В Шеви'36 по пути Жюль-
ен, сидя рядом со мною на полу, протянул руку и сказал: "Меня зовут
Жюльен Александер, во мне кое-что есть, я покорил Египет," а потом Марду
протянула руку Адаму Мурэду и представилась, сказав: "Марду Фокс," но и
не подумала проделать так со мной чему уже следовало насторожить меня
первым предчувствием того что грядет, поэтому мне пришлось самому протя-
нуть ей руку и сказать: "Лео Перспье меня зовут" и пожать - ах, всегда
ведь тянет к тем кто на самом деле тебя не хочет - на самом деле она хо-
тела Адама Мурэда, ее только что холодно и подземно отверг Жюльен - ее
интересовали худые аскетичные странные интеллектуалы Сан-Франциско и
Беркли а вовсе не здоровущие бичи-параноики пароходов и железных дорог и
романов и всей этой ненавистности которая во мне мне самому столь оче-
видна и другим поэтому тоже - хотя и поскольку на десять лет моложе меня
не видя ни единого из моих достоинств которые все равно давно уже как
утоплены годами наркоты и желания смерти, сдаться, бросить все и забыть
все, умереть в темной звезде - это я протянул руку, не она - ах время.
Но пожирая глазами ее маленькие чары у меня была на переднем плане
одна только мысль что я должен погрузить все свое одинокое существо
("Большой печальный одинокий человек," вот что она мне сказала как-то
вечером уже потом, вдруг увидев меня в кресле) в теплую ванну и в спасе-
ние ее бедер - близости юных любовников в постели, высокие, лицом к лицу
глаза в глаза грудь к груди обнаженные, орган к органу, колено к дрожа-
щему колену покрытому гусиной кожицей, обмениваясь экзистенциальным и
любовные акты чтобы постараться и чтобы получилось - "получается" это ее
особое словечко, я вижу чуть выпирающие зубки под красными губами когда
видно что "получается" - ключ к боли - она сидела в углу, у окна, она
была "отделена" или "отстраненна" или "готова оторваться от этой компа-
нии" по своим собственным причинам. - В угол я и пошел, склонив голову
вовсе не к ней а к стене и попробовал молчаливую коммуникацию, затем ти-
хие слова (как пристало вечеринке) и слова принятые на Норт-Биче: "Что
ты читаешь?" и впервые она открыла рот и заговорила со мною сообщая пол-
ную мысль и сердце мое не совсем оборвалось но удивилось стоило мне ус-
лышать смешные культурные интонации отчасти Пляжа (2) , отчасти образца
И. Маньина, отчасти Беркли, отчасти негритянского высшего класса, нечто,
смесь langue и такого стиля говорить и употреблять слова какого я никог-
да раньше не слышал если не считать определенных редких девчонок конечно
же белых и такую странную что даже Адам сразу заметил и заметил мне в ту
ночь - но определенно манера говорить нового боп-поколения, когда гово-
ришь о себе не говоришь "I", а говоришь "ahy" или "Oy" и растянуто так,
типа как в старину бывало "женственная" такая манера произношения поэто-
му когда слышишь ее у мужчин звучит сначала противно а когда слышишь у
женщин это очаровательно но слишком уж странно, и звук который я уже оп-
ределенно и озадаченно услышал в голосах новых певцов бопа вроде Джерри
Уинтерса особенно с оркестром Кентона на пластинке Да Папочка Да и может
быть у Джери Сазерна тоже - но сердце мое оборвалось поскольку Пляж
всегда ненавидел меня, отторгал меня, недооценивал меня, срал на меня, с
самого начала в 1943 году и дальше - ибо глядите, идя вниз по улице я
какой-то громила а потом когда они узнают что я вовсе не громила а ка-
кой-то сумасшедший святой им это не нравится и более того они боятся что
я вдруг все равно превращусь в громилу и вломлю им и что-нибудь сокрушу
а я все равно почти что проделывал это а в отрочестве и подавно делал,
как однажды я ошивался по Норт-Бичу со стэнфордской баскетбольной коман-
дой, в особенности с Редом Келли чья жена (по праву?) умерла в Ред-
вуд-Сити в 1946-м, а за нами вся команда с боков братья Гаретта, он пих-
нул скрипача педика в парадное а я впихнул другого, он своего замочил, я
на своего вызверился, мне было 18, я был совсем щегол свеженький как
маргаритка к тому же - теперь, видя это прошлое в оскале и в зверстве и
в ужасе и в биенье моей лобной гордости они не хотели иметь со мной ни-
чего общего, и я поэтому конечно тоже знал что Марду испытывает настоя-
щее подлинное недоверие и нелюбовь ко мне пока я сидел там "пытаясь (не
чтоб получилось ВООБЩЕ) а получить е°" - нехипово, нагло, улыбаясь,
фальшиво истерично "принужденно" давя улыбу они это называют - я горячий
- они прохладные - на мне к тому же была весьма ядовитая совсем неподо-
бающая у них на Пляже рубашка, купленная на Бродвее в Нью-Йорке когда я
думал что буду рассекать
вниз по трапу в Кобе, дурацкая гавайская распашонка от Кросби с ри-
сунками, которую по-мужски и тщеславно после первоначальных честных уни-
жений моего обычного я (в самом деле) выкурив пару косячков я чувствовал
себя принужденным расстегнуть на лишнюю пуговицу и тем показать свою за-
горелую, волосатую грудь - что должно быть было ей отвратительно - в лю-
бом случае она и глазом не повела, и говорила мало и тихо - и была сос-
редоточена на Жюльене который сидел на корточках спиною к ней - а она
слушала и мурлыкала смеясь в общем разговоре - в основном разговором
заправляли О'Хара и громогласный Белуа и тот интеллигентный авантюрист
Роб а я, слишком молчаливый, слушавший, врубавшийся, но в чайном тщесла-
вии то и дело вставлявший "совершенные" (как я думал) реплики которые
были "слишком уж совершенны" но для Адама Мурэда знавшего меня все время
ясное свидетельство моего почтения и слушания и уважения фактически ко
всей компании, а для них этот новый тип вставлявший свои реплики только
чтобы показать собственную хиповость - все ужасно, и неискупимо. - Хотя
в самом начале, перед затяжками, которые передавались по кругу по-ин-
дейски, у меня было определенное ощущение того что я могу сблизиться с
Марду вовлечься и сделать ее в эту же самую первую ночь, то есть сняться
с нею одной хотя бы только на кофе но с затяжками заставившими меня мо-
литься истово и в серьезнейшей потаенности дабы вернулось мое дозатяжеч-
ное "здравомыслие" я стал крайне несамоуверенным, начал слишком лебе-
зить, положительно уверенный что не нравлюсь ей, ненавидя себя за это -
вспоминая теперь первую ночь когда я встретил свою любовь Ники Питерс в
1948-м на хате у Адама Мурэда в (тогда еще) Филлморе, я стоял незаинте-
ресованный и пил пиво в кухне как всегда (а дома яростно работая над
громаднейшим романом, безумный, ненормальный, уверенный, молодой, та-
лантливый как никогда больше) когда она показала на профиль моей тени на
бледно-зеленой стене и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
ен, сидя рядом со мною на полу, протянул руку и сказал: "Меня зовут
Жюльен Александер, во мне кое-что есть, я покорил Египет," а потом Марду
протянула руку Адаму Мурэду и представилась, сказав: "Марду Фокс," но и
не подумала проделать так со мной чему уже следовало насторожить меня
первым предчувствием того что грядет, поэтому мне пришлось самому протя-
нуть ей руку и сказать: "Лео Перспье меня зовут" и пожать - ах, всегда
ведь тянет к тем кто на самом деле тебя не хочет - на самом деле она хо-
тела Адама Мурэда, ее только что холодно и подземно отверг Жюльен - ее
интересовали худые аскетичные странные интеллектуалы Сан-Франциско и
Беркли а вовсе не здоровущие бичи-параноики пароходов и железных дорог и
романов и всей этой ненавистности которая во мне мне самому столь оче-
видна и другим поэтому тоже - хотя и поскольку на десять лет моложе меня
не видя ни единого из моих достоинств которые все равно давно уже как
утоплены годами наркоты и желания смерти, сдаться, бросить все и забыть
все, умереть в темной звезде - это я протянул руку, не она - ах время.
Но пожирая глазами ее маленькие чары у меня была на переднем плане
одна только мысль что я должен погрузить все свое одинокое существо
("Большой печальный одинокий человек," вот что она мне сказала как-то
вечером уже потом, вдруг увидев меня в кресле) в теплую ванну и в спасе-
ние ее бедер - близости юных любовников в постели, высокие, лицом к лицу
глаза в глаза грудь к груди обнаженные, орган к органу, колено к дрожа-
щему колену покрытому гусиной кожицей, обмениваясь экзистенциальным и
любовные акты чтобы постараться и чтобы получилось - "получается" это ее
особое словечко, я вижу чуть выпирающие зубки под красными губами когда
видно что "получается" - ключ к боли - она сидела в углу, у окна, она
была "отделена" или "отстраненна" или "готова оторваться от этой компа-
нии" по своим собственным причинам. - В угол я и пошел, склонив голову
вовсе не к ней а к стене и попробовал молчаливую коммуникацию, затем ти-
хие слова (как пристало вечеринке) и слова принятые на Норт-Биче: "Что
ты читаешь?" и впервые она открыла рот и заговорила со мною сообщая пол-
ную мысль и сердце мое не совсем оборвалось но удивилось стоило мне ус-
лышать смешные культурные интонации отчасти Пляжа (2) , отчасти образца
И. Маньина, отчасти Беркли, отчасти негритянского высшего класса, нечто,
смесь langue и такого стиля говорить и употреблять слова какого я никог-
да раньше не слышал если не считать определенных редких девчонок конечно
же белых и такую странную что даже Адам сразу заметил и заметил мне в ту
ночь - но определенно манера говорить нового боп-поколения, когда гово-
ришь о себе не говоришь "I", а говоришь "ahy" или "Oy" и растянуто так,
типа как в старину бывало "женственная" такая манера произношения поэто-
му когда слышишь ее у мужчин звучит сначала противно а когда слышишь у
женщин это очаровательно но слишком уж странно, и звук который я уже оп-
ределенно и озадаченно услышал в голосах новых певцов бопа вроде Джерри
Уинтерса особенно с оркестром Кентона на пластинке Да Папочка Да и может
быть у Джери Сазерна тоже - но сердце мое оборвалось поскольку Пляж
всегда ненавидел меня, отторгал меня, недооценивал меня, срал на меня, с
самого начала в 1943 году и дальше - ибо глядите, идя вниз по улице я
какой-то громила а потом когда они узнают что я вовсе не громила а ка-
кой-то сумасшедший святой им это не нравится и более того они боятся что
я вдруг все равно превращусь в громилу и вломлю им и что-нибудь сокрушу
а я все равно почти что проделывал это а в отрочестве и подавно делал,
как однажды я ошивался по Норт-Бичу со стэнфордской баскетбольной коман-
дой, в особенности с Редом Келли чья жена (по праву?) умерла в Ред-
вуд-Сити в 1946-м, а за нами вся команда с боков братья Гаретта, он пих-
нул скрипача педика в парадное а я впихнул другого, он своего замочил, я
на своего вызверился, мне было 18, я был совсем щегол свеженький как
маргаритка к тому же - теперь, видя это прошлое в оскале и в зверстве и
в ужасе и в биенье моей лобной гордости они не хотели иметь со мной ни-
чего общего, и я поэтому конечно тоже знал что Марду испытывает настоя-
щее подлинное недоверие и нелюбовь ко мне пока я сидел там "пытаясь (не
чтоб получилось ВООБЩЕ) а получить е°" - нехипово, нагло, улыбаясь,
фальшиво истерично "принужденно" давя улыбу они это называют - я горячий
- они прохладные - на мне к тому же была весьма ядовитая совсем неподо-
бающая у них на Пляже рубашка, купленная на Бродвее в Нью-Йорке когда я
думал что буду рассекать
вниз по трапу в Кобе, дурацкая гавайская распашонка от Кросби с ри-
сунками, которую по-мужски и тщеславно после первоначальных честных уни-
жений моего обычного я (в самом деле) выкурив пару косячков я чувствовал
себя принужденным расстегнуть на лишнюю пуговицу и тем показать свою за-
горелую, волосатую грудь - что должно быть было ей отвратительно - в лю-
бом случае она и глазом не повела, и говорила мало и тихо - и была сос-
редоточена на Жюльене который сидел на корточках спиною к ней - а она
слушала и мурлыкала смеясь в общем разговоре - в основном разговором
заправляли О'Хара и громогласный Белуа и тот интеллигентный авантюрист
Роб а я, слишком молчаливый, слушавший, врубавшийся, но в чайном тщесла-
вии то и дело вставлявший "совершенные" (как я думал) реплики которые
были "слишком уж совершенны" но для Адама Мурэда знавшего меня все время
ясное свидетельство моего почтения и слушания и уважения фактически ко
всей компании, а для них этот новый тип вставлявший свои реплики только
чтобы показать собственную хиповость - все ужасно, и неискупимо. - Хотя
в самом начале, перед затяжками, которые передавались по кругу по-ин-
дейски, у меня было определенное ощущение того что я могу сблизиться с
Марду вовлечься и сделать ее в эту же самую первую ночь, то есть сняться
с нею одной хотя бы только на кофе но с затяжками заставившими меня мо-
литься истово и в серьезнейшей потаенности дабы вернулось мое дозатяжеч-
ное "здравомыслие" я стал крайне несамоуверенным, начал слишком лебе-
зить, положительно уверенный что не нравлюсь ей, ненавидя себя за это -
вспоминая теперь первую ночь когда я встретил свою любовь Ники Питерс в
1948-м на хате у Адама Мурэда в (тогда еще) Филлморе, я стоял незаинте-
ресованный и пил пиво в кухне как всегда (а дома яростно работая над
громаднейшим романом, безумный, ненормальный, уверенный, молодой, та-
лантливый как никогда больше) когда она показала на профиль моей тени на
бледно-зеленой стене и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39