Признаюсь: иногда мы бываем жестоки. Когда я был курсантом, давно, во времена Хрущева, мы испытывали водородную бомбу в Северном море. Бомба была мощностью в сотню мегатонн, самая мощная по тем временам. Мы заключили пятидесятитонную боеголовку в контейнер с ураном, чтобы удвоить мощность взрыва. О радиации и говорить не приходится. Мы не предупредили ни шведов, ни финнов и, уж конечно, наших, которые пили молочко после дождей в тысячу раз хуже, чем чернобыльские. И нашим рыбакам, ловящим рыбу в Северном море, мы ничего не сказали. Меня взяли на один корабль третьим помощником. Моя задача заключалась в том, чтобы пронести на борт счетчик Гейгера и помалкивать. Однажды мы поймали акулу, которая на проверку выдала четыре сотни рентген. Ну что тут сказать капитану? Бросай весь свой улов за борт? Матросы засыпали бы нас вопросами, поднялся бы шум. Однако американцам мы сообщили, и в результате Кеннеди напугался и сел за стол переговоров, чтобы в итоге подписать соглашение о запрещении ядерных испытаний.
Гесс без улыбки посмотрел в глаза Аркадию. Он был похож на палача, который случайно проболтался сынишке о своей профессии. Потом лицо его прояснилось.
— Для большинства экипажа плавание на «Полярной звезде» ничем не отличается от работы на любом заводе на суше, разве что тут имеется свой плюс — заход в заграничный порт. Ну а минус — это морская болезнь. Для некоторых имеет значение и то ощущение свободы, которое дает открытое море. От Владивостока мы далеко, кажется, что наши пограничники вообще на другом конце света, а мы — в свободных просторах Тихого океана.
— Так я могу заручиться вашей поддержкой?
— Разумеется, — отвечал Гесс, — и я с большим интересом буду следить за вашей деятельностью.
При выходе из каюты Гесса Аркадий заметил Скибу и Слезко, мелькнувших в конце коридора. Идите спокойно, подумал Аркадий, не бегите, не неситесь сломя голову, а то прикусите языки и не сможете рассказать Инвалиду, кто из матросов навестил главного электротехника флотилии. Донесите до него новость бережно, как чашку кофе, которую мог бы налить вам Гесс. Не расплескайте ни капли.
Сьюзен сидела за столом в своей каюте, подперев голову рукой. Дым от сигареты уходил прямо в копну волос. Ее поза была очень русской, поэтической и трагичной. Рядом с ней сидел Слава. Они ели суп, который Слава, как подумал Аркадий, притащил прямо с камбуза.
— Я не помешаю? — спросил Аркадий. — Я бы не вошел, но ваша дверь была открыта.
— Я взяла себе за правило не запирать дверь от советских мужчин. Даже когда они приносят мне довольно странную пищу.
Без куртки и сапог она выглядела, как девчонка. Карие глаза и светлые волосы — не столь уж редкое, но интересное сочетание. Лицо овальным не назовешь, хотя черты его явно не славянские. Сигарета подчеркивала изящную линию рта, но от курения, видимо, появились первые морщинки вокруг глаз. Сьюзен была очень стройна, словно на нее не действовала советская еда. Суп представлял собой тестообразную жидкость, усеянную каплями жира. Она лениво вылавливала кости, потом бросала обратно.
— Масло у нас сладкое, — растолковывал Слава мудрость советской кухни. — Говорил же Олимпиаде: не клади в суп чеснока… Нет, вы непременно должны побывать на озере Байкал. Оно содержит шестнадцать процентов мирового запаса пресной воды.
— А сколько в этой миске? — спросила Сьюзен.
— Я хотел бы узнать… — начал Аркадий.
Слава глубоко вздохнул. Если Ренько намерен нарушить интимность цивилизованной трапезы, третий помощник капитана быстро поставит его на место.
— Ренько, все вопросы следовало задавать вчера. А по тебе, кажется, разделочная линия плачет.
— Я заметила, — сказала Сьюзен, — что вы всегда просто «хотели бы узнать». Что именно?
— Как вам нравится лов рыбы?
— Как мне нравится? Боже мой, безумно нравится, иначе меня бы здесь не было, верно?
— Тогда делайте так. — Аркадий вынул ложку из пальцев Сьюзен. — Представьте себе, что это траулер. Если желаете поймать кости, тральте дно. В этом супе, как и в море, все плавает на своих глубинах. Капуста и картошка, например, — чуть повыше дна.
— На Байкале водятся тюлени, — Слава старался не потерять нить своего монолога, — много видов…
— Лук выловить труднее, — объяснял Аркадий, — нужно воспользоваться сетью для средних глубин. Ага! — С торжественным видом он выудил луковицу, напоминавшую обугленную жемчужину, и возвратил ложку Сьюзен. Она съела лук.
Слава потерял терпение.
— Ренько, твоя смена заступила на вахту!
Аркадий обратился к американке:
— Вам, наверное, вопрос покажется глупым, но я хотел бы знать, в чем вы были на танцах?
Сьюзен невольно фыркнула.
— Разумеется, не в своем бальном платье.
— А оно у вас есть?
— С корсажем и кринолином. Но на сей раз я надела блузку и джинсы.
— Белую блузку и синие джинсы?
— Да, а в чем дело?
— Вы выходили подышать свежим воздухом во время танцев? Скажем, на палубу?
Сьюзен умолкла. Откинувшись назад, она изучала Аркадия с явным подозрением.
— Вы все хотите что-то выяснить насчет Зины?
Слава вышел из себя.
— Ренько, расспросы кончились. Ты сам сказал об этом вчера вечером!
— Утро вечера мудренее, — возразил Аркадий. — Я изменил свое мнение.
— Почему вы так зациклились на американцах? На этом рыбозаводе работают сотни русских, а вы цепляетесь к нам. Вы похожи на радио в моей каюте — делаете не свое дело. — Она ткнула сигаретой в угол, где висел громкоговоритель. — Мне было интересно, почему он не работает. Тогда я залезла наверх и нашла микрофон. Он-то работал, но не так, как я хотела бы. — Сьюзен наклонила голову и, словно стрелу, выпустила дым в сторону Аркадия. — Когда я сойду на берег в Датч-Харборе, я навсегда избавлюсь от липовых радиоприемников и от липовых сыщиков. Еще вопросы будут?
— Я здесь ни при чем, — заявил Слава.
— Вы заберете книги с собой? — спросил Аркадий.
На верхней койке стояла пишущая машинка и ящики с книгами, которые ранее вызвали восхищение Аркадия Советскую поэзию и туалетную бумагу роднило одно — дефицит, возникший из-за неразберихи в советской бумажной промышленности. И это при том, что страна обладает богатейшими запасами древесины!
— Хотите почитать? Следователь и рабочий оказался еще и любителем книг?
— Не всяких.
— Кто же вам нравится?
— Сьюзен — сама писательница, — пояснил Слава. — Лично я люблю Хемингуэя.
— Я имею в виду русских писателей, — сказала Сьюзен Аркадию. — Вы — русский, и у вас должна быть русская душа. Называйте.
— Здесь так много книг…
У Сьюзен больше хороших книг, чем в судовой библиотеке, подумал Аркадий.
— Вам нравится Ахматова?
— Разумеется, — Аркадий пожал плечами.
Сьюзен продекламировала:
Я спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Гесс без улыбки посмотрел в глаза Аркадию. Он был похож на палача, который случайно проболтался сынишке о своей профессии. Потом лицо его прояснилось.
— Для большинства экипажа плавание на «Полярной звезде» ничем не отличается от работы на любом заводе на суше, разве что тут имеется свой плюс — заход в заграничный порт. Ну а минус — это морская болезнь. Для некоторых имеет значение и то ощущение свободы, которое дает открытое море. От Владивостока мы далеко, кажется, что наши пограничники вообще на другом конце света, а мы — в свободных просторах Тихого океана.
— Так я могу заручиться вашей поддержкой?
— Разумеется, — отвечал Гесс, — и я с большим интересом буду следить за вашей деятельностью.
При выходе из каюты Гесса Аркадий заметил Скибу и Слезко, мелькнувших в конце коридора. Идите спокойно, подумал Аркадий, не бегите, не неситесь сломя голову, а то прикусите языки и не сможете рассказать Инвалиду, кто из матросов навестил главного электротехника флотилии. Донесите до него новость бережно, как чашку кофе, которую мог бы налить вам Гесс. Не расплескайте ни капли.
Сьюзен сидела за столом в своей каюте, подперев голову рукой. Дым от сигареты уходил прямо в копну волос. Ее поза была очень русской, поэтической и трагичной. Рядом с ней сидел Слава. Они ели суп, который Слава, как подумал Аркадий, притащил прямо с камбуза.
— Я не помешаю? — спросил Аркадий. — Я бы не вошел, но ваша дверь была открыта.
— Я взяла себе за правило не запирать дверь от советских мужчин. Даже когда они приносят мне довольно странную пищу.
Без куртки и сапог она выглядела, как девчонка. Карие глаза и светлые волосы — не столь уж редкое, но интересное сочетание. Лицо овальным не назовешь, хотя черты его явно не славянские. Сигарета подчеркивала изящную линию рта, но от курения, видимо, появились первые морщинки вокруг глаз. Сьюзен была очень стройна, словно на нее не действовала советская еда. Суп представлял собой тестообразную жидкость, усеянную каплями жира. Она лениво вылавливала кости, потом бросала обратно.
— Масло у нас сладкое, — растолковывал Слава мудрость советской кухни. — Говорил же Олимпиаде: не клади в суп чеснока… Нет, вы непременно должны побывать на озере Байкал. Оно содержит шестнадцать процентов мирового запаса пресной воды.
— А сколько в этой миске? — спросила Сьюзен.
— Я хотел бы узнать… — начал Аркадий.
Слава глубоко вздохнул. Если Ренько намерен нарушить интимность цивилизованной трапезы, третий помощник капитана быстро поставит его на место.
— Ренько, все вопросы следовало задавать вчера. А по тебе, кажется, разделочная линия плачет.
— Я заметила, — сказала Сьюзен, — что вы всегда просто «хотели бы узнать». Что именно?
— Как вам нравится лов рыбы?
— Как мне нравится? Боже мой, безумно нравится, иначе меня бы здесь не было, верно?
— Тогда делайте так. — Аркадий вынул ложку из пальцев Сьюзен. — Представьте себе, что это траулер. Если желаете поймать кости, тральте дно. В этом супе, как и в море, все плавает на своих глубинах. Капуста и картошка, например, — чуть повыше дна.
— На Байкале водятся тюлени, — Слава старался не потерять нить своего монолога, — много видов…
— Лук выловить труднее, — объяснял Аркадий, — нужно воспользоваться сетью для средних глубин. Ага! — С торжественным видом он выудил луковицу, напоминавшую обугленную жемчужину, и возвратил ложку Сьюзен. Она съела лук.
Слава потерял терпение.
— Ренько, твоя смена заступила на вахту!
Аркадий обратился к американке:
— Вам, наверное, вопрос покажется глупым, но я хотел бы знать, в чем вы были на танцах?
Сьюзен невольно фыркнула.
— Разумеется, не в своем бальном платье.
— А оно у вас есть?
— С корсажем и кринолином. Но на сей раз я надела блузку и джинсы.
— Белую блузку и синие джинсы?
— Да, а в чем дело?
— Вы выходили подышать свежим воздухом во время танцев? Скажем, на палубу?
Сьюзен умолкла. Откинувшись назад, она изучала Аркадия с явным подозрением.
— Вы все хотите что-то выяснить насчет Зины?
Слава вышел из себя.
— Ренько, расспросы кончились. Ты сам сказал об этом вчера вечером!
— Утро вечера мудренее, — возразил Аркадий. — Я изменил свое мнение.
— Почему вы так зациклились на американцах? На этом рыбозаводе работают сотни русских, а вы цепляетесь к нам. Вы похожи на радио в моей каюте — делаете не свое дело. — Она ткнула сигаретой в угол, где висел громкоговоритель. — Мне было интересно, почему он не работает. Тогда я залезла наверх и нашла микрофон. Он-то работал, но не так, как я хотела бы. — Сьюзен наклонила голову и, словно стрелу, выпустила дым в сторону Аркадия. — Когда я сойду на берег в Датч-Харборе, я навсегда избавлюсь от липовых радиоприемников и от липовых сыщиков. Еще вопросы будут?
— Я здесь ни при чем, — заявил Слава.
— Вы заберете книги с собой? — спросил Аркадий.
На верхней койке стояла пишущая машинка и ящики с книгами, которые ранее вызвали восхищение Аркадия Советскую поэзию и туалетную бумагу роднило одно — дефицит, возникший из-за неразберихи в советской бумажной промышленности. И это при том, что страна обладает богатейшими запасами древесины!
— Хотите почитать? Следователь и рабочий оказался еще и любителем книг?
— Не всяких.
— Кто же вам нравится?
— Сьюзен — сама писательница, — пояснил Слава. — Лично я люблю Хемингуэя.
— Я имею в виду русских писателей, — сказала Сьюзен Аркадию. — Вы — русский, и у вас должна быть русская душа. Называйте.
— Здесь так много книг…
У Сьюзен больше хороших книг, чем в судовой библиотеке, подумал Аркадий.
— Вам нравится Ахматова?
— Разумеется, — Аркадий пожал плечами.
Сьюзен продекламировала:
Я спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95