Наверно, это секретная специальность?
– Да нет, что ты, – отвечал Жипцов, – никакого особого секрета нету. Специальность необычная, но прибыльная, хорошо платят, а вот этот домик на острове – вроде нашего дома отдыха, всё бесплатно, тут мы с Дыбовым и отдыхаем.
– И какая же у вас работа?
– Нелёгкая, керя, непростая… мертвецов допрашиваем… прямо в могилах.
– Вот так-с, – подвёл итог капитан. – Вот до чего нас доводит неуёмная жажда открывания новых островов.
– А также осушение рюмки, сэр, – добавил Пахомыч.
Глава LXXX. Рюмочка под беседу
Пожалуй, мы не так уж сильно были потрясены странным объявлением Жипцова и, возможно, даже предполагали, что такие профессии и должности существуют, но столкнуться с ними до поры до времени не ожидали и думать об этом не решались.
– И что ж, всех-всех допрашиваете? – спросил лоцман.
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов, и беседа потекла плавно, осушение рюмки совершалось исправно, и я наливал уже то по пятьдесят, то по тридцать. По таганским законам пустые бутылки ставил на пол.
– Да нет, не всех, – рассказывал Жипцов, – а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажет – мы и ползём, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.
– Как же это ползёте? – невольно удивился старпом. – Отсюда?
– А чего? Прямо отсюда и ползём. Через этот погреб.
– Так вода же кругом! Океан!
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов. – Под окияном тоже мать-сыра-земля. Под окияном и приползём: хушь – в Мытищи, хучь – в Таганрог. Мы на это скорые. Конечно, далеко ползть бывает неохота, но – приходится. Мы-то больше по Расее ползаем, у нас там все свои всходы и выходы.
– Приползём, – вставил Дыбов, – и рачительно… спрашиваем, это кого Жилдобин укажет… А ему-то сверьху говорят.
– Кто же сверху-то?
– А это кто про нас на бумагу записывает, – пояснял Жипцов. – Кто-то – не знаю фамилие – записывает всё и про тебе, и про мене. Вот ты, скажем, скрал или задавил кого – всё записано, или заложил кого – опять записано. Про нас всё пишется. После бумаги эти, как водится, обсуждают, протрясают, кому чего и как, и Жилдобину – приказ. А уж он нас наставляет, куда ползть и о чём спрашивать. Так что мы заранее знаем, за кем что числится. Некоторые дураки и в могиле отнекиваются, мол, я не я и кобыла не моя, но тут уж Дыбову равных нет, старый кадр – афгангвардеец.
– Да я это, – провещился Дыбов, – так-то ничего… ну, а если, так чего ж? Надо… Осушение рюмки тоже ведь… всё по традициям… молоки сладкие… а иначе как… фортификация, так-то.
– Значит, людям и в земле покоя нет, – задумался старпом.
– Э-ке! Да разве это люди? Ты служи старательно! Пей в меру, докладай, когда чего положено. А то зачали храмы рушить да не своё хватать, а после и думают, в земле спокой будет. Нет, не будет и в земле спокою.
– Да ладно тебе, – сказал Дыбов, – чего там… ну всякое бывает… вот только селёдок с тремя молоками не бывает… но, конечно, на то мы и приставлены, чтоб следить во земле… а без нас какой же порядок?… формальность одна и неразбериха, кто чего и как…
– Скажите, пожалуйста, господа, – печально проговорил сэр Суер-Выер, – ответьте честно: неужели за каждым человеком чего-нибудь и водится такое, о чём допрашивать и в могиле надо?
– Ишь ты… – ухмыльнулся Дыбов, – стесняешься… а ты не тушуйся… мы, конечно, сейчас рюмку осушаем, но если уж нас к тебе пошлют…
– Да нет, – успокоительно мигнул Жипцов. – Иной, если сознается и греха невеликие, так просто – под микитки, в ухо – и валяйся дальше, другому – зубы выбьешь. Бывают и такие, которым сам чикушку принесёшь, к самым-то простым нас не посылают, там другие ползут. Там, у них, своя арифметика. Чего знаем – того знаем, а чего не знаем… про то… но бывает, и целыми фамильями попадаются, прямо косяком идут: папаша, сынок, внучик, а там попёрли племяннички, удержу нет, и все воры да убивцы. А сейчас новую моду взяли: гармонистов каких-то завели. Ужас, к которому ни пошлют – гармонист.
– Много, много нынче гармонистов, – подтвердил и Дыбов. – Ух, люблю молоки!
– Но это не те гармонисты, что на гармони наяривают да частушки орут, а те, что гармонию устраивали там, наверху. Нас-то с Дыбовым ко многим посылали… мы уж думали, кончились они, ан нет, то тут, то там – опять гармонист.
К этому моменту разговора мы осушили, наверно, уже с дюжину бутылок, но и тема была такая сложная, что хотелось её немного разнообразить.
– Стюк-стюк-стюк-стюк… – послышался вдруг странный звук, и мы увидели за стеклом птичку. Это была простая синица, она-то и колотила клювиком об стекло.
– Ух ты! – сказал Дыбов и залпом осушил рюмку.
– Ну вот и всё, кореша, – сказал и Жипцов, надевая кепку. – Спасибо за конпанию. Это – Жилдобин.
– Это? – вздрогнул лоцман, указывая на синицу.
– Да нет, – успокоил Жипцов. – Это – птичка, от Жилдобина привет.
– Рожу зря мыли… – ворчал Дыбов, – морду скребли… Ладно… – И они прямо с табуретов утекли в погреб.
Глава LXXXI. Бескудников
– Ну вот и открыли островок, – мрачно констатировал Суер. – Вот с какими упырями приходится пить.
– Бывало и другое, кэп, – сказал я. – Бывало, чокались и с их клиентами.
– Ну и рожи, – сказал Кацман. – А брови-то, брови! Такими действительно только землю буровить.
– Чу! – сказал Пахомыч. – Чу, господа… прислушайтесь… из погреба.
Из-под крышки погреба, которую Жипцов с Дыбовым второпях неплотно прикрыли, слышались односложные железные реплики, судя по всему, указания Жилдобина. Речь шла о каком-то, который многих угробил, потом говорилось, как к нему подползти: «…от Конотопа возьмёте левее, увидите корень дуба, как раз мимо гнилого колодца…», слышно было неважно, но когда Жипцов дополз, стало всё пояснее. Слушать было неприятно, но…
– Ну и ты что же? – спрашивал Жипцов, чиркая где-то далеко спичкой и закуривая. – Всех-всех людей хотел перебить?
– Всех, – отвечал испытуемый. – Но не удалось.
– А если б всех уложил, к кому бы тогда в гости пошёл?
– Нашли время по гостям ходить. Уложил бы всех и сидел бы себе дома, выпивал, индюшку жарил. Но вот видите, не успел всех перебить. Расстреляли, гады. Лежу теперь в могиле, успокоился.
– Э-ке-ке, – сказал Жипцов. – Неужто наверху ещё расстреливают? А я и не знал. Но тебе это только так кажется, что ты успокоился. Вслед за мною-то ползёт Дыбов.
– А что Дыбов?
– Ничего особого… Дыбов как Дыбов… Как твоё фамилие-то? Ваганьков? Востряков? Ага… Вертухлятников… так вот, господин Вертухлятников, за ваши прегрешения и убиения живых человеков – а убивали вы и тела, и души в районах Средней Азии и Подмосковья – вам полагается разговор с господином Дыбовым… Толя? Ты чего там? Ползёшь?
– Да погоди, – послышалось из недр. – Тут одному попутно яйцо нафарширую… а кто там у тебя?
– Да этот, по бумагам Вертухлятников…
– Ты его пока подготовь, оторви чего-нибудь для острастки…
Вдруг там под землёй что-то захрустело, заклокотало, послышался грохот выстрела и крик Жипцова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Да нет, что ты, – отвечал Жипцов, – никакого особого секрета нету. Специальность необычная, но прибыльная, хорошо платят, а вот этот домик на острове – вроде нашего дома отдыха, всё бесплатно, тут мы с Дыбовым и отдыхаем.
– И какая же у вас работа?
– Нелёгкая, керя, непростая… мертвецов допрашиваем… прямо в могилах.
– Вот так-с, – подвёл итог капитан. – Вот до чего нас доводит неуёмная жажда открывания новых островов.
– А также осушение рюмки, сэр, – добавил Пахомыч.
Глава LXXX. Рюмочка под беседу
Пожалуй, мы не так уж сильно были потрясены странным объявлением Жипцова и, возможно, даже предполагали, что такие профессии и должности существуют, но столкнуться с ними до поры до времени не ожидали и думать об этом не решались.
– И что ж, всех-всех допрашиваете? – спросил лоцман.
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов, и беседа потекла плавно, осушение рюмки совершалось исправно, и я наливал уже то по пятьдесят, то по тридцать. По таганским законам пустые бутылки ставил на пол.
– Да нет, не всех, – рассказывал Жипцов, – а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажет – мы и ползём, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.
– Как же это ползёте? – невольно удивился старпом. – Отсюда?
– А чего? Прямо отсюда и ползём. Через этот погреб.
– Так вода же кругом! Океан!
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов. – Под окияном тоже мать-сыра-земля. Под окияном и приползём: хушь – в Мытищи, хучь – в Таганрог. Мы на это скорые. Конечно, далеко ползть бывает неохота, но – приходится. Мы-то больше по Расее ползаем, у нас там все свои всходы и выходы.
– Приползём, – вставил Дыбов, – и рачительно… спрашиваем, это кого Жилдобин укажет… А ему-то сверьху говорят.
– Кто же сверху-то?
– А это кто про нас на бумагу записывает, – пояснял Жипцов. – Кто-то – не знаю фамилие – записывает всё и про тебе, и про мене. Вот ты, скажем, скрал или задавил кого – всё записано, или заложил кого – опять записано. Про нас всё пишется. После бумаги эти, как водится, обсуждают, протрясают, кому чего и как, и Жилдобину – приказ. А уж он нас наставляет, куда ползть и о чём спрашивать. Так что мы заранее знаем, за кем что числится. Некоторые дураки и в могиле отнекиваются, мол, я не я и кобыла не моя, но тут уж Дыбову равных нет, старый кадр – афгангвардеец.
– Да я это, – провещился Дыбов, – так-то ничего… ну, а если, так чего ж? Надо… Осушение рюмки тоже ведь… всё по традициям… молоки сладкие… а иначе как… фортификация, так-то.
– Значит, людям и в земле покоя нет, – задумался старпом.
– Э-ке! Да разве это люди? Ты служи старательно! Пей в меру, докладай, когда чего положено. А то зачали храмы рушить да не своё хватать, а после и думают, в земле спокой будет. Нет, не будет и в земле спокою.
– Да ладно тебе, – сказал Дыбов, – чего там… ну всякое бывает… вот только селёдок с тремя молоками не бывает… но, конечно, на то мы и приставлены, чтоб следить во земле… а без нас какой же порядок?… формальность одна и неразбериха, кто чего и как…
– Скажите, пожалуйста, господа, – печально проговорил сэр Суер-Выер, – ответьте честно: неужели за каждым человеком чего-нибудь и водится такое, о чём допрашивать и в могиле надо?
– Ишь ты… – ухмыльнулся Дыбов, – стесняешься… а ты не тушуйся… мы, конечно, сейчас рюмку осушаем, но если уж нас к тебе пошлют…
– Да нет, – успокоительно мигнул Жипцов. – Иной, если сознается и греха невеликие, так просто – под микитки, в ухо – и валяйся дальше, другому – зубы выбьешь. Бывают и такие, которым сам чикушку принесёшь, к самым-то простым нас не посылают, там другие ползут. Там, у них, своя арифметика. Чего знаем – того знаем, а чего не знаем… про то… но бывает, и целыми фамильями попадаются, прямо косяком идут: папаша, сынок, внучик, а там попёрли племяннички, удержу нет, и все воры да убивцы. А сейчас новую моду взяли: гармонистов каких-то завели. Ужас, к которому ни пошлют – гармонист.
– Много, много нынче гармонистов, – подтвердил и Дыбов. – Ух, люблю молоки!
– Но это не те гармонисты, что на гармони наяривают да частушки орут, а те, что гармонию устраивали там, наверху. Нас-то с Дыбовым ко многим посылали… мы уж думали, кончились они, ан нет, то тут, то там – опять гармонист.
К этому моменту разговора мы осушили, наверно, уже с дюжину бутылок, но и тема была такая сложная, что хотелось её немного разнообразить.
– Стюк-стюк-стюк-стюк… – послышался вдруг странный звук, и мы увидели за стеклом птичку. Это была простая синица, она-то и колотила клювиком об стекло.
– Ух ты! – сказал Дыбов и залпом осушил рюмку.
– Ну вот и всё, кореша, – сказал и Жипцов, надевая кепку. – Спасибо за конпанию. Это – Жилдобин.
– Это? – вздрогнул лоцман, указывая на синицу.
– Да нет, – успокоил Жипцов. – Это – птичка, от Жилдобина привет.
– Рожу зря мыли… – ворчал Дыбов, – морду скребли… Ладно… – И они прямо с табуретов утекли в погреб.
Глава LXXXI. Бескудников
– Ну вот и открыли островок, – мрачно констатировал Суер. – Вот с какими упырями приходится пить.
– Бывало и другое, кэп, – сказал я. – Бывало, чокались и с их клиентами.
– Ну и рожи, – сказал Кацман. – А брови-то, брови! Такими действительно только землю буровить.
– Чу! – сказал Пахомыч. – Чу, господа… прислушайтесь… из погреба.
Из-под крышки погреба, которую Жипцов с Дыбовым второпях неплотно прикрыли, слышались односложные железные реплики, судя по всему, указания Жилдобина. Речь шла о каком-то, который многих угробил, потом говорилось, как к нему подползти: «…от Конотопа возьмёте левее, увидите корень дуба, как раз мимо гнилого колодца…», слышно было неважно, но когда Жипцов дополз, стало всё пояснее. Слушать было неприятно, но…
– Ну и ты что же? – спрашивал Жипцов, чиркая где-то далеко спичкой и закуривая. – Всех-всех людей хотел перебить?
– Всех, – отвечал испытуемый. – Но не удалось.
– А если б всех уложил, к кому бы тогда в гости пошёл?
– Нашли время по гостям ходить. Уложил бы всех и сидел бы себе дома, выпивал, индюшку жарил. Но вот видите, не успел всех перебить. Расстреляли, гады. Лежу теперь в могиле, успокоился.
– Э-ке-ке, – сказал Жипцов. – Неужто наверху ещё расстреливают? А я и не знал. Но тебе это только так кажется, что ты успокоился. Вслед за мною-то ползёт Дыбов.
– А что Дыбов?
– Ничего особого… Дыбов как Дыбов… Как твоё фамилие-то? Ваганьков? Востряков? Ага… Вертухлятников… так вот, господин Вертухлятников, за ваши прегрешения и убиения живых человеков – а убивали вы и тела, и души в районах Средней Азии и Подмосковья – вам полагается разговор с господином Дыбовым… Толя? Ты чего там? Ползёшь?
– Да погоди, – послышалось из недр. – Тут одному попутно яйцо нафарширую… а кто там у тебя?
– Да этот, по бумагам Вертухлятников…
– Ты его пока подготовь, оторви чего-нибудь для острастки…
Вдруг там под землёй что-то захрустело, заклокотало, послышался грохот выстрела и крик Жипцова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55