Мне они не нравятся.
— Хорошо, не буду. Ты только не поучай меня больше.
Зала кривых зеркал была переполнена. Обе госпожи баронессы и граф восседали в креслах. Два кресла пустовали. Звучала резкая, отрывистая музыка, которую производили пятеро слуг: конюх терзал бесформенную волынку, подметальщик залихватски чиркал смычком о струны старинной скрипки, кухарка колотила в огромный барабан, задуватель свечей, по ошибке оставшийся в замке и не отправившийся вслед за любителем пива, раздувал свои несусветно большие щеки, дуя в свирель. Пятым в этом оркестре оказался неведомо кем впущенный в стены замка сторож 0,5 шт. Он дудел в безобразно визгливую свистульку, совсем не в ноту и не в такт. При всем при этом он приплясывал, неуклюже перепрыгивая с одной задней лапы на другую, то и дело отрывал свою свистульку от необъятной зубастой пасти, кланялся и восклицал свое обычное: «Гы-ы-ы-ы!»
— А этот прохвост каким образом здесь оказался? — воскликнул Кристоф.
Тут же перед ним возник неожиданно угодливый дворецкий.
— Прошу извинения, господин барон! Это я распорядился на один вечер впустить беднягу в замок. Он промок, продрог, к тому же ему безумно хотелось выступить перед почтенными господами…
— Не слишком ли вы своевольничаете! — вспыхнул Кристоф. — Этой скотине место в зверинце!
— Туда он и будет завтра же отправлен, — сказал дворецкий. — Но сейчас, будьте любезны, не прогоняйте его. Посмотрите хотя бы, как аплодирует ему господин граф.
Действительно, отставной полковник, отставив чашу с хересом, жизнерадостно бил одной ладонью о другую.
— Браво! Браво, тысяча чертей! — проревел он зычным голосом. — Ай да орлы! Аи да молодцы! Таких бы ко мне в кавалерию, в полковой оркестр!… Браво! Верхен, доченька, ты уже здесь? Полюбуйся-ка на этих красавцев!
«Оркестр» почтительно раскланивался.
— Хорошо, — сказал Кристоф. — Пусть остается. Но завтра — немедленнейшим образом — сторожа — в зверинец! Со всеми свистульками!
— Будет исполнено, ваша милость! — сказал дворецкий, удаляясь.
Ровно через мгновение его фигура возникла уже в Центре залы.
— А сейчас, — объявил он, — в заключение нашего танцевального вечера — белый танец! Дамы приглашают кавалеров! Музыку!
«Оркестр» грянул что-то среднее между менуэтом, Мазуркой и галопом — резкое, отрывистое, но вместе с тем вполне мелодичное.
Вероника подошла к Кристофу, скромно поклонилась. Кристоф вскочил с кресла, церемонно раскланялся. Взявшись за руки, они стали плести куртуазную фигуру медленного танца. Госпожа баронесса-старшая пригласила полковника, с радостью откликнувшегося на предложение потанцевать. Клара пригласила дворецкого. («Уж не любовь ли у них?» — промелькнула в голове Кристофа шальная мысль.) Прислуга, разбившись на пары, также танцевала, отбрасывая причудливые отражения на пол, стены и потолок. Объявляльщик «Кушать подано» грациозно выплясывал с тихоней-горничной, то и дело весьма фривольно нашептывая ей на ухо обе известные ему фразы; грузный водовоз галопировал с тощей прачкой; престарелый кастелян, приглашенный своей женой-кастеляншей, сучил тонкими ножками по зеркальному полу, выбиваясь из ритма.
Наконец, музыка кончилась. Лишь один увлекшийся сторож 0,5 шт еще с полминуты что-то насвистывал в свою дуделку. Но замолк и он. В середине залы снова возник дворецкий.
— Почтеннейшие дамы и господа! — объявил он. — На этом музыкальная программа нашего вечера закончена. Но это еще не значит, что подошел к концу наш вечер. Сейчас вас ждет обещанное карнавальное представление. Наши актеры, обрядившись в соответствующие случаю маски, разыграют перед вами аллегорическую комедию «Тезей в лабиринте, или Обманутый хитрец». Прошу любить и жаловать!
Дворецкий удалился. За ним вышел, отложив флейту, задуватель свечей, аккуратно загасил все свечи, кроме нескольких, которые должны были освещать сценическую площадку, и на цыпочках удалился.
Мерцали свечи. Все сидели тихо.
Появился хор, по существу, тот же оркестр: конюх с волынкой, подметальщик со скрипкой, задувалыцик со свирелью, кухарка с барабаном, сторож со свистулькой.
— Комедия! — зычным басом провозгласила кухарка, ударив в барабан. — Из античных времен.
Опять бубухнул барабан.
— О том, как хитрец побирушка взял да попался в ловушку, — тенором пропел конюх.
— Он хотел обмануть провидение, но сам потерпел поражение! — добавил подметальщик.
— Сия пиеса — о наказанье гордеца. Досмотрите, пожалуйста, до конца! — хриплым баритоном исполнил задувалыцик.
— Гы-ы-ы-ы!!! — завершил сторож 0,5 шт.
— Началась сия пиеса во времена царя Герпеса! — возгласил задувальщик. — Жил он сладко, не тужил, царские дела вершил.
На освещенном свечами пространстве совершенно непонятным и неожиданным образом появилось высокое тронное кресло, должно быть, его незаметно внесли во время выступления хора. На троне восседал маленький пухлый человечек, его похожие на сардельки пальцы были украшены кольцами, похожими на золотые, не исключено, что они и были золотыми. Лицо человечка скрывалось под маскою, изображавшею карикатурную, безобразно искаженную физиономию толстяка. Что-то недоброе, даже жутковатое, было в этой маске. Хотя скорей всего причинами такого ощущения могли служить слабое освещение и обилие искривленных зеркал.
— Стукнуло ему сто лет — пора стало на тот свет, — объявил хор.
При этих словах царь, сняв с головы ярко блещущую (может быть, золотую) корону, привстал с трона, галантно поклонился зрителям, надел корону, сел на трон. Неожиданно он повернул голову в направлении выхода из залы так, что стало видно, что маска его искажена специально: выражения лица, написанного на ней, просто не могло существовать в природе. Если рот маски идиотски улыбался, то брови были хмуро сведены вместе, образовывая двойную грозную складку над переносицей.
Там, куда был направлен взгляд маски, из мрака выступала какая-то фигура. Через несколько мгновений очертания ее обрисовались вполне четко. Это была Смерть с косой. Вероника вздрогнула. Кристоф поморщился. Все прочие зрители остались невозмутимы.
Подойдя к царю, Смерть обратилась к нему:
— Здравствуй, царь, или не ждал? Ты, скажи, меня узнал? А пришла к тебе я, чтоб уложить тебя во гроб.
Вступил хор:
— Царь побледнел, с лица опал и мелко-мелко задрожал.
Действительно, толстяк на троне поджал под себя ноги и вполне натурально изобразил мелкую дрожь. Он проговорил, вернее, проблеял:
— Неужели уж пора на земле сдавать дела? Я еще пожить хочу, Смерть, тебе я заплачу!
Смерть отвечала:
— Не торгуйся, как еврей, полезай-ка в гроб скорей.
— Нет! — Царь упал на колени. — Прошу тебя, молю! Все, что хочешь, я даю!
После продлившегося несколько минут препирательства Смерть согласилась дать царю отсрочку на месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Хорошо, не буду. Ты только не поучай меня больше.
Зала кривых зеркал была переполнена. Обе госпожи баронессы и граф восседали в креслах. Два кресла пустовали. Звучала резкая, отрывистая музыка, которую производили пятеро слуг: конюх терзал бесформенную волынку, подметальщик залихватски чиркал смычком о струны старинной скрипки, кухарка колотила в огромный барабан, задуватель свечей, по ошибке оставшийся в замке и не отправившийся вслед за любителем пива, раздувал свои несусветно большие щеки, дуя в свирель. Пятым в этом оркестре оказался неведомо кем впущенный в стены замка сторож 0,5 шт. Он дудел в безобразно визгливую свистульку, совсем не в ноту и не в такт. При всем при этом он приплясывал, неуклюже перепрыгивая с одной задней лапы на другую, то и дело отрывал свою свистульку от необъятной зубастой пасти, кланялся и восклицал свое обычное: «Гы-ы-ы-ы!»
— А этот прохвост каким образом здесь оказался? — воскликнул Кристоф.
Тут же перед ним возник неожиданно угодливый дворецкий.
— Прошу извинения, господин барон! Это я распорядился на один вечер впустить беднягу в замок. Он промок, продрог, к тому же ему безумно хотелось выступить перед почтенными господами…
— Не слишком ли вы своевольничаете! — вспыхнул Кристоф. — Этой скотине место в зверинце!
— Туда он и будет завтра же отправлен, — сказал дворецкий. — Но сейчас, будьте любезны, не прогоняйте его. Посмотрите хотя бы, как аплодирует ему господин граф.
Действительно, отставной полковник, отставив чашу с хересом, жизнерадостно бил одной ладонью о другую.
— Браво! Браво, тысяча чертей! — проревел он зычным голосом. — Ай да орлы! Аи да молодцы! Таких бы ко мне в кавалерию, в полковой оркестр!… Браво! Верхен, доченька, ты уже здесь? Полюбуйся-ка на этих красавцев!
«Оркестр» почтительно раскланивался.
— Хорошо, — сказал Кристоф. — Пусть остается. Но завтра — немедленнейшим образом — сторожа — в зверинец! Со всеми свистульками!
— Будет исполнено, ваша милость! — сказал дворецкий, удаляясь.
Ровно через мгновение его фигура возникла уже в Центре залы.
— А сейчас, — объявил он, — в заключение нашего танцевального вечера — белый танец! Дамы приглашают кавалеров! Музыку!
«Оркестр» грянул что-то среднее между менуэтом, Мазуркой и галопом — резкое, отрывистое, но вместе с тем вполне мелодичное.
Вероника подошла к Кристофу, скромно поклонилась. Кристоф вскочил с кресла, церемонно раскланялся. Взявшись за руки, они стали плести куртуазную фигуру медленного танца. Госпожа баронесса-старшая пригласила полковника, с радостью откликнувшегося на предложение потанцевать. Клара пригласила дворецкого. («Уж не любовь ли у них?» — промелькнула в голове Кристофа шальная мысль.) Прислуга, разбившись на пары, также танцевала, отбрасывая причудливые отражения на пол, стены и потолок. Объявляльщик «Кушать подано» грациозно выплясывал с тихоней-горничной, то и дело весьма фривольно нашептывая ей на ухо обе известные ему фразы; грузный водовоз галопировал с тощей прачкой; престарелый кастелян, приглашенный своей женой-кастеляншей, сучил тонкими ножками по зеркальному полу, выбиваясь из ритма.
Наконец, музыка кончилась. Лишь один увлекшийся сторож 0,5 шт еще с полминуты что-то насвистывал в свою дуделку. Но замолк и он. В середине залы снова возник дворецкий.
— Почтеннейшие дамы и господа! — объявил он. — На этом музыкальная программа нашего вечера закончена. Но это еще не значит, что подошел к концу наш вечер. Сейчас вас ждет обещанное карнавальное представление. Наши актеры, обрядившись в соответствующие случаю маски, разыграют перед вами аллегорическую комедию «Тезей в лабиринте, или Обманутый хитрец». Прошу любить и жаловать!
Дворецкий удалился. За ним вышел, отложив флейту, задуватель свечей, аккуратно загасил все свечи, кроме нескольких, которые должны были освещать сценическую площадку, и на цыпочках удалился.
Мерцали свечи. Все сидели тихо.
Появился хор, по существу, тот же оркестр: конюх с волынкой, подметальщик со скрипкой, задувалыцик со свирелью, кухарка с барабаном, сторож со свистулькой.
— Комедия! — зычным басом провозгласила кухарка, ударив в барабан. — Из античных времен.
Опять бубухнул барабан.
— О том, как хитрец побирушка взял да попался в ловушку, — тенором пропел конюх.
— Он хотел обмануть провидение, но сам потерпел поражение! — добавил подметальщик.
— Сия пиеса — о наказанье гордеца. Досмотрите, пожалуйста, до конца! — хриплым баритоном исполнил задувалыцик.
— Гы-ы-ы-ы!!! — завершил сторож 0,5 шт.
— Началась сия пиеса во времена царя Герпеса! — возгласил задувальщик. — Жил он сладко, не тужил, царские дела вершил.
На освещенном свечами пространстве совершенно непонятным и неожиданным образом появилось высокое тронное кресло, должно быть, его незаметно внесли во время выступления хора. На троне восседал маленький пухлый человечек, его похожие на сардельки пальцы были украшены кольцами, похожими на золотые, не исключено, что они и были золотыми. Лицо человечка скрывалось под маскою, изображавшею карикатурную, безобразно искаженную физиономию толстяка. Что-то недоброе, даже жутковатое, было в этой маске. Хотя скорей всего причинами такого ощущения могли служить слабое освещение и обилие искривленных зеркал.
— Стукнуло ему сто лет — пора стало на тот свет, — объявил хор.
При этих словах царь, сняв с головы ярко блещущую (может быть, золотую) корону, привстал с трона, галантно поклонился зрителям, надел корону, сел на трон. Неожиданно он повернул голову в направлении выхода из залы так, что стало видно, что маска его искажена специально: выражения лица, написанного на ней, просто не могло существовать в природе. Если рот маски идиотски улыбался, то брови были хмуро сведены вместе, образовывая двойную грозную складку над переносицей.
Там, куда был направлен взгляд маски, из мрака выступала какая-то фигура. Через несколько мгновений очертания ее обрисовались вполне четко. Это была Смерть с косой. Вероника вздрогнула. Кристоф поморщился. Все прочие зрители остались невозмутимы.
Подойдя к царю, Смерть обратилась к нему:
— Здравствуй, царь, или не ждал? Ты, скажи, меня узнал? А пришла к тебе я, чтоб уложить тебя во гроб.
Вступил хор:
— Царь побледнел, с лица опал и мелко-мелко задрожал.
Действительно, толстяк на троне поджал под себя ноги и вполне натурально изобразил мелкую дрожь. Он проговорил, вернее, проблеял:
— Неужели уж пора на земле сдавать дела? Я еще пожить хочу, Смерть, тебе я заплачу!
Смерть отвечала:
— Не торгуйся, как еврей, полезай-ка в гроб скорей.
— Нет! — Царь упал на колени. — Прошу тебя, молю! Все, что хочешь, я даю!
После продлившегося несколько минут препирательства Смерть согласилась дать царю отсрочку на месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66