Только так ты можешь отвести от нее опасность.
– Обещаю, – ответил Отто. Однако глубоко внутри себя он сознавал, что не потянет.
Отто принял решение эмигрировать в Америку в 1845 году, потому что в Германии такому, как он, не было места. Так по крайней мере он объяснял это всем.
Дело в том, что в Германии, еще со времен Французской революции, так никогда спокойно и не было. Ходили постоянные слухи о надвигающейся войне, и это пугало Отто до смерти. Он боялся выходить из дома, боялся ходить на работу и возвращаться домой. Он покинул свою родину, и вот теперь, к его ужасу, здесь назревает то же самое.
Внезапно Отто почувствовал огромную усталость. Он шел по короткому коридорчику к спальне, и предупреждение Патрика звенело в его ушах, как погребальный колокол.
Тихо открыв дверь, он проскользнул внутрь. На постель, где лежала Эльке, падал лунный свет, превращая ее золотистые волосы в мерцающее серебро.
«Боже, как она прекрасна», – подумал Отто.
Его вдруг потрясла мысль, что с такой вот красотой он ложится в постель каждую ночь уже много лет подряд. Этого не может быть. Это невероятно!
Вообще-то Отто и не предполагал, что когда-нибудь женится. Но с появлением Эльке его жизнь изменилась, она заполнила собой весь его мир.
До встречи с ней плотские радости его особо не занимали. Кругом было много мужчин, поступками которых руководила не большая голова на плечах, а маленькая в штанах. К таким мужчинам он обычно испытывал жалость. Теперь уже Отто давно так не думал. Его маленькая головка то и дело властно заявляла о себе. Вот и сейчас он не мог дождаться, когда окажется в постели.
– Ich liebe dich, – прошептал он ей на ухо.
– Ну зачем ты опять по-немецки? Не надо, – пробормотала Эльке сквозь сон.
– Я очень тебя люблю, Эльке. Позволь мне войти в тебя сейчас. – Отто тесно прижался к ней.
Эльке, разумеется, и не думала спать – просто притворялась, потому что не хотелось разговаривать. Но ей следовало бы помнить, что после такого количества шнапса не разговорами он будет с ней заниматься.
«Черт бы его побрал, – выругалась она про себя, почувствовав на себе его тяжесть. – Черт бы побрал всех мужчин за их бесчувственность!»
– Только не сегодня, Отто. Прошу тебя, – прошептала Эльке. – Я действительно очень устала.
– Ну не так уж и устала, чтобы не позволить себе маленькое удовольствие. – Он просунул ладонь под ее ночную рубашку и коснулся возвышения между бедрами.
Обычно Эльке отказывала ему очень редко, но сейчас она плотно сжала колени, не пропуская его жадные пальцы.
– Ради Бога, Отто, Патрик может услышать.
Отто улыбнулся.
– А ты что думаешь, Патрик не ведает, чем занимаются супруги ночью?
Эльке была готова выскочить из постели. При мысли о том, что Патрик может услышать их возню, ее замутило, как от несвежей пищи. Она потянулась и схватила Отто за запястье.
– Но только не мы. Понял? Я не хочу, чтобы ты опозорил меня таким способом.
– Но, Liebling…
– И не надо мне никаких Liebling. Научишься ты когда-нибудь говорить по-английски?
Отто отпрянул, как будто получил пощечину.
Вначале, когда Отто переместился в дальний угол постели, она почувствовала облегчение. Но прошли секунды, потом минуты, и он больше не проронил ни слова. Она начала переживать. У нее вовсе не было намерений ранить его чувства. Но позволить ему сейчас то, чего он домогался, она не могла.
Эльке лежала молча, не шелохнувшись, прислушиваясь к его дыханию, ожидая пока он заснет. Это длилось долго, очень долго, целую вечность. «Что же это случилось сегодня? Я весь вечер делаю одну грубую ошибку за другой? Вначале позволила Патрику целовать себя, а потом при гостях вдруг напала на него со вздорными обвинениями. И как будто этого было недостаточно, сейчас вот причинила боль Отто. Унизила его мужское достоинство».
Завтра она, конечно, найдет способ поставить все на свои места. Но тем не менее по опыту она прекрасно знала, что жестокие слова, как и дурной запах, имеют обыкновение застаиваться в воздухе.
Патрик раздевался, чтобы лечь в постель. За стеной были слышны какие-то звуки, он старался их не замечать. Однако старания его были тщетны. Никогда еще его слух не был так обострен, как сейчас. Он отчетливо слышал тихое бормотание голосов Отто и Эльке, скрип пружин их кровати.
Он мог поклясться, что слышит шуршание простыней. Вот раздался шорох одеяла, Отто отбросил его в сторону. Пружины скрипнули снова, и воображение тут же услужливо изобразило ему Эльке в объятиях мужа. Если бы скрип пружин продолжался, Патрик, наверное, сошел бы с ума. Более жестокую пытку трудно даже представить.
К счастью, звуки скоро стихли, и в соседней комнате воцарилась тишина.
Патрик перевел дух. Он даже не сознавал, что стоял все это время, затаив дыхание. Причем настолько, что почувствовал боль в груди. Выдохнув наконец, он сбросил одежду, забрался в постель и подвернул фитиль керосиновой лампы.
И тут он почувствовал на своей подушке аромат Эльке. Его сердце замерло. На мгновение Патрику показалось, что она здесь, в комнате. Это было безумие, но он вдруг поверил, что это так. Вошла незаметно и стоит. Он уставился в темноту, надеясь разглядеть ее у двери.
…Патрик вглядывался с сумасшедшим, болезненным желанием увидеть ее, сознавая при этом, что он один.
Женщина, которую он любит, спит в объятиях своего мужа совсем рядом, на расстоянии одного удара сердца.
Глава 4
Обычно Эльке каждое утро обязательно заглядывала в сад. Сегодня здесь ей радостно закивали своими головками колыхаемые теплым майским ветерком примулы, цинии и маргаритки. Обещая богатый урожай меда, гудели пчелы.
На заборе прыгал пересмешник. Его ужимки были такими забавными, что она не выдержала и улыбнулась.
«Это моя первая настоящая улыбка за долгое время, – подумала Эльке. – Надо будет запомнить сегодняшнее число».
В течение первых недель после отъезда Патрика она занималась своей домашней работой автоматически, как во сне. Боль разлуки постепенно сменилась чувством вины, возникающим каждый раз, когда она вспоминала о поцелуях.
Это должно было случиться. Теперь уже ничего не изменишь! Однако позволять этому чувству управлять своей жизнью нельзя!
И вот наконец она вновь улыбнулась.
Эльке наполнила свой передник цветами, предполагая поставить их в булочной, затем открыла заднюю дверь магазина и вошла.
Отто склонился за рабочим столом посредине комнаты, замешивая тесто. Его широкие ладони с похожими на лопаточки пальцами делали эту работу играючи. Увидев ее, он подмигнул и снова углубился в работу.
Один из его помощников открывал в это время большую заслонку печи, пока другой погружал в ее зев противень с булочками.
– Guten Morgen, Frau Sonnschein, – в унисон проговорили они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Обещаю, – ответил Отто. Однако глубоко внутри себя он сознавал, что не потянет.
Отто принял решение эмигрировать в Америку в 1845 году, потому что в Германии такому, как он, не было места. Так по крайней мере он объяснял это всем.
Дело в том, что в Германии, еще со времен Французской революции, так никогда спокойно и не было. Ходили постоянные слухи о надвигающейся войне, и это пугало Отто до смерти. Он боялся выходить из дома, боялся ходить на работу и возвращаться домой. Он покинул свою родину, и вот теперь, к его ужасу, здесь назревает то же самое.
Внезапно Отто почувствовал огромную усталость. Он шел по короткому коридорчику к спальне, и предупреждение Патрика звенело в его ушах, как погребальный колокол.
Тихо открыв дверь, он проскользнул внутрь. На постель, где лежала Эльке, падал лунный свет, превращая ее золотистые волосы в мерцающее серебро.
«Боже, как она прекрасна», – подумал Отто.
Его вдруг потрясла мысль, что с такой вот красотой он ложится в постель каждую ночь уже много лет подряд. Этого не может быть. Это невероятно!
Вообще-то Отто и не предполагал, что когда-нибудь женится. Но с появлением Эльке его жизнь изменилась, она заполнила собой весь его мир.
До встречи с ней плотские радости его особо не занимали. Кругом было много мужчин, поступками которых руководила не большая голова на плечах, а маленькая в штанах. К таким мужчинам он обычно испытывал жалость. Теперь уже Отто давно так не думал. Его маленькая головка то и дело властно заявляла о себе. Вот и сейчас он не мог дождаться, когда окажется в постели.
– Ich liebe dich, – прошептал он ей на ухо.
– Ну зачем ты опять по-немецки? Не надо, – пробормотала Эльке сквозь сон.
– Я очень тебя люблю, Эльке. Позволь мне войти в тебя сейчас. – Отто тесно прижался к ней.
Эльке, разумеется, и не думала спать – просто притворялась, потому что не хотелось разговаривать. Но ей следовало бы помнить, что после такого количества шнапса не разговорами он будет с ней заниматься.
«Черт бы его побрал, – выругалась она про себя, почувствовав на себе его тяжесть. – Черт бы побрал всех мужчин за их бесчувственность!»
– Только не сегодня, Отто. Прошу тебя, – прошептала Эльке. – Я действительно очень устала.
– Ну не так уж и устала, чтобы не позволить себе маленькое удовольствие. – Он просунул ладонь под ее ночную рубашку и коснулся возвышения между бедрами.
Обычно Эльке отказывала ему очень редко, но сейчас она плотно сжала колени, не пропуская его жадные пальцы.
– Ради Бога, Отто, Патрик может услышать.
Отто улыбнулся.
– А ты что думаешь, Патрик не ведает, чем занимаются супруги ночью?
Эльке была готова выскочить из постели. При мысли о том, что Патрик может услышать их возню, ее замутило, как от несвежей пищи. Она потянулась и схватила Отто за запястье.
– Но только не мы. Понял? Я не хочу, чтобы ты опозорил меня таким способом.
– Но, Liebling…
– И не надо мне никаких Liebling. Научишься ты когда-нибудь говорить по-английски?
Отто отпрянул, как будто получил пощечину.
Вначале, когда Отто переместился в дальний угол постели, она почувствовала облегчение. Но прошли секунды, потом минуты, и он больше не проронил ни слова. Она начала переживать. У нее вовсе не было намерений ранить его чувства. Но позволить ему сейчас то, чего он домогался, она не могла.
Эльке лежала молча, не шелохнувшись, прислушиваясь к его дыханию, ожидая пока он заснет. Это длилось долго, очень долго, целую вечность. «Что же это случилось сегодня? Я весь вечер делаю одну грубую ошибку за другой? Вначале позволила Патрику целовать себя, а потом при гостях вдруг напала на него со вздорными обвинениями. И как будто этого было недостаточно, сейчас вот причинила боль Отто. Унизила его мужское достоинство».
Завтра она, конечно, найдет способ поставить все на свои места. Но тем не менее по опыту она прекрасно знала, что жестокие слова, как и дурной запах, имеют обыкновение застаиваться в воздухе.
Патрик раздевался, чтобы лечь в постель. За стеной были слышны какие-то звуки, он старался их не замечать. Однако старания его были тщетны. Никогда еще его слух не был так обострен, как сейчас. Он отчетливо слышал тихое бормотание голосов Отто и Эльке, скрип пружин их кровати.
Он мог поклясться, что слышит шуршание простыней. Вот раздался шорох одеяла, Отто отбросил его в сторону. Пружины скрипнули снова, и воображение тут же услужливо изобразило ему Эльке в объятиях мужа. Если бы скрип пружин продолжался, Патрик, наверное, сошел бы с ума. Более жестокую пытку трудно даже представить.
К счастью, звуки скоро стихли, и в соседней комнате воцарилась тишина.
Патрик перевел дух. Он даже не сознавал, что стоял все это время, затаив дыхание. Причем настолько, что почувствовал боль в груди. Выдохнув наконец, он сбросил одежду, забрался в постель и подвернул фитиль керосиновой лампы.
И тут он почувствовал на своей подушке аромат Эльке. Его сердце замерло. На мгновение Патрику показалось, что она здесь, в комнате. Это было безумие, но он вдруг поверил, что это так. Вошла незаметно и стоит. Он уставился в темноту, надеясь разглядеть ее у двери.
…Патрик вглядывался с сумасшедшим, болезненным желанием увидеть ее, сознавая при этом, что он один.
Женщина, которую он любит, спит в объятиях своего мужа совсем рядом, на расстоянии одного удара сердца.
Глава 4
Обычно Эльке каждое утро обязательно заглядывала в сад. Сегодня здесь ей радостно закивали своими головками колыхаемые теплым майским ветерком примулы, цинии и маргаритки. Обещая богатый урожай меда, гудели пчелы.
На заборе прыгал пересмешник. Его ужимки были такими забавными, что она не выдержала и улыбнулась.
«Это моя первая настоящая улыбка за долгое время, – подумала Эльке. – Надо будет запомнить сегодняшнее число».
В течение первых недель после отъезда Патрика она занималась своей домашней работой автоматически, как во сне. Боль разлуки постепенно сменилась чувством вины, возникающим каждый раз, когда она вспоминала о поцелуях.
Это должно было случиться. Теперь уже ничего не изменишь! Однако позволять этому чувству управлять своей жизнью нельзя!
И вот наконец она вновь улыбнулась.
Эльке наполнила свой передник цветами, предполагая поставить их в булочной, затем открыла заднюю дверь магазина и вошла.
Отто склонился за рабочим столом посредине комнаты, замешивая тесто. Его широкие ладони с похожими на лопаточки пальцами делали эту работу играючи. Увидев ее, он подмигнул и снова углубился в работу.
Один из его помощников открывал в это время большую заслонку печи, пока другой погружал в ее зев противень с булочками.
– Guten Morgen, Frau Sonnschein, – в унисон проговорили они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81