собственной жизнью, но и жизнью своего мужа. В ней пробудилась какая-то не знакомая никому, решительная и даже грубоватая женщина, с жаждой мести и желанием во что бы то ни стало добиться своей цели, пусть даже ценой жизни другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Как раз наоборот, она умерла вследствие чьих-то насильственных действий.
Он рассказывал ей о происшествии, словно втихомолку потешался над Тониной наивностью. Ведь она верила всему, что он ей говорил.
— Квартиру ограбили, хотя я, признаться, думал, что все ценное Элина успела снести в ломбард…
Теперь Тоня могла бы спросить Михаила, а не замаскировали ли ее убийство под нечаянное? Якобы грабители пришли, а хозяйка случайно оказалась в квартире. Нет, пожалуй, она побоялась бы так сказать.
Даже потом, когда Тоня была на похоронах и видела Элину лежащей в гробу, она все не могла поверить, что это правда. Пусть они и были не слишком близки, но это для Тони была первая смерть знакомого человека, с которой она столкнулась так близко.
Воспоминание о лежащей в гробу Элине не способствовало укреплению ее и без того расшатанной психики.
Теперь Тоня почти перестала спать. Лежала в постели рядом с Михаилом и только притворялась спящей. Старательно дышала, как спящая, если он вдруг поворачивался во сне, а когда муж привычно затихал, начинал ровно дышать, расслаблялась, не переставая думать — что же ей делать?
В один прекрасный день она не выдержала. Зашла в агентство недвижимости и сказала, что хочет продать квартиру, завещанную ей покойной бабушкой. А поскольку просила она за нее совсем мало, как потом поняла, то и риелторы заторопились. Оформили ей продажу в момент, и на другой день она уже получила деньги…
Десять месяцев жизни в поселке Раздольном привели ее нервы в полный порядок, и Тоня с каждым днем все реже думала о том, что она когда-нибудь вернется в свой родной город.
То есть, возможно, когда-нибудь она затоскует по цивилизации, как Тоня называла свою прежнюю жизнь со всеми удобствами. Но если дело только в удобствах, то в своем доме она сможет иметь все, для этого просто нужны деньги.
Если уж на то пошло, Тоня никогда не ставила перед собой задачу заработать побольше, но теперь для улучшения качества жизни можно было и постараться. Оформить наконец зал в ресторане Димы. Он обещал хорошо заплатить…
Чем еще отличалась ее жизнь в поселке от той ее прошлой жизни?
Раньше у нее, например, никогда не было резиновых сапог. В Раздольном она впервые их надела. Да только потому, что прежде в резиновых сапогах не было нужды. Она и по улицам просто так подолгу редко ходила, не то что по горам.
Если было время у соседки Маши, она сопровождала Тоню. И заодно рассказывала о пользе трав, которые им встречались. Показывала, где растут грибы. Между прочим, свои заветные места. Они, оказывается, были у всех посельчан.
Но чаще Тоне приходилось путешествовать и самой. Тогда она брала с собой Джека. Однажды она этого не сделала, заблудилась и почти дотемна бродила по горным тропинкам, пока наконец случайно не спустилась к шоссе.
И теплого платка у нее прежде не было. Правда, серый пуховый, какой был у всех женщин Раздольного, она покупать не стала. Нашла себе цветной, почти модный, и носила его наподобие банданы. Все же совсем сливаться с массами отчего-то не хотелось.
Собственно, эта непохожесть была ее сутью. Она и живя в большом городе выделялась из толпы знакомых женщин своим внешним видом. Вроде и носила то же, что и они, но с каким-то особым шиком. С какими-то деталями, которые она не ленилась изобретать.
Правда, в городе женщины это не без зависти отмечали, но и только, а в Раздольном ее копировали. Останавливали на улице, спрашивали:
— Антонина Сергеевна, где вы такое купили?
— В районе, — отвечала она честно.
Или:
— Представляете, случайно в секонд-хэнде наткнулась.
При этом не чуралась пойти к заинтересованной женщине домой и вместе с той покопаться у нее в гардеробе, посоветовать, как лучше носить то или другое. То ушить, это переделать.
Так и превратилась потихоньку в поселкового модельера.
Что-то она сегодня сама перед собой расхвасталась. Наверное, чтобы заглушить странную тревогу, которая с утра не давала ей покоя. Ее интуиция, столько дней молчавшая, вдруг подняла голову. Неужели вокруг Тони опять творилось нечто необъяснимое?
Казалось бы, чего ей бояться? Мишка вряд ли найдет ее здесь, ему и в голову не придет, что она так удачно спряталась. Тогда, кроме него, кто бы стал за ней следить или проникать в ее отсутствие в дом? Не хотелось бы опять испытать на себе влияние проснувшихся от страха фобий.
А вот что делать здесь Надежде? Смешно сказать, если она решила прятаться от американской полиции. Тоне трудно судить, как она работает. Но если у отечественной милиции своих «глухарей» хватает, то станут ли они разыскивать женщину, которая в чем-то там подозревается американцами? Да и подозревается ли?
Неизвестно, проснулся ли ее муж после такой лошадиной дозы снотворного. Наверное, это ее преступление вполне может остаться безнаказанным. Ведь в Раздольном Надя может проживать даже не прописываясь…
Только вот непонятно, почему Тоня с некоторого времени стала проводить параллель между собой и Надей. Одна уже совершила преступление, а другая — еще нет? А что, собирается? Или теперь они будут вместе бояться?
И потом, одно дело — Тоню бы стал искать муж, и совсем другое Надежду — законники. Например, Интерпол… Конечно, Интерполу больше делать нечего! Надеждину злую волю еще доказать нужно.
А как раньше все у Нади было хорошо. Пока она не надумала ехать в другую страну процветать. Хотела доказать своему бывшему мужу, что он сделал большую ошибку, изменив ей однажды?
Тоня помнила то время, когда Надежда, такая неуверенная в себе, вдруг сказала ей как-то:
— Вот бы и мне выйти замуж за иностранца, да только кто меня возьмет?
Тоня тогда в сердцах произнесла:
— Опять?!
Сколько времени они дружили, столько Тоне приходилось опровергать заявления Нади, что она не заслуживает любви.
Будто бы с детства она была гадким утенком.
Родная мать, случалось, прижимала ее к себе и говорила нараспев:
— Бедная ты моя, бедная! Кто же тебя такую серенькую замуж-то возьмет?
Тоня уже не первый раз сталкивалась с подобными случаями. Даже стала подумывать, а не написать ли ей брошюру «Как не надо воспитывать дочерей». Но потом поняла, что для этого у нее не хватает ни знаний, ни тяги к такой наукообразной работе.
Зато теперь Надя взяла все, что недобрала в детстве и юности. Она позволила себе распорядиться не только собственной жизнью, но и жизнью своего мужа. В ней пробудилась какая-то не знакомая никому, решительная и даже грубоватая женщина, с жаждой мести и желанием во что бы то ни стало добиться своей цели, пусть даже ценой жизни другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63