Доводы Румянцева показались уважительными. Но когда со смертью Бибикова новый командую– щий возобновил просьбы о посылке Суворова, положение было несколько иным: война кончилась, Суворов был не у дел, главное же – императрица была до того напугана разраставшимся восстанием, что готова была послать туда всех генералов, лишь бы покончить, наконец, с Пугачевым. В августе 1774 года Екатерина писала Панину: «Что же касается до генерал-поручика Суворова, то непременно моя воля есть, чтоб до утушения бунта под вашим начальством свое пребывание имел».
В тот день, когда прибыло известие о переходе Пугачева на правый берег Волги и о движении его на Москву, к Суворову поскакал курьер с эстафетой. Получив приказ, Суворов тотчас выехал в Москву, повидался там с женою и отцом и немедленно, без багажа, поскакал к Панину.
В распоряжение Панина были переданы значительные по тому времени силы – около 20 тысяч человек, в том числе Казанский и Пензенский дворянские корпуса. Помимо перечисленных сил, в районе восстания – у Оренбурга, Пензы, Казани – были сформированы многочисленные вооруженные отряды.
В то время как правительство мобилизовало целую армию, ресурсы Пугачева начали таять. Из состава его армии вышли башкиры, не пожелавшие идти в Поволжье. Лишился он также уральских рабочих, поставлявших ему кадры преданных бойцов и пушки, пока он сражался в Приуралье. Вновь присоединившиеся к нему калмыки не представляли собою серьезной военной силы. Вдобавок армия Пугачева была плохо вооружена.
В конце августа правительственные войска под начальством Михельсона нанесли повстанцам страшное поражение у Сальникова завода. Пугачев потерял здесь 24 орудия, 6 тысяч пленными и 2 тысячи убитыми, в числе их своего верного сподвижника Овсянникова. Это было в тот самый день, когда Суворов представлялся Панину.
Получив от Панина неограниченные полномочия, Суворов в сопровождении конвоя из 50 человек отправился через Пензу к Саратову.
Там он узнал о поражении Пугачева у Сальникова завода и о том, что Михельсон неутомимо продолжает преследование. Сформировав в Царицыне в один день отряд из нескольких сотен кавалеристов и трехсот пехотинцев, посаженных на коней, Суворов двинулся в степь на поиски разбитого вождя крестьянской войны. Схваченный Михельсоном, один из сподвижников Пугачева, яицкий казак Тарпов, показал, что Пугачев с несколькими десятками человек переплыл Волгу и, «отскакав па несколько верст с своими сообщниками… посоветовав, положили бежать степью безводным местом 70 верст к каким-то камышам», где надеялись найти воду и отсидеться, добывая пропитание охотою на диких зверей.
Легкий отряд Суворова устремился в степи.
Хлеба в отряде было мало, взамен его употребляли ломти засушенного на огне мяса. Днем шли по солнцу, ночью по звездам; двигались во всякую погоду, теряя отставших, бросая на дороге загнанных коней. Вскоре напали на след Пугачева; крестьяне рассказывали, что накануне Пугачев был здесь, но приверженцы его взбунтовались, связали его и повезли в Яицк.
Доведя быстроту марша до предела, Суворов направился к Яицку. В пути, однако, произошла непредвиденная задержка: ночью наткнулись на степных кочевников, которые открыли стрельбу, убив при этом давнишнего суворовского адъютанта Максимовича, ехавшего рядом со своим начальником. Рассеяв нападавших, Суворов отобрал несколько наиболее «доброконных» кавалеристов и поскакал с ними вперед.
Оказалось, однако, что Пугачев был уже выдан яицкому коменданту Симонову.
Через два дня, забрав пленника, отряд выступил из Яицка.
Суворов относился к Пугачеву, как к военнопленному; он расспрашивал его об его действиях и планах, интересовался организацией его войск.
Хотя наибольшую энергию в борьбе с восстанием проявил Михельсон, но Панин предпочел выставить в качестве виновника успеха Суворова, то есть избранного им, Паниным, кандидата. «Неутомимость отряда Суворова выше сил человеческих, – патетически доносил он Екатерине.,– По степи, с худейшей пищею рядовых солдат, в погоду ненастнейшую, без дров, без зимнего платья, с командами майорскими, а не генеральскими, гонялся до последней крайности».
Насмешница-судьба сыграла шутку с полководцем: никогда, ни до того времени, ни после, он не получал такой блестящей аттестации от своего начальника, как за доставку поверженного, закованного пленника.
В действительности роль Суворова была более чем скромной. Появившись в момент, когда восстание уже шло на убыль, он, самое большое, ускорил на несколько дней неизбежную трагическую развязку.
Впрочем, Екатерина отлично понимала это: хотя она и наградила Суворова золотой шпагой, усыпанной бриллиантами, – наградила именно за Пугачева, а не за турецкую кампанию, но при случае она без обиняков заявила, что «Суворов тут участия не имел… и приехал по окончании драки и поимки злодея». В другой раз она выразилась еще непочтительнее, сказав, что Пугачев обязан своей поимкой Суворову столько же, сколько ее комнатной собачке Томасу.
Летом 1775 года дворянская Россия пышно отпраздновала подавление Пугачевского восстания и успешное окончание внешних (польской и турецкой) войн. Суворов не присутствовал на празднествах: он в это время находился в Поволжье, ликвидируя последние очаги восстания.
В августе 1775 года скончался Василий Иванович Суворов.
В связи с этим полководец получил разрешение явиться в Москву, представлялся там государыне и был назначен командиром Петербургской дивизии. Для большинства генералов такое назначение показалось бы чрезвычайно лестным и выгодным. Однако Суворову оно было не по душе. Его не привлекала перспектива получать награды за парадную службу; в мечтах своих он стремился к подлинной славе, неразрывно связанной со славою своей родины, и не хотел менять тяготы и опасность борьбы на теплое местечко в столице. В этом характерное отличие Суворова: он мог обращаться к покрори– тельству могущественных царедворцев, но стать одним из них никогда бы не согласился.
Оставшись в Москве по домашним делам, он провел там и в своих деревнях свыше года, ни разу не появившись в Петербурге для командования дивизией.
В ноябре 1776 года он получил от Потемкина предписание срочно выехать в Крым.
* * *
Еще Петр I высказал мысль о необходимости присоединения к России Крыма, запиравшего выход из Азовского моря и игравшего решающую стратегическую роль на Черноморском побережье. В XVIII веке русская политика неизменно была направлена к присоединению этого полуострова. Заключенный, в 1774 году в Кучук-Кайнарджи мирный договор в значительной степени разрешал эту задачу – турки очистили полуостров, и решающее влияние на крымские дела приобрела Россия благодаря обладанию крепостями – Керчью, Еникале и Кинбурном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
В тот день, когда прибыло известие о переходе Пугачева на правый берег Волги и о движении его на Москву, к Суворову поскакал курьер с эстафетой. Получив приказ, Суворов тотчас выехал в Москву, повидался там с женою и отцом и немедленно, без багажа, поскакал к Панину.
В распоряжение Панина были переданы значительные по тому времени силы – около 20 тысяч человек, в том числе Казанский и Пензенский дворянские корпуса. Помимо перечисленных сил, в районе восстания – у Оренбурга, Пензы, Казани – были сформированы многочисленные вооруженные отряды.
В то время как правительство мобилизовало целую армию, ресурсы Пугачева начали таять. Из состава его армии вышли башкиры, не пожелавшие идти в Поволжье. Лишился он также уральских рабочих, поставлявших ему кадры преданных бойцов и пушки, пока он сражался в Приуралье. Вновь присоединившиеся к нему калмыки не представляли собою серьезной военной силы. Вдобавок армия Пугачева была плохо вооружена.
В конце августа правительственные войска под начальством Михельсона нанесли повстанцам страшное поражение у Сальникова завода. Пугачев потерял здесь 24 орудия, 6 тысяч пленными и 2 тысячи убитыми, в числе их своего верного сподвижника Овсянникова. Это было в тот самый день, когда Суворов представлялся Панину.
Получив от Панина неограниченные полномочия, Суворов в сопровождении конвоя из 50 человек отправился через Пензу к Саратову.
Там он узнал о поражении Пугачева у Сальникова завода и о том, что Михельсон неутомимо продолжает преследование. Сформировав в Царицыне в один день отряд из нескольких сотен кавалеристов и трехсот пехотинцев, посаженных на коней, Суворов двинулся в степь на поиски разбитого вождя крестьянской войны. Схваченный Михельсоном, один из сподвижников Пугачева, яицкий казак Тарпов, показал, что Пугачев с несколькими десятками человек переплыл Волгу и, «отскакав па несколько верст с своими сообщниками… посоветовав, положили бежать степью безводным местом 70 верст к каким-то камышам», где надеялись найти воду и отсидеться, добывая пропитание охотою на диких зверей.
Легкий отряд Суворова устремился в степи.
Хлеба в отряде было мало, взамен его употребляли ломти засушенного на огне мяса. Днем шли по солнцу, ночью по звездам; двигались во всякую погоду, теряя отставших, бросая на дороге загнанных коней. Вскоре напали на след Пугачева; крестьяне рассказывали, что накануне Пугачев был здесь, но приверженцы его взбунтовались, связали его и повезли в Яицк.
Доведя быстроту марша до предела, Суворов направился к Яицку. В пути, однако, произошла непредвиденная задержка: ночью наткнулись на степных кочевников, которые открыли стрельбу, убив при этом давнишнего суворовского адъютанта Максимовича, ехавшего рядом со своим начальником. Рассеяв нападавших, Суворов отобрал несколько наиболее «доброконных» кавалеристов и поскакал с ними вперед.
Оказалось, однако, что Пугачев был уже выдан яицкому коменданту Симонову.
Через два дня, забрав пленника, отряд выступил из Яицка.
Суворов относился к Пугачеву, как к военнопленному; он расспрашивал его об его действиях и планах, интересовался организацией его войск.
Хотя наибольшую энергию в борьбе с восстанием проявил Михельсон, но Панин предпочел выставить в качестве виновника успеха Суворова, то есть избранного им, Паниным, кандидата. «Неутомимость отряда Суворова выше сил человеческих, – патетически доносил он Екатерине.,– По степи, с худейшей пищею рядовых солдат, в погоду ненастнейшую, без дров, без зимнего платья, с командами майорскими, а не генеральскими, гонялся до последней крайности».
Насмешница-судьба сыграла шутку с полководцем: никогда, ни до того времени, ни после, он не получал такой блестящей аттестации от своего начальника, как за доставку поверженного, закованного пленника.
В действительности роль Суворова была более чем скромной. Появившись в момент, когда восстание уже шло на убыль, он, самое большое, ускорил на несколько дней неизбежную трагическую развязку.
Впрочем, Екатерина отлично понимала это: хотя она и наградила Суворова золотой шпагой, усыпанной бриллиантами, – наградила именно за Пугачева, а не за турецкую кампанию, но при случае она без обиняков заявила, что «Суворов тут участия не имел… и приехал по окончании драки и поимки злодея». В другой раз она выразилась еще непочтительнее, сказав, что Пугачев обязан своей поимкой Суворову столько же, сколько ее комнатной собачке Томасу.
Летом 1775 года дворянская Россия пышно отпраздновала подавление Пугачевского восстания и успешное окончание внешних (польской и турецкой) войн. Суворов не присутствовал на празднествах: он в это время находился в Поволжье, ликвидируя последние очаги восстания.
В августе 1775 года скончался Василий Иванович Суворов.
В связи с этим полководец получил разрешение явиться в Москву, представлялся там государыне и был назначен командиром Петербургской дивизии. Для большинства генералов такое назначение показалось бы чрезвычайно лестным и выгодным. Однако Суворову оно было не по душе. Его не привлекала перспектива получать награды за парадную службу; в мечтах своих он стремился к подлинной славе, неразрывно связанной со славою своей родины, и не хотел менять тяготы и опасность борьбы на теплое местечко в столице. В этом характерное отличие Суворова: он мог обращаться к покрори– тельству могущественных царедворцев, но стать одним из них никогда бы не согласился.
Оставшись в Москве по домашним делам, он провел там и в своих деревнях свыше года, ни разу не появившись в Петербурге для командования дивизией.
В ноябре 1776 года он получил от Потемкина предписание срочно выехать в Крым.
* * *
Еще Петр I высказал мысль о необходимости присоединения к России Крыма, запиравшего выход из Азовского моря и игравшего решающую стратегическую роль на Черноморском побережье. В XVIII веке русская политика неизменно была направлена к присоединению этого полуострова. Заключенный, в 1774 году в Кучук-Кайнарджи мирный договор в значительной степени разрешал эту задачу – турки очистили полуостров, и решающее влияние на крымские дела приобрела Россия благодаря обладанию крепостями – Керчью, Еникале и Кинбурном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84