— Туда. Найдем брешь в стене.
И мы крадучись двинулись по переулку, шедшему параллельно стене. Эта часть путешествия была самая опасная. Если пройдем через стену, преодолеем самое большое препятствие. Только бы удалось это сделать…
— Сюда.
В сотне ярдов от ворот за обгорелым участком земли я заметил выемку в стене, а под ней — груду камней. Взял Шуджин под руку.
— Вот это место.
Мы вышли на главную улицу, осторожно высунули головы из-за угла и оглядели стену. Никакого движения.
Видно было лишь слабое свечение фонарей на юге — там, где стояли охранники. На севере снег падал в темноту, разбавленную светом луны.
— Они могут быть на той стороне, — шепнула Шуджин. Ее руки бессознательно обхватили живот. — Что если они поджидают с другой стороны?
— Нет, — возразил я, стараясь придать убедительность своему голосу. Я не хотел смотреть на ее руки: вдруг она почувствовала, что настало время родить, и не хочет мне об этом сказать? — Уверен, их там нет. Мы должны пройти здесь.
Пригнувшись, торопливо пошли по открытому обгорелому участку. В смеси земли и снега тележку заносило, из-за этого мы несколько раз споткнулись и чуть не упали. Добравшись до стены, инстинктивно присели. Тяжело дыша, оглянулись. Ничто не двигалось. Крутился на ветру снег, но нас никто не окрикнул, и никто к нам не побежал.
Я положил ладонь на руку Шуджин и показал на гору щебня. Гора была небольшая, я легко на нее взобрался. Обернулся, схватил тележку за рукоять. Шуджин делала, что могла — пыталась приподнять ее, подтолкнуть ко мне, но задача была для нее непосильной. Я согнулся и потянул тележку на себя что было мочи. Ноги скользили по щебню, камни катились вниз. Грохот стоял такой, что казалось: сейчас в Нанкине проснется каждый японский солдат.
Мне все-таки удалось втянуть тележку наверх. Держась за рукоять и наклонившись вперед, я позволил тележке прокатиться как можно дальше по склону. Потом пришлось отпустить ручку, и она покатилась по камням, упала на бок, и все наши пожитки разлетелись по сторонам. Я подал руку Шуджин и втянул ее наверх. Жена все время смотрела мне в глаза. Спускались мы и на ногах, и ползком. Упали на свои пожитки, схватили их в охапку, побросали все, что могли, в тележку и побежали к стоявшим неподалеку кленам. Я тянул за собой тележку. Шуджин согнулась на бегу, прижимая к груди узел с одеждой.
— Получилось, — задыхаясь, сказал я. Мы пригнулись в тени деревьев.
— Мы справились.
Я всматривался в темноту. Справа разглядел несколько полуразвалившихся строений. В окнах было темно, возможно дома необитаемы. Вдоль стены бежала дорожка, и в двадцати ярдах от нее, в сторону ворот Тайпин, стояла привязанная к дереву коза. Больше не было видно ни души. Я прислонился затылком к стволу и выдохнул:
— Да, мы справились.
Шуджин не ответила. Ее лицо казалось не то чтобы усталым, а неестественно напряженным. И дело было не только в страхе. За последние часы она почти ничего не сказала.
— Шуджин, ты нормально себя чувствуешь?
Она кивнула, но я заметил, что она избегает встречаться со мной взглядом. Тревожные предчувствия усилились. Мне было ясно, что мы не можем здесь оставаться. Нужно было как можно скорее дойти до дома торговца солью.
— Пойдем, — сказал я, подавая ей руку. — Надо идти. Вышли из-под деревьев, оглянулись по сторонам. Мы, словно дети, оказались в волшебном мире. Улицы становились все уже, дома все дальше отстояли один от другого, мощеную дорогу сменила грязная тропа. Пурпурная гора была справа от нас, с левой стороны остались закопченные руины нашего города. Чувство облегчения подгоняло меня вперед, опьяняло душу. Мы освободились от Нанкина!
Шли быстро, часто останавливались, прислушивались к тишине. За пятью островками на озерах Хунцзэху в лесу горел костер. Мы предположили, что это японский лагерь, и решили срезать дорогу и пойти вдоль подножия горы, мимо оврагов. Время от времени я оставлял Шуджин и, отходя в сторону, проверял, идем ли мы параллельно дороге. Если будем придерживаться этого маршрута, скоро дойдем до Чанчжоу.
Мы никого не видели — ни человека, ни животное, — но сейчас в голове у меня были другие мысли. Я все больше беспокоился о Шуджин. Она выглядела все более напряженной. Время от времени она клала руку себе на живот.
— Послушай, — сказал я, замедлив шаг, и шепнул ей на ухо: — Как только снег на мгновение стихнет, посмотри на место, где поворачивает дорога.
— Что там?
— Вон там. Видишь? Там, где деревья?
Она прищурилась. На поле, где рос тростниковый сахар, стояла над колодцем покрытая снегом лебедка. Рядом — кустарник.
— Это сад с шелковицей. Когда дойдем до этого места, увидим окраину Чанчжоу. Мы уже почти там. Вот и все, что тебе осталось пройти, последние несколько ярдов…
Я замолчал.
— Чонгминг?
Я приложил палец к губам и посмотрел на дорогу, спускавшуюся в темноту.
— Ты что-нибудь слышала?
Она нахмурилась, наклонилась вперед и прислушалась. Потом взглянула на меня.
— Что? Что ты слышал?
Я не ответил. Не мог ей сказать, что услышал крадущегося в темноте дьявола.
— В чем дело?
Из-за деревьев, слева от дороги, блеснули фары, раздался оглушительный рев. В двухстах ярдах от нас на дорогу выскочил мотоцикл, развернулся на твердой земле, из-под колес вылетел фонтан снега. Мотоциклист остановился.
— Беги! — Я толкнул Шуджин в сторону деревьев. Схватил тележку и поспешил за ней. — Беги! Беги!
Мотоциклист завел двигатель. Не знаю, заметил ли он нас, но направил машину на нашу тропу.
— Не останавливайся. Не останавливайся!
Я бежал по глубокому снегу, тянул за собой тележку, из которой норовили выпасть пожитки.
— Куда? — задыхалась Шуджин. — Куда?
— Наверх. Беги в гору.
56
Я услышала, как кто-то крадучись поднимается по металлическим ступеням. У меня был шанс затаиться, тихо войти в свою комнату, вылезти из окна, исчезнуть в метели и никогда не узнать, что находится в полиэтиленовом мешке. Но этого я делать не стала. Я забарабанила по двери Джейсона, закричала во весь голос:
— Джейсон! Джейсон, беги!
Из темноты выплыла ужасная тень медсестры, и я побежала прочь, продолжая кричать, пронеслась по коридору. Я повела себя так неистово, что со стороны это могло выглядеть как приступ безудержного веселья, а не страха. Добежала до лестницы, ведущей в сад, опрометью бросилась вниз по ступеням — не то скользя, не то падая — и выскочила в снежную ночь.
В саду остановилась буквально на секунду, чтобы передохнуть.
Вокруг было тихо. Я посмотрела на ворота, выходящие на улицу, перевела взгляд на мешок. Он находился слева от меня, всего в нескольких ярдах, над тем самым камешком, что запрещал проход по дорожке. Еще раз взглянула на ворота и снова на мешок, затем — на галерею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
И мы крадучись двинулись по переулку, шедшему параллельно стене. Эта часть путешествия была самая опасная. Если пройдем через стену, преодолеем самое большое препятствие. Только бы удалось это сделать…
— Сюда.
В сотне ярдов от ворот за обгорелым участком земли я заметил выемку в стене, а под ней — груду камней. Взял Шуджин под руку.
— Вот это место.
Мы вышли на главную улицу, осторожно высунули головы из-за угла и оглядели стену. Никакого движения.
Видно было лишь слабое свечение фонарей на юге — там, где стояли охранники. На севере снег падал в темноту, разбавленную светом луны.
— Они могут быть на той стороне, — шепнула Шуджин. Ее руки бессознательно обхватили живот. — Что если они поджидают с другой стороны?
— Нет, — возразил я, стараясь придать убедительность своему голосу. Я не хотел смотреть на ее руки: вдруг она почувствовала, что настало время родить, и не хочет мне об этом сказать? — Уверен, их там нет. Мы должны пройти здесь.
Пригнувшись, торопливо пошли по открытому обгорелому участку. В смеси земли и снега тележку заносило, из-за этого мы несколько раз споткнулись и чуть не упали. Добравшись до стены, инстинктивно присели. Тяжело дыша, оглянулись. Ничто не двигалось. Крутился на ветру снег, но нас никто не окрикнул, и никто к нам не побежал.
Я положил ладонь на руку Шуджин и показал на гору щебня. Гора была небольшая, я легко на нее взобрался. Обернулся, схватил тележку за рукоять. Шуджин делала, что могла — пыталась приподнять ее, подтолкнуть ко мне, но задача была для нее непосильной. Я согнулся и потянул тележку на себя что было мочи. Ноги скользили по щебню, камни катились вниз. Грохот стоял такой, что казалось: сейчас в Нанкине проснется каждый японский солдат.
Мне все-таки удалось втянуть тележку наверх. Держась за рукоять и наклонившись вперед, я позволил тележке прокатиться как можно дальше по склону. Потом пришлось отпустить ручку, и она покатилась по камням, упала на бок, и все наши пожитки разлетелись по сторонам. Я подал руку Шуджин и втянул ее наверх. Жена все время смотрела мне в глаза. Спускались мы и на ногах, и ползком. Упали на свои пожитки, схватили их в охапку, побросали все, что могли, в тележку и побежали к стоявшим неподалеку кленам. Я тянул за собой тележку. Шуджин согнулась на бегу, прижимая к груди узел с одеждой.
— Получилось, — задыхаясь, сказал я. Мы пригнулись в тени деревьев.
— Мы справились.
Я всматривался в темноту. Справа разглядел несколько полуразвалившихся строений. В окнах было темно, возможно дома необитаемы. Вдоль стены бежала дорожка, и в двадцати ярдах от нее, в сторону ворот Тайпин, стояла привязанная к дереву коза. Больше не было видно ни души. Я прислонился затылком к стволу и выдохнул:
— Да, мы справились.
Шуджин не ответила. Ее лицо казалось не то чтобы усталым, а неестественно напряженным. И дело было не только в страхе. За последние часы она почти ничего не сказала.
— Шуджин, ты нормально себя чувствуешь?
Она кивнула, но я заметил, что она избегает встречаться со мной взглядом. Тревожные предчувствия усилились. Мне было ясно, что мы не можем здесь оставаться. Нужно было как можно скорее дойти до дома торговца солью.
— Пойдем, — сказал я, подавая ей руку. — Надо идти. Вышли из-под деревьев, оглянулись по сторонам. Мы, словно дети, оказались в волшебном мире. Улицы становились все уже, дома все дальше отстояли один от другого, мощеную дорогу сменила грязная тропа. Пурпурная гора была справа от нас, с левой стороны остались закопченные руины нашего города. Чувство облегчения подгоняло меня вперед, опьяняло душу. Мы освободились от Нанкина!
Шли быстро, часто останавливались, прислушивались к тишине. За пятью островками на озерах Хунцзэху в лесу горел костер. Мы предположили, что это японский лагерь, и решили срезать дорогу и пойти вдоль подножия горы, мимо оврагов. Время от времени я оставлял Шуджин и, отходя в сторону, проверял, идем ли мы параллельно дороге. Если будем придерживаться этого маршрута, скоро дойдем до Чанчжоу.
Мы никого не видели — ни человека, ни животное, — но сейчас в голове у меня были другие мысли. Я все больше беспокоился о Шуджин. Она выглядела все более напряженной. Время от времени она клала руку себе на живот.
— Послушай, — сказал я, замедлив шаг, и шепнул ей на ухо: — Как только снег на мгновение стихнет, посмотри на место, где поворачивает дорога.
— Что там?
— Вон там. Видишь? Там, где деревья?
Она прищурилась. На поле, где рос тростниковый сахар, стояла над колодцем покрытая снегом лебедка. Рядом — кустарник.
— Это сад с шелковицей. Когда дойдем до этого места, увидим окраину Чанчжоу. Мы уже почти там. Вот и все, что тебе осталось пройти, последние несколько ярдов…
Я замолчал.
— Чонгминг?
Я приложил палец к губам и посмотрел на дорогу, спускавшуюся в темноту.
— Ты что-нибудь слышала?
Она нахмурилась, наклонилась вперед и прислушалась. Потом взглянула на меня.
— Что? Что ты слышал?
Я не ответил. Не мог ей сказать, что услышал крадущегося в темноте дьявола.
— В чем дело?
Из-за деревьев, слева от дороги, блеснули фары, раздался оглушительный рев. В двухстах ярдах от нас на дорогу выскочил мотоцикл, развернулся на твердой земле, из-под колес вылетел фонтан снега. Мотоциклист остановился.
— Беги! — Я толкнул Шуджин в сторону деревьев. Схватил тележку и поспешил за ней. — Беги! Беги!
Мотоциклист завел двигатель. Не знаю, заметил ли он нас, но направил машину на нашу тропу.
— Не останавливайся. Не останавливайся!
Я бежал по глубокому снегу, тянул за собой тележку, из которой норовили выпасть пожитки.
— Куда? — задыхалась Шуджин. — Куда?
— Наверх. Беги в гору.
56
Я услышала, как кто-то крадучись поднимается по металлическим ступеням. У меня был шанс затаиться, тихо войти в свою комнату, вылезти из окна, исчезнуть в метели и никогда не узнать, что находится в полиэтиленовом мешке. Но этого я делать не стала. Я забарабанила по двери Джейсона, закричала во весь голос:
— Джейсон! Джейсон, беги!
Из темноты выплыла ужасная тень медсестры, и я побежала прочь, продолжая кричать, пронеслась по коридору. Я повела себя так неистово, что со стороны это могло выглядеть как приступ безудержного веселья, а не страха. Добежала до лестницы, ведущей в сад, опрометью бросилась вниз по ступеням — не то скользя, не то падая — и выскочила в снежную ночь.
В саду остановилась буквально на секунду, чтобы передохнуть.
Вокруг было тихо. Я посмотрела на ворота, выходящие на улицу, перевела взгляд на мешок. Он находился слева от меня, всего в нескольких ярдах, над тем самым камешком, что запрещал проход по дорожке. Еще раз взглянула на ворота и снова на мешок, затем — на галерею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85