Не похоже, что издевается. Странный он сегодня какой-то. И бегом на озеро. А Татка уже навстречу идет. Улыбается мне так светло, что сразу на душе покойно стало и тепло как-то. Она ведь и вправду с озерными жителями дружбу свела. Меня обещала познакомить. Ну я ей говорю, что караван пришел — бежим скорее. А она вдруг чего-то испугалась. Надо, мол, в мужскую одежду переодеться, нельзя мне в таком виде показываться. Смешно, почитай два месяца так перед всем гарнизоном ходит, и ничего. А тут… Я тогда не думал даже, что у Таты дар есть — опасность чуять.
Ну мы ей одежку подобрали, да так, чтобы не разобрать было, что женщина переодетая, Да чтобы волос не видно. Она же темная, а мы на заставе, кроме Рыся и Наны, все русые. Татка бы и глаза готова чем-нибудь закрыть только чем их закроешь? В общем, пришли мы на гостевое поле, когда караван уже на ночевку устраивался. Тата близко к повозкам подходить не стала, издали все рассматривала. Эх, сорвалось у меня — сестрицей похвалиться! Если бы я знал, хвастун несчастный, чем это могло закончиться!
С торговыми караванами в Град часто разные бродячие лицедеи и певцы приезжали. У нас, полесичей, любили артистов, вот они и старались в Полесовье добраться. На последние деньги в караване место покупали, кормились тем, что в дороге выступали в караван-сараях да на постоялых дворах. Вот и с этим караваном приехал певец, уж больно хвалил его караванщик. А вечером на гостевом дворе он представление устроил. Стоян всегда часть гарнизона отпускает на гостевой двор, а другие со стены смотрят, коли охота.
Вот и нынче так же было. Тату я уговорил во двор пойти, к костру. С нами Рысь пошел. Пристроились мы позади своих втроем. Тата какая-то встревоженная была, и мы с Рысем, на нее глядя, что-то неуютно себя почувствовали. А тут и певец от повозок выплыл. Иначе и не скажешь! Идет, как князь, важный, величие свое расплескать боится. А разодет, точно наложница в гареме у богатого купца! Даже ожерелье из самоцветных камней на груди сияет. Татка, чтобы не расхохотаться, полплаща, наверное, себе в рот запихала. И мы с Рысем тоже едва не рассмеялись и над певцом этим, и над Таткой.
Но пел он здорово! Я такого еще не слышал! За это пение я ему и наряд его женский, и чванство простил. Долго его слушали. И пел он здорово, и песни у него хорошие были. А потом запел он о дороге, по которой всю жизнь человек идет — от рождения и до смерти. Сижу я — слушаю, и вся моя жизнь передо мной проходит. И не заметил даже, как уснул. Да и все у костра уснули, потому что чары на ту песню были наложены. Только Нана успела те чары учуять, да Тата устояла.
Ну вот, сплю я, сидя у костра, и снится мне, что змея к нам подкрадывается. А я ни рукой, ни ногой не могу пошевелить. А змея все ближе и ближе, вот-вот укусит. Уже и зубы ее вижу, а змея как свистнет мне в ухо! Аж уши зало жило, с меня весь сон скинуло! Стоим мы с Рысем с мечами наголо, во все стороны вертимся — откуда, что, где? И все парни повскакивали, оглядываются. Давай друг над другом и сами над собой потешаться да разбираться, кто это так свистел по-разбойничьи. А певец сразу другую песню завел, а сам злобу за улыбкой прячет. Я это сразу заметил и меч не опускаю.
Тут Стоян с Наной и воинами подбежали, видно, рядом были. У Таты спрашивают: «Кто?» А от костра в ночь двое бежать бросились, и певец, как заяц, к воротам рванул. Остолопы, куда ж они со двора-то денутся?! Их и взяли тут же. Вот только певца кто-то из темноты стрелой в спину — и сразу насмерть. Оказалось, что ихний же, за ним доглядывать поставлен был, видно. И кто бы подумал! Это евнух, переодетый в служанку! Правда, он и сам в темноте на колья во рву напоролся, а может, и нарочно это сделал. Чтобы настоящего хозяина не выдать.
А затеяно все это было, как потом выясни лось, с одной целью — Тату выкрасть. Я, когда это все узнал, себя не знаю как ругал! К Тате теперь охрана приставлена, и Нана стала ее волшебству учить. И не только Нана. И Яська, и Водяной. И так быстро Тата эту науку усвоила, что все только диву дались! Очень скоро она ей, да и всем нам, пригодилась.
К озерным жителям мы быстро привыкли. Чудно. Все знали, что в озере Водяной с русалками живет, дозорные в лунные ночи видели их иногда. И вот ведь никакого вреда от них никому не было, но боялись все страшно. А стоило Татке с ними дружбу завести, и вскоре все мы стали с ней к воде спускаться. Близко не подходили, но сидели на берегу, пока Тата с ними разговоры вела, волшбе училась или плавала с русалками. Поначалу они тоже дичились нас, остерегались. А потом ничего, привыкли. И из наших кое-кто теперь с ними раз говаривал. А вот я да Рысь, а потом и Добродь так и купаться вместе с ними отважились. Особенно после одного случая.
А случилась как-то лунной ночью беда. Корявни подкрались к озеру, причем с тыла! И утащили одну из русалок. Не успели дозорные шум поднять (еще бы — корявни у самой крепости!), а Тата уже беду почуяла, как есть в одних «джинцах» босиком бежит к озеру, и Нана за ней следом. Если бы с южной стороны корявни пробрались, может, и не ринулись мы в погоню. Но в тылу врага оставлять нельзя, да и русалочку всем жалко было. В общем, в погоню мы быстро собрались. Тем более что ночь лунная, светло, как днем. А Тата вперед всех на своей кобыле помчалась. Рысь было оставить ее хотел, да где там! Еле догнали мы ее, и откуда ее ленивой кобылы такая прыть взялась? — И что чудно, лес перед нами как будто расступался! Никогда еще по лесу так легко скакать не приходилось. Корявней мы быстро догнали. И опять же Татка их первая учуяла. Крикнула нам, что засада впереди, а сама руку вперед выкинула, и с пальцев как молнии ударили. И вспыхнула в воздухе сеть огнем — это они нас, значит, сетью своей поганой поймать хотели — и с десяток корявней в кустах загорелись. А Тата кричит, что русалочку вперед уносят, и дальше мчится. Ну, мы этих-то конями потоптали.
Перед очередным холмом Тата лошадь остановила. Холмик вроде и не высок, но крутенек и кустами густо зарос. Да мы и сами уж дога дались, что здесь они. И так этот холмик для атаки неудобен! И луна вроде светит — видно все, а только все ж не белый день. Я Татке кричу в запале, мол, огнем давай. А она отвечает, что нельзя — русалочка там. И Рысь сразу команду дает, чтобы стреляли из луков прицельно, дабы в русалку не попасть случайно.
А Тата спрыгнула с лошади, присела на корточки и руки над землей держит. Вдруг под руками голубым неярко так засветилось. Татка выпрямилась, в руках у нее образовался вроде как меч, небольшой такой, тоненький и голубым светится. И где она его взяла? Крикнула она что-то беззвучно, и что бы вы думали! Кусты сами к земле приклонились-прижались, и корявни перед нами, как на ладони! А позади корявней кусты прямо как лес сделались — высокими да густыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57