— Во всяком случае, он рассказал нам, когда вернулся, что переспал с двумя черными пятнадцатилетними сестренками и хорошенькой мулаткой, которая преподает в колледже.
— Тогда почему же он сбрил бороду в ванной у мисс Джоунс?
Ответ был столь же чистосердечным:
— Потому что Фрэнки думал, что борода щекотала Терри, когда он старался развлечь ее на пляже, и что именно поэтому она вырвалась от него и убежала.
— Ты хочешь сказать, что мисс Джоунс добровольно вступила с ним в интимные отношения?
— Ну, не совсем. Не то чтобы добровольно. Нам пришлось припугнуть ее. Сказали, что поколотим. Она ревмя ревела, когда мы оставили ее с Фрэнки на одеяле.
Фрэнки — образец добродетели. Фрэнки — идеальный маленький джентльмен в отношении девушек и дам. Фрэнки — мужественный защитник униженных и оскорбленных.
Когда официантка поставила перед ним завтрак, Хэнсон принялся за него с удовольствием, но продолжал просматривать репортерский отчет о происшествии, чтобы убедиться, что не пропустил ничего, что имело бы отношение к расследованию или его выступлению в суде перед Большим жюри присяжных, если департамент сочтет четырех парней взрослыми и предъявит им обвинение в групповом Изнасиловании. А если мистер Роджерс умрет, то и в убийстве.
Его интересовало только два момента, о которых он ничего не знал. Первый: полиция прилагала все усилия, чтобы отыскать мисс Джоунс, дабы узнать степень ее причастности к делу. Второй: кто такая та женщина, что вызвала полицию.
В статье говорилось, что миссис Ламар Мейсон, в девичестве Лу Чандлер из Хэррина, штат Иллинойс, — вдова выдающегося мошенника по кличке Абракадабра и представительница женской когорты в банде покойных Диона О'Баниона и Хайме Вайса, а также пользующаяся дурной славой содержательница борделя времен «сухого закона», которая одно время имела собственный роскошный публичный дом в том самом здании, в котором в данный момент снимает квартиру.
Заинтригованный, Хэнсон посмотрел, нет ли фотографии миссис Мейсон времен молодости на второй странице. Фотографии в этом выпуске не было, возможно, поместят в следующем.
Однако, судя по тому, как миссис Мейсон сохранилась, она наверняка была красавицей. Хэнсона позабавила пришедшая ему на ум мысль, что в следующий раз, когда какой-нибудь его родственник из Миннесоты, жаждущий любовных похождений,.приедет в Чикаго, он сможет похвастать, что знаком по крайней мере с одной знаменитой проституткой. А ведь подобный образ жизни никоим образом не отразился на миссис Мейсон.
Наоборот, разговаривая с ней, Хэнсон был поражен ее интеллигентностью, умом и обликом настоящей леди.
Хэнсон подвинул кофейную чашку, чтобы ее наполнили в последний раз, и заказал черный кофе и две плюшки с собой.
Несмотря на то что он тогда был довольно рассержен, мисс Дейли оказалась права, во всяком случае, в одном. Об этом красноречиво свидетельствовало интервью с матерью Фрэнки.
В теперешнем обществе молодость сама по себе является почти неуязвимой защитой. Сколько раз он сам и его сослуживцы задерживали парней и писали на них рапорты длиной с руку по обвинениям, начиная от ограбления с применением холодного оружия, изнасилований с подтверждающими факт доказательствами до снятия автомобильных покрышек. Но к тому времени, когда назначенный судом психиатр и социальный работник заканчивали свое кропотливое копание, а слишком снисходительные судьи специального суда для несовершеннолетних преступников в конце концов проводили дело по всем инстанциям, в девяти случаях из десяти единственное, чего добивались производившие арест полицейские, — это тухлых яиц, брошенных им в лицо.
Когда официантка поставила перед ним пакет из оберточной бумаги с кофе и двумя плюшками, то, сочувственно подперев голову рукой, осведомилась:
— Вы завели себе подружку, а, лейтенант?
Хэнсон подсунул монету в полдоллара под блюдце:
— Похоже. Умные головы говорят, такое случается.
Официантка проследила, как он идет по проходу к кассе, потом выходит через дверь кафе и проходит мимо большой стеклянной витрины, и вздохнула:
— Вот это мужчина так мужчина! Если бы этот красавчик блондин, полицейский лейтенант, выбрал меня, я бы сделала все, что он хочет. Я даже не сопротивлялась бы.
— Успокойся, барышня, — сказала официантка, обслуживающая другую половину кафе. — С чего это ты решила, что будешь первой в очереди?
— Попроси, может, и уступлю.
— Полагаю, лейтенант заказал свои обычные четыре яйца и двойную порцию ветчины?
Девушка, которая обслуживала Хэнсона, кивнула, кладя в карман своего передника полудолларовую монетку и убирая пустые тарелки.
— С чего бы ему сегодня заказывать что-нибудь другое? Обычных мужиков тут полно. Как я прочитала в какой-то статье, сегодня это основная мировая проблема. Слишком много мужчин с одним яйцом и недостаточно с четырьмя.
Другая официантка, взвесив этот вопрос, философски заметила:
— Ну, если у него все соответствует внешним размерам, полагаю, тебе бы хватило и одного.
Глава 17
В рабочие дни улица бывала битком набита едущими бампер в бампер, впритирку друг к другу ремонтными или развозящими товар грузовиками, а также личным транспортом, обеспокоенные владельцы которого надеялись добраться до своего с таким трудом обретенного рабочего места до критического времени восемь ноль-ноль. Непрерывный гул автомобильных гудков, визг тормозов и лязг металла об металл, а также все прочие звуки сливались в бьющую по барабанным перепонкам городскую симфонию, сопровождающуюся обменом «любезностями» и пронзительными свистками офицеров дорожной полиции.
Но в это утро праздничного понедельника, последнего из трех праздничных дней, на улице почти не было транспорта, а тротуары были в равной степени пустынны.
Пока Хэнсон шел несколько ярдов до полицейского участка, размахивая пакетом, содержащим картонку с кофе и плюшками, которые он нес Фрэнчи Ла Туру, чтобы скрасить тюремный бутерброд с копченой колбасой, что полагался ему в камере предварительного заключения, он почти физически ощущал обступившую его ненормальную тишину. В отсутствии шума и людей можно было подумать, что он снова на ферме своего отца в Солк-Прери.
Он вовсе не хотел опять жить на ферме. Упаси Бог! Но фермерская жизнь имеет свои преимущества. Он никогда не забудет весеннее утро, убаюканное утренней зарей и омытое росой, когда он идет босиком по тропинке, чтобы сгонять молочных коров, и единственные звуки в мире — это карканье проснувшейся на рассвете вороны или жалобный крик зуйка. А ближайшее человеческое жилье находится за несколько километров.
Потом, после того как он загнал коров в коровник и их подоили, в то время еще вручную, а потом вычистили стойла, расстелили свежую подстилку из сена и навалили вилами силоса в кормушки коровам, а зерна — лошадям, они несли ведра молока с еще не осевшей пеной в дом, и либо он, либо один из его братьев не слишком быстро и не слишком медленно крутили ручку старого ручного сепаратора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64